Врач с трудом сдерживала смех.
— Скверно, — заключила она. — Придется немедленно положить вас в больницу. Необходимо клиническое исследование. Анализ крови из вены, рентгеноскопия кишечника, анализ желудочного сока и желчи…
Робежниек поежился.
— Доктор, но у меня болит ведь только сердце. Неужели его теперь лечат методами средневековых пыток?
— Извините, но мне уж видней, что делать, — сухо сказала врач.
— Но, быть может, все это можно в амбулаторном порядке, под вашим надзором? Хотелось бы…
— Ни под каким видом, — в том же непреклонном тоне возразила врач. — Только в больнице, в условиях стационара. Сейчас позвоню, чтобы подготовили место.
Страуткалн взялась за телефонную трубку.
— Одну минутку! — задержал ее руку Робежниек. — По-моему, мне уже лучше.
Глаза Майги Страуткалн лукаво заискрились.
— Вот видите. А ведь многие больные не верят в психотерапию.
— Я же сказал, что хочу лечиться только у вас.
—__ Пришли к этому решению еще тогда, в зале суда?
Робежниек рассмеялся.
— Стало быть, узнали?
— Как только появились на пороге. У меня хорошая зрительная память. А минутой позже я убедилась в вашем незаурядном здоровье.
— Выходит, разыграли меня?
— Да нет, отчего же. Просто теперь мы квиты.
Робежниек был восхищен.
— Вы изумительны!
— И вы пришли только ради этого сообщения?
Адвокат встал.
— Вопрос по существу. Кабинет врача неподходящее место для частных бесед. Прием ведь уже окончен. У входа стоит моя машина. Разрешите…
— С работы я предпочитаю ходить пешком. Прогулка на свежем воздухе — надежная защита от микробов и инфекций.
— С удовольствием составил бы компанию, если не возражаете. Только сомневаюсь, что хождение по пыльным улицам отвечает требованиям гигиены. У меня другое предложение. Поедемте на взморье. Вы когда-нибудь гуляли по пляжу в мае месяце?
Страуткалн сняла халат.
— Соблазнительное предложение. Только…
Она взглянула на часы. Затем неожиданно решилась,
— Хорошо! Только с одним условием. В семь я должна быть дома.
Робежниек поклонился.
— Ваше желание будет исполнено. Как говорили раньше: ваша воля для меня закон.
Взморское шоссе, летом обычно переполненное машинами, теперь было пустынным и манящим. Робежниек смело прибавил газу. Стрелка спидометра поползла вверх. Майга опустела боковое стекло.
— Люблю такую скорость. Мой муж не ездит быстрей шестидесяти.
— Последовательный человек. Простате, а он ревнив? — поинтересовался адвокат. — Может быть, мне предстоит дуэль?
— Чепуха, мой муж не так уж глуп, к тому же у него нет никакого повода для ревности.
Позади остался мост через Лиелупе. Дорога пошла сосновым лесом. Вскоре за деревьями замелькали дачки.
У концертного зала в Дзинтари Робежниек остановился и помог своей спутнице выйти из машины.
К пляжу вела асфальтовая дорожка. Порыв ветра метнул в лицо влажный привет моря, пошуршал в кустарнике и затих среди сосен. Солнечные лучи, расшибаясь о синие волны, рассыпали ослепительные искры, и глаза приходилось все время щурить или прикрывать ладонью.
Вокруг не было ни души, если не считать одной парочки в отдалении. Парень, защищая девушку от ветра, прикрыл ее своим плащом и крепко обнимал.
Море шумело и звало. Синие с прозеленью волны, облитые молочно-белой пеной, набегали на песок, но, передумав, медленно возвращались в море. Чайки с вызывающими криками пролетали низко над водой и терялись среди белых гребешков.
— Как тут хорошо, когда нет людей, — сказала Майга. — Трудно себе представить, что через месяц тут будет толчея, как на рынке. Такое взморье я не люблю.
— Вы индивидуалистка, — засмеялся Робежниек. — Избегаете людей.
— Ничего подобного. Людей я люблю. Но иногда они меня утомляют, и тогда хочется побыть одной.
Под ногами похрустывали мелкие белые ракушки.
— Давайте будем откровенны, — после паузы, как-то особенно неожиданно сказала Страуткалн. — Скажите, каким ветром вас сегодня занесло в поликлинику? И для чего привезли меня сюда?
— А вы сомневаетесь в силе своих чар? Как увидел вас в зале суда…
Страуткалн резко его прервала:
— Не надо. Терпеть не могу тривиальностей. Я не девочка, да и вы достаточно практичный человек, чтобы тратить время попусту.
Робежниек молчал. Он что-то обдумывал, потом сказал:
— Мне было необходимо вас встретить.
— Как адвокату по делу об убийстве Лоренц?
Робежниек уклонился от прямого ответа на вопрос.
— Скажите, вы никогда не мечтали стать актрисой? — начал он издалека.
— Конечно, мечтала, как все девчонки. В школе даже играла в художественной самодеятельности. И, говорят, неплохо получалось.
— А что вы скажете, если я сейчас предложу вам роль?
— Интересно. Какую же?
— Весьма таинственную…
Ветер постепенно крепчал. Над морем летели рыжевато-серые, рваные облака.
Со стороны врач и адвокат походили на влюбленную пару, которой нипочем любая буря. Над их головами кружили любопытные чайки, словно хотели подслушать, о чем так оживленно разговаривают эти два человека.
Внезапно адвокат посмотрел на часы.
— Половина седьмого. Пора ехать! Обещал доставить вас в срок.
И вскоре красный «Москвич» снова демонстрировал, на что способен его мотор.
Электричка остановилась в Саулкрастах.
Стояло погожее воскресное утро. Из переполненных вагонов высыпались сотни пассажиров, слились в бурливый людской ручей и утекли в сторону пляжа. Лишь десятка два человек отделились от общей массы и направились в противоположном направлении, в лес, начинавшийся сразу за железной дорогой.
Дорожка вилась через сосновый бор, огибала болотце и взбегала на пологий холм.
Дзенис шел краем оврага мимо недавно заложенных садов и недостроенных дач. На своих участках суетились работящие человечки. Краснощекий здоровяк в шелковой майке быстро, как в мультфильме, орудовал лопатой. Он копал с такой потешной быстротой, точно боялся, что у него вырвут лопату из рук. Сухой песок сыпался с краев ямы будто в песочных часах.
Немного подальше долговязый субъект, в очках и с бородкой, вытянувшись ничком на крыше сарайчика- времянки, приколачивал толевую обшивку. Он энергично лупил молотком перед самым своим носом, через несколько ударов ощупывал головку вбитого гвоздя и, кажется, что-то приговаривал.
Тоненькая невысокая женщина с модной прической, стиснув зубы, толкала перед собой навстречу Дзенису тачку торфа — удобрение для сада. «В ноте лица своего…» — вспомнилось Дзенису.
В самой середине участка, над кособокими, кое-как сколоченными временными постройками гордо возвышалась готовая дача с пологой крышей. К ней подъехал грузовик. Бригада рабочих выгружала шпунтованные доски для пола и складывала в аккуратный штабель. Энергичный человек суетливо бегал и командовал:
— Давай, давай, ребятки, поднажмем! Сегодня еще в одном месте успеем подкалымить.
Дзенис подошел ближе.
— Вы не скажете, где тут живет Озоллапа? — спросил он.
— Не знаю, не знаю, — отмахнулся тот.
К счастью, подошел хозяин соседнего дома, мускулистый человек с большими руками. Он охотно объяснил Дзенису:
— В нашем кооперативе два Озоллапы. Один строится вон там, видите, желтая конура? А другой подальше, у самого леса.
В конце концов Дзенис разыскал того, который был ему нужен. Возле небольшой хибарки, сколоченной из горбыля, плечистый мужчина приделывал к лопате новый черенок. Рыжеватые волосы были подстрижены ежиком. Безукоризненные складки на серых рабочих брюках и аккуратно закатанные рукава говорили о том, что этот человек в любых обстоятельствах не забывает о своей внешности.
Он неожиданно поднял взгляд и увидел Дзениса.
— Роберт! — он повернулся к хибаре. — Гайда, иди погляди, кто к нам пожаловал!
В дверях появилась полная шатенка.
— Ба, сам Роберт Дзенис! — радушно воскликнула хозяйка.
Хозяин двинулся навстречу гостю.
— Молодец, что решил посетить мой вигвам. А где же Зигрида?
— Вчера улетела в Лиепаю. Охотится за каким-то знаменитым рыбаком. Хочет написать о нем очерк.
— Дернул тебя черт жениться на журналистке! — пошутил Озоллапа, но в его голосе послышалась также и серьезная нотка. — Неугомонные, на неделе у них семь пятниц. Вечно чего-то ищут, куда-то летят, разъезжают, торопятся. Что я тебе тогда говорил?
— Верно, говорил! Ну, знаешь, я и сейчас не жалею.
— Так я тебе и поверил! Небось другой раз и полы самому мыть достается, и еду детям готовить.
— Все бывает. Но ведь они так же мои дети, как и Зигриды.
— Н-да, братец, здорово ты прогрессировал! Подошла Гайда.
— Опять спорите? Отдохнули бы лучше, в шахматы поиграли, пока я обед сготовлю.
Утренняя дымка в небе помаленьку рассеивалась. Полуденное солнце ласково выглядывало из-за облаков. Лаймон взял гостя под руку.
— Пошли, покажу тебе все здешние прелести.
Густой подлесок заглушал визг пил, стук топоров и молотков. Ноги мягко ступали по серебристому мху, и это вселяло чувство покоя и умиротворения. Высокие ели здесь дружно уживались с раскидистыми кленами, липами и ветлами. Прямо-таки не верилось: всего несколько сот шагов от людского жилья, и такая глубокая тишина… Впрочем, нет. Где-то в ветвях скрипуче крикнула голубая сойка. Какая-то птица, сидевшая высоко на сосновом суку, молнией метнулась на неведомо как залетевшего сюда воробьишку.
— И здесь то же, что и в мире людей, — философски заметил Роберт.
— Ты о чем? — спросил Озоллапа.
— Да о последнем уголовном деле, в котором я поддерживал обвинение.
— Это по делу Саукум?
— Ну да. Сердитые старики налетели на девчонку, влепили ей семь лет и считают, что совершили благое дело.
— Ты не согласен с приговором…
— Не прикидывайся, Лаймон. Тебе моя точка зрения известна.
Лаймон Озоллапа улыбался редко, и все же вид у него был добродушный. Морщинки возле глаз придавали его лицу выражение спокойного довольства.