. Так вот, телевидение, и именно «личностное» телевидение, если можно так сказать, – очень важный канал расшатывания этой ригидности. То есть способ вовлечь и зрителя в это движение, в эту динамику, которая объективно сейчас происходит и должна отразиться в телепередачах.
Но отражается ли? И если да – так ли, как нужно?
Психология киновосприятия [20]
Основная задача настоящей статьи – раскрыть в какой-то мере структуру художественного восприятия кинофильма и ответить на вопрос о том, каковы те механизмы, которые обеспечивают адекватность процесса киновосприятия. Статья может послужить известной опорой при дальнейшей работе в области применения учебного кино для обучения иноязычной речи и способствовать повышению профессионально-кинематографического и профессионально-методического уровня учебных кинофильмов.
Прежде чем приступить к анализу собственно киновосприятия, нам придется совершить экскурс в некоторые общие проблемы психологии искусства.
Познавая действительность, познавая предметы и явления в их связях и отношениях, человек в процессе своей деятельности выделяет в них существенные признаки, абстрагирует их, закрепляет и передает другим людям, которые проецируют полученное таким образом общественное знание на новую действительность, опосредствуя им свое познание. В каких формах это общественное знание закрепляется и может передаваться – от одного человека к другому, от одной социальной группы к другой, от одного поколения к другому? Обычно такой формой являются так называемые «идеальные объекты», или «квазиобъекты» [21] . Типичным примером квазиобъекта является слово, тот внешний по отношению к нашему сознанию материальный объект, на который мы как бы переносим все, что знаем о том или ином предмете или явлении. Мы «приписываем» слову признаки соответствующего предмета (и тогда говорим о «понятии», отраженном и закрепленном в слове). Человек узнает что-то новое о предмете (классе предметов) через слово, опосредствуя процесс познания словом. Это легко проследить на развитии познавательных процессов у ребенка, которое проходит целый ряд последовательных этапов, впервые раскрытых на большом фактическом материале известным советским психологом Л.С. Выготским (см. Выготский , 1956).
Именно благодаря тому, что такое материальное образование, как слово (и знак вообще), существует и является всеобщим достоянием, человек может делать личное общественным, а общественное личным, точнее личностным.
Усваивая знания в процессе деятельности, человек развивает дремлющие в нем «сущностные силы» (К. Маркс), способности и возможности. Познавая мир, он развивается сам, формирует свое сознание, психику. Человек медленно «строит» себя, преобразуя общественные умения, знания, которые он находит для себя в окружающей действительности.
Но личность – это не только человек с присущим ему уровнем знаний и умений. Ее характеризует также и этическая, эмоционально-волевая, вообще чувственная сфера, к которой относится и искусство.
Для чего нужен человеку этот мир – мир страстей и радостей, мир подвига и сострадания, мир Толстого и Бетховена? К. Маркс ответил на этот вопрос так: «…страдание, понимаемое в человеческом смысле, есть один из способов, каким человек воспринимает свое "я"» ( Маркс, Энгельс , 1956, с. 592).
Итак, первое, что связано в деятельности человека с искусством, – это познание человеком самого себя как общественного человека. В деятельности человек как-то проявляет свои личностные черты, утверждает себя и одновременно себя познает.
Психологическую сущность искусства нельзя понять до конца, если не подходить к искусству с социальных позиций. К. Маркс писал об этом так: «…человеческое чувство, человечность чувств – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета… Чувство, находящееся в плену у грубой практической потребности, обладает лишь ограниченным смыслом» ( там же , с. 593—594).
Общество производит человека как человека, чтобы его руками воспроизводить и творить человеческий мир, порождать «овеществленную силу знания» (Маркс) и овеществленную силу чувства. Точно так же человек постоянно воспроизводит и производит общество в своей продуктивной деятельности и в своем общении. И оба они – личность и общество, вернее, общество и личность – только в этом взаимном процессе способны существовать и развиваться.
Есть что-то в жизни личности и общества, что самой личности может порой представляться ненужным, излишним, роскошью. Кстати, отсюда споры, нужен ли человеку Бах, Блок, ветка сирени в космосе. Есть вещи, без которых может прожить личность, каждый из нас в отдельности, но не может прожить общество в целом. Это «что-то», связанное с действительностью «человеческого чувства», и есть гносеологический и психологический субстрат искусства. И в этом – второй ключ к его психологической сущности.
