— Аграфсна Ивановна? — спросил он.
— До днесь Дмитриевной была, — ответила женщина и наклонилась с воза. — От Алексея Иваныча?
— От него, — вдохновенно согласился Климов.
— Ай чего передать послал?
— Встретить просил.
— Ничего, добралась почти. Где сам-то?
— Там, куда собирался.
— Ну и слава богу, — сказала она, — а это кто? — голос ее дрогнул. — Кто энти-то идут?
— Свои, — сказал Климов. — А вас-то куда прикажете сопроводить?
— Как куда? — в голосе женщины зазвенела тревога. — Ай он вам не сказал? Да вы кто будете? — сорвалась она на крик. — Я с постоялого-то без его воли снялась!
Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.
— Слезайте, Аграфена Дмитриевна! — сказал Климов. — Угрозыск!
Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.
— Легавые! — крикнула она тоненько и замолкла.
Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.
Подошел Стас.
— Второй воз привязан, — сказал он. — На возах — никого.
Клыч в раздумье остановился перед пленницей.
— Как ее обыскивать? — сказал он. — Баба, поди. — Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.
— Оружие имеешь? — спросил Клыч.
— Отродясь не носила! — ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.
— И муженек не носил? — усмехнулся Клыч.
— Ему бог судья, — женщина подняла глаза. — Я тут непричастная.
Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.
— Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой? — допрашивал Клыч.
— Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.
— Ослушалась самого Кота?
— Так страховито на постоялом-то, — сказала женщина и поежилась. — Мужики смотрят, по возам шарят.
— Что ж, не знал он этого? — спросил Клыч. — Возы-то с двухэтажный дом.
— Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.
— А сам куда же?
Женщина промолчала.
— Аграфена, — сказал Клыч, — ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.
Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.
— Людей вместе убивали, — сказал Стас, — теперь вместе и ответят.
— Я к тому непричастная, — сказала Аграфена. — Я никого вместе не трогала.
— А убивал кто?
— Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.
— Как же, мужняя жена, — сказал Клыч. — Домострой, растуды твою качель…
— Что он велел, то я и сполняла, — опять сказала Аграфена. — А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству…
— Что ж из дому-то все забрала?
— Не все… — Она помолчала, потом перечислила: — Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру — тоже аршин сто сорок.
— Места, что ли, на возах не нашлось?
— И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.
— Та-ак, — сказал Клыч. — А куда ж ты спозаранку хотела ехать?
— В Заторжье. — Аграфена крепче закуталась в платок. — Там на Вознесенской у меня сестрица живет в собственном доме, к ней мы…
— Знает она, откуда у вас это добро?
— Откуда же… Думает, что крестьянствуем мы…
— Ладно буду в ступе толочь, — сказал Клыч и шагнул вплотную к Аграфснс: — Где сейчас Кот?
Она вздрогнула:
— Да откуда ж мне знать?
— Говори, баба, на суде зачтется. — Клыч чиркнул спичкой и осветил темнобровое узкоглазое лицо с высокими скулами и сухими, по-старушечьи подобранными губами. Глаза спрятались под ресницы от света. — Только этим и спастись можешь.
Аграфена молчала.
Клыч зажег от первой вторую спичку, вгляделся в женщину.
— Потянет тебя за собой твой Алексей Иваныч. Потом поздно будет прощения просить.
— В Горнах он, — глухо сказала Аграфена, защищаясь от огня спички ладонью. — А где — сама не знаю. Он мне никогда не сказывал.
— Смотри! — Клыч еще немного посветил спичкой и погасил ее. — Соврешь — всю жизнь жалеть будешь. Климов! Садись с ней рядом. Гони к первому посту, звони нашим. Давай-ка, Стае, и ты. Я жду у Тростянского колодца.
Климов кивнул. Колодец этот пользовался славой целебного. Вода в нем действительно была очень чистой и вкусной. Расположен он был у линии, на задах Горнов.
— Ежели наши задержатся, валяйте оба ко мне, начнем сами.
Климов вскочил на облучок. Стас подтолкнул в нему Аграфену, сам сел с другого бока, неприметно держа у бедра свой браунинг. Лошади понесли. Через полчаса бешеной скачки домчались до швейной фабрики. От ее заборов и начиналось Заторжье. Климов соскочил с облучка:
— Стас, сторожи!
Он ринулся в проходную. Старичок вахтер оцепенел от его вида и стал шарить за спинкой стула, винтовка его с грохотом упала.
— Телефон! — крикнул Климов и сунул старику удостоверение угрозыска. Пока тот читал, Климов уже звонил. — Барышня, — кричал он, — двадцать — двадцать два!
Скоро ответил сонный голос Селезнева.
— Селезнев! — закричал Климов. — Поднимай ребят, звони к Клейну, пусть поднимает курсы. Кот в Горнах. Идем по следу.
— Крепко! — Селезнев сразу возбудился. — Сейчас сделаю. Молодцы, ребята!
— Плохо только, не знаем, как его выманить. Известно, что в Горнах, а где — ничего не ясно. На какую-то приманку надо брать.
— Вы вот что! — Вы — это! — возбужденно кричал Селезнев. — Вы сами не пробуйте…
— Слушай! — кричал, перебивая его, Климов. — Вышли сюда людей, на швейную фабрику, я тут жену Кота оставлю.
— Взяли?
— Да! Поспешай.
— Климов! Ты тут популярным у слабого пола стал! — кричал Селезнев. — Почти как вы уехали, пошли звонки. Требуют тебя, и все. Я говорю: «Может, я заменю?» Даже не пожелали ответить. Спрашивают, будешь ты сегодня? Я говорю: «Он на операции, должен быть». Сказали, что будут звонить каждый час, мол, надо сказать что-то важное.
Климов вспомнил девчонку у реки. Он же дал ей; телефон. Видно, она.
— Передай, что скоро буду! — крикнул он. — Высылай людей за Аграфеной и ее пожитками. Мы ждем наших у Тростянского колодца!
— Через полчаса обязательно еще звони. Я к тому времени всех подниму!
Климов бросил трубку и поднял вахтера на ноги.
— Дед, — сказал он, — ты тут один охранник?
— Нет, — во все глаза пялился на него дедок. — Ишшо двое есть.
— Зови!
Вахтер как ошпаренный кинулся из проходной. Вскоре пришли двое. Один был молодой, другой лет пятидесяти.
— Граждане, — сказал Климов, — сдаю вам опасную преступницу с ее пожитками: через полчаса за ней приедут из угрозыска. Не укараулите — суд и высшая мера наказания.
У всех троих глаза полезли на лоб.
— Это… нам не положено, — начал было один.
— Име-нем пролетарской диктатуры, — раздельно сказал Климов, — отчиняй ворота!
Молодой кинулся на улицу. Слышно было, как, громыхая колесами, въехали возы, как со скрипом закрываются ворота. Стас ввел со двора Аграфену. Та шла спокойно, и на лице ее было выражение тупой терпеливости.
— Не спускать глаз! — приказал Климов. — Сдать только под расписку. Пока документы угрозыска не предъявят, никого сюда не допускать!
— Есть! — рявкнул пожилой.
Климов, за ним Стас выскочили из помещения.
— Бегом! — скомандовал Климов, и они понеслись.
От фабрики надо было пробежать квартала два, потом начинались огороды. Горны оставались сбоку, впереди была линия железной дороги и около нее Тростянский колодец. Они мчались, изо всех сил работая локтями. Вот и линия. Они скатились с насыпи. Увидели колодец. У его сруба сидели, покуривая, двое.
Они тяжело дыша, подошли. Рядом с Клычом, удобно пристроившись спиной к срубу, сидел возница.
— Коли заплотите, я хочь до утра служить буду, — объяснял тот. — Оно теперича и ехать тревожно. Ночь, как ни толкуй!
— Слыхали? — хохотнул Клыч, освещая затяжкой крепкое лицо с полоской светлых усов. — Вот и транспортом обзавелись. Ну что там?
Климов доложил. Стас только кивал, подтверждая. Клыч поразмыслил, огляделся. Луна высоко тянула по темному небу оранжевый ореол. Трава на боковине насыпи была высветлена мертвенно-золотыми отсветами. Далеко пахло полынью и гнилью. Неподалеку лежала свалка.
— Подождать можно, — сказал Клыч. — Я тут сидел кумекал, братишки, как их взять… Положим, поднимем мы пехотные курсы, начнем облаву. Могут уйти. Не выход это. Надо Кота без шухера брать. А как?
Климов присел на корточки, рядом присел Стас.
— Вот что, — сказал Клыч, отбрасывая чинарик. — Иди-ка, Климов, звони опять и говори с Клейном. Если нет, втолкуй Селезневу. Время у нас есть. Сейчас одиннадцать. До рассвета ему из Горнов выходить некуда. Надо нам туда проникнуть. Курсы трогать пока не стоит. А вот наших нужно туда направить как можно больше. И без шуму, без стрельбы, по одному. Чтоб все были в штатском. А начнем обкладывать — народ в ЧОНе разный, есть и без опыта которые. Кот в суматохе уйдет. В прошлом году, как чистили Горны, пошли в наступление чуть не с музыкой. И что? Стрельбы много, убитых и раненых много, а толку чуть. Пока сеть заводили, крупную рыбу упустили, осталась одна плотва. Так что передай: главное, чтоб без грому и стрельбы. Я жду здесь. Понял?
— Есть, — сказал, поднимаясь, Климов, — бегу.
— Чего бегать, — сказал Клыч. — Этому вот мелкособственническому элементу завтра заплатим, а нынче пусть возит, слышь, дядя?
— Коли заплотят, — сказал, поднимаясь, возчик — я завсегда.
Они полезли вверх, где пощипывали траву саврасые. Через минуту лошади уже несли их к фабрике. Где-то пели пьяные голоса, проскакал Ванька, нещадно нахлестывая заморенную клячу. В пролетке неистово целовалась пара.
У фабрики Климов соскочил на ходу, влетел в проходную. Аграфена дремала на стуле. Пожилой стоял перед ней, чуть не упираясь ей в грудь дулом винтовки. Во всей его фигуре было неумолимое служебное рвение. Молодой расхаживал у стола. Старик дремал, опершись на винтовку.