учный, научно-популярный, художественный) с самого начала оцениваются – в зависимости от установки на то или иное содержание – по разным признакам. Т.М. Дридзе ( Дридзе , 1972) в ходе широкого психолингвистического исследования отношения «текст – реципиент» удалось выяснить, в частности, зависимость понятия «стереотипа» от характера установки реципиента на текст, определяемого, в свою очередь, рядом социологических факторов.
В.В. Андриевская (1971) показала, что в условиях более полной ориентировки в содержании влияние частотно-ассоциативных связей становится значительно меньше. А.П. Журавлев (1971) и B.Ф. Сатинова ( Пассов, Сатинова , 1971) изучали отражение установки на содержание текста в разных видах смысловых трансформаций при его пересказе.
Установка на правдивость – ложность содержания речи также отражается в ее психолингвистических характеристиках. Эта зависимость была экспериментально показана в советской психолингвистике В.И. Батовым: заведомо ложное сообщение содержит менее частотные слова, что связано, по мнению автора, с общей тенденцией к «нетривиальности» коммуникационных структур (а эта последняя связана, в свою очередь, с большей мотивированностью их выбора) ( Батов, Коченов , 1973). C.М. Вул проследил динамику изменения языковых характеристик заведомо ложного текста и выявил некоторые более общие его языковые признаки ( Вул , 1970).
Установка на тот или иной временной режим исследовалась тремя авторами. В.В. Андриевская (1970) выявила, что в условиях временного давления ассоциативный эксперимент дает преимущественно высокочастотные слова. Н.В. Витт (1971 а, б ) и Б.Ф. Воронин (1970) изучали ту же проблему на материале иностранного языка; последний автор показал резкий рост количества ошибок при временных ограничениях.
Специально исследовались также психолингвистические характеристики речи в условиях эмоционального стресса, где правильная ориентировка затруднена или совсем нарушена. Подобные исследования имеются в научной литературе, но в них выявлены обычно лишь отдельные характеристики: более или менее широко они учтены лишь в трех работах ( Osgood, Walker , 1959; Dibner , 1956; Mahl , 1963). В СССР отражение эмоционального напряжения в психолингвистических характеристиках сообщения изучалось Н.В. Витт ( Витт , 1971 а, б ; Витт, Ермолаева-Томина , 1971) и в особенности Э.Л. Носенко ( Леонтьев, Носенко , 1973). В последнем исследовании были выявлены следующие психолингвистические признаки эмоциональности: средняя длина отрезка речи между паузами хезитации (меньше); средняя длительность паузы (больше); отношение суммы длительностей пауз к длительности звучания речи (больше); число ложных начал, перифраз, семантически нерелевантных повторений, грамматических рассогласований, логически и грамматически незавершенных фраз, афункциональных инверсий, речевых стереотипов (больше); колебание уровня громкости (более заметное); процент высказываний с ясной позитивной или негативной коннотацией (значительно больше); процент употребленных слов со значением безысключительности (типа «всегда», «каждый», «до конца») (больше). Выявлены некоторые характеристики речи испытуемых возбудимого типа по сравнению с тормозным. Показана относительная независимость этих признаков от структуры языка.
Основные работы по механизмам и роли ориентировки в собеседнике принадлежит профессору А.А. Бодалеву и его школе и суммированы в двух монографиях этого автора ( Бодалев , 1965; 1970). Однако психолингвистические корреляты этого звена ориентировки исследованы недостаточно.
В заключении этого раздела укажем на цикл работ Е.Ф. Тарасова (1969, 1972), где анализируется значение для общения ориентировки в системе социальных ролей коммуникаторов и на работу А.У. Хараша (1972), где близкие вопросы рассматриваются применительно к публичной речи.
IV. Неречевые компоненты процесса речевого общения. Для тематики настоящего доклада особый интерес представляет связь паралингвистики и особенно кинезики с общей психолингвистической структурой процессов речеобразования. К сожалению, если сами по себе паралингвистические и кинезические явления исследованы очень хорошо (из новых публикаций на русском языке укажем: Колшанский , 1973; Николаева , 1972), то психолингвистический их аспект остается нераскрытым.
В этом отношении можно указать лишь на одно исследование ( Маслыко , 1970), показавшее, как можно осуществить психолингвистическую иерархию кинезических и паралингвистических явлений в зависимости от их соотносимости с последовательными этапами порождения речевого высказывания – от внутреннего программирования до внешнего «озвучивания» (автор опирался на нашу модель, разработанную совместно с Т.В. Рябовой; А.А. Леонтьев, 1969 а, в ).