Что же это за «что-то»? Ответ на это мы находим в определении марксизмом-ленинизмом человека коммунистического общества, гармонической личности коммунистического будущего. Искусство – это то, что обеспечивает цельность и гармоническое развитие этой личности. И это – идея искусства как «разлитой» в обществе настоящего «эманации» личности коммунистического будущего – и есть третий ключ к психологической сущности искусства.
Содержание искусства – это те общественные отношения, которые выступают для нас не в понятийной форме, а как личные интересы, личное поведение и переживаются каждым из нас как свое, интимное, внутреннее. Ведь не все в деятельности человека может быть отражено при помощи отработанных, общественных по форме значений. Многое является общественным по существу, будучи по форме индивидуальным, субъективным. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс писали, что в классовом обществе «личное поведение индивида… одновременно существует как не зависимая от него, созданная общением сила, превращаясь в общественные отношения…» ( Маркс, Энгельс, 1955 а , с. 234). И наоборот: общественные отношения выступают как «личное поведение» индивида.
И вот здесь возникает та психологическая категория, которую мы часто упускаем, когда говорим об искусстве. Это категория личностного смысла, той субъективной психологической формы, в которой существует общественное знание, общественное представление. Смысл не тождествен значению, которое есть объективная, кодифицированная форма существования общественного знания; но он не менее социален, чем значение, ибо сама психика человека, его сознание социальны по своей природе.
Что такое смысл? Вот перед нами засохший цветок. По своему значению он как будто бы относится больше всего к гербарию. Но для меня он может иметь кроме значения и смысл. Он может быть моим прошлым, будить во мне воспоминания. Я вкладываю в него личностный смысл, и цветок оказывается «идеальным объектом», в котором закреплены и объективированы мои мысли, чувства, переживания.
Вот дом. Он имеет для любого прохожего одно и то же значение: развалившийся дом на окраине со всеми его объективными признаками. Но это дом, в котором я родился, и он имеет для меня особый личностный смысл.
Так же, как сущность языка лежит в скрещении познания при помощи языка и общения при помощи языка, так секрет искусства лежит в скрещении познания искусством и общения искусством. Я могу как угодно остро и глубоко интуитивно воспринимать какие-то стороны действительности, не поддающиеся вербализации, могу наслаждаться красотой природы или женщины, могу сопереживать трагическим событиям, развертывающимся перед моими глазами. Но это еще не искусство. Искусство начинается там, где я нахожу для этого восприятия объективно значимые формы.
Что это за формы? Это не просто так называемый «язык искусства» – его материал, «мертвая» техника. Искусство не использует эту технику прямо: оно переосмысливает ее, включая в особую систему связей и отношений, в специфическую форму общения. И потому-то, чтобы закрепить человеческое чувство, чтобы сделать его достоянием других людей и себя самого в другое время, человек ищет такие способы для этого, которые несли бы в себе не бледную тень, не стертый след переживания, а само это переживание. Для этого есть только один путь – сохранить саму ситуацию общения искусством, заставить человека снова и снова создавать, творить переживание, а не воспроизводить его по готовому эталону. Мало усвоить те значения, с которыми у нас связано эстетическое переживание. Мы должны создать условия для того, чтобы эти значения возбудили в нас ту систему личностных смыслов, которая воспроизводит систему смыслов создателя художественного произведения, позволяет перебросить мостик от того, кто творит искусство, к тому, кто воспринимает искусство. Общение искусством – это смысловое общение с опорой на язык искусства. Что касается элементов языка искусства, то это не более чем «идеальные объекты», которые еще надо «одухотворить», наполнить содержанием, придать им соответствующую функцию.
Человек, который воспринимает искусство, тоже его творит. Он получает вместе с произведением искусства определенную программу, позволяющую ему пережить в процессе восприятия нечто максимально близкое тому, что в это произведение было вложено его творцом.
Итак, искусство это не техника искусства, но это и не продукт искусства, не само по себе художественное произведение. Оно может оставаться мертвым, если мы не знаем психологического ключа к нему, если мы не будем осуществлять с опорой на него специфическую деятельность общения искусством. Искусство, в сущности, и есть способ общения, и предмет психологии искусства – это: а) проблема развития форм общения искусством и б) проблема общего развития личности под влиянием искусства.
Надо сказать, что очень часто мы представляем себе, что достаточно поставить человека перед картиной или посадить человека в кинозал, чтобы он адекватно и сразу понял и усвоил то, что увидел. Это явное заблуждение. Эстетическое воспитание школьников на материале живописи совсем не сводится к тому, что мы развесим в школе репродукции картин из Третьяковской галереи. То же касается и кинематографа. Как всякому общению, общению искусством надо специально учить.