Приключения 1979 — страница 4 из 13

Тень на дороге

Глава 1В УЩЕЛЬЕ КАЛЛАКАНД

Усман Болтаев, чабан колхоза «Дружба», накинув на плечи толстый гиждуванский халат, выглянул на улицу.

Тучи шли низко, сплошным фронтом. Рассвет задерживался. В загоне блеяли овцы. Толстомордые среднеазиатские овчарки с подрубленными хвостами, почуяв хозяина, бросились к нему с радостным лаем.

Усман запустил пальцы в густую черную бороду и запрокинул голову. В разрывах туч он пытался разглядеть участки чистого неба. Если увидит их, отару можно выводить в горы...

Он вернулся в кибитку и разбудил помощника. Пока тот протирал глаза, на столе появились куски вареного мяса и сдобные лепешки-ширмола, приготовленные на молоке и масле.

Помощник у Болтаева не вышел ростом. Угловатый. Застенчивый. Усман любил над ним подтрунивать. И сейчас не удержался:

— Ты что, Холбек, рузу[9] держишь?

Холбек еще не проснулся и ел вяло. Усман же на аппетит не жаловался. Он не жаловался ни на что, кроме... своей бороды.

Если б не борода! Отрастил, чтобы она защищала лицо от ветра и солнца. Сбрей Усман бороду, и все бы увидели, что ему лет тридцать, не больше. И что ему еще не поздно жениться. Он, конечно, об этом думал. На примете была одна из сестер Холбека. Скоро она станет ветеринаром. Приедет в родной кишлак и поселится у него, Усмана. Обязательно! Иначе он всю жизнь будет ходить с бородой.

Усман покосился на Холбека, будто проверяя, не подслушал ли тот его мысли. И засмеялся. На душе было хорошо.

Усман даже не мог себе представить, какими волнениями закончится этот удачно начатый день.

Март смешал краски зимы и лета. Солнце подпалило снега на вершинах гор. Заржавел суглинок.

Подоткнув полы