В настоящее время в Институте языкознания Академии наук СССР осуществляется широкая программа исследования национальных и универсальных особенностей паралингвистики, кинезики и других неязыковых компонентов процесса общения. Произведено или производится обследование в этом плане русского, белорусского, болгарского, польского, литовского, латышского, немецкого, английского, исландского, эстонского, таджикского, узбекского, киргизского, кабардинского, чечено-ингушского, арабского, японского, китайского, корейского, вьетнамского, эскимосского и некоторых других языков. Результаты этих исследований пока не опубликованы. Было бы крайне желательно еще больше расширить круг обследуемых языков: для этой цели разработан специальный вопросник, рассчитанный на этнографов, филологов и лингвистов, не имеющих специальной психолингвистической подготовки.
V. Заключение. В работе сжато изложена теоретическая основа, на которую опираются основные исследования психолингвистических параметров общения в советской науке (с особенным вниманием к межличностному общению). Изложены наиболее важные результаты таких исследований и даются отсылки к некоторым другим публикациям. Охарактеризовано состояние исследований неречевых компонентов межличностного общения.
Представляется целесообразной дальнейшая экспериментальная и теоретическая разработка психологии межличностного общения в намеченных выше направлениях, прежде всего в плане различных видов и компонентов предречевой ориентировочной активности. Такая разработка представляет не только абстрактный теоретический интерес: она существенна для целей обучения межличностному общению. Несколько парадоксально звучащая в подобной формулировке, эта задача, однако, остро стоит при формировании профессиональных навыков учителя, врача, дипломата, журналиста, следователя, актера, не говоря уже о том круге профессий (лектор, специалист по рекламе и т. п.), которые в немецком языке удачно обозначаются термином sprachintensive Berufe . Но особенно важно, что обучение межличностному общению может явиться существенным компонентом этического и эстетического воспитания личности, – а общественную важность этой задачи едва ли можно переоценить.
Речь как источник информации в следственном процессе [3]
В своей профессиональной деятельности следователю часто приходится обращаться к речи как источнику информации. Речь способна характеризовать не только личность подследственного или свидетеля, но и особенности его психического состояния. Последнее особенно существенно, когда возникает необходимость определить, вменяем или невменяем подследственный. Однако на первом месте для следователя стоит, конечно, использование речи как орудия розыска и идентификации преступника.
Основной проблемой, встающей в этой связи, является соотнесенность речевых и неречевых признаков личности. Можно ли, располагая только сведениями о речи данного человека, представить себе, например, его физический облик?
Естественно, прямых корреляций речи с чертами внешности установить невозможно. Однако в речи могут отражаться некоторые особенности темперамента, характера и другие особенности, которые сказываются и в манере человека держаться, вести себя. Нерешительный, стеснительный человек говорит соответствующим образом (как именно, любой читатель интуитивно представляет себе), но и держится он обычно тоже довольно характерно – сутулится, отводит глаза, говоря, краснеет и т. д. Бывают и более сложные зависимости.
Люди с тем или иным заметным физическим недостатком (например, слепые) имеют тенденцию в своем поведении как бы компенсировать свой дефект, держась излишне уверенно, говоря с излишней экспрессией, иногда раздраженно. Общеизвестно, что люди с дефектом слуха не соразмеряют громкости своей речи и чаще всего говорят слишком громко, а характерной особенностью речи глухонемых является ее монотонность.
Корреляций между особенностями физического типа и особенностями речи также, по-видимому, нет, если не считать бросающихся в глаза и легко улавливаемых здравым смыслом следователя случаев типа речевых пауз благодаря одышке, обычно сочетающейся либо с преклонным возрастом, либо с полнотой, либо с тем и другим вместе.
Чаще всего, однако, следователь имеет дело с иными ситуациями. Это:
а) ситуация, в которой встает задача «атрибутировать», отнести текст к тому или иному лицу, то есть с достаточной мерой убедительности доказать, что данный текст, например графический (или записанный на магнитофонную ленту), заведомо принадлежит данному лицу или, напротив, заведомо не может ему принадлежать;
б) ситуация, в которой из речевых особенностей текста черпается информация о категориальных признаках личности (возраст, принадлежность к той или иной социальной группе, происхождение из того или иного места) и, таким образом, о возможных направлениях розыска автора текста.
Атрибуция текста производится не только в криминалистической практике. Это – одна из важных проблем так называемой текстологии, вспомогательной историко-филологической дисциплины, изучающей историю возникновения и судьбу текста художественных и общественно-политических произведений. В обоих своих приложениях проблема атрибуции остается открытой, потому что в настоящее время практически невозможно с полной достоверностью атрибутировать письменный текст тому или иному автору только на основании языкового и стилистического анализа [4] . Основным источником атрибуции остается пока так называемая графическая экспертиза – анализ почерка, орфографии и других внешних признаков текста. Конечно, признаки, связанные со стилем, манерой изложения, частотой употребления тех или иных слов, основной направленностью текста, тоже могут быть успешно использованы в ходе экспертизы (см.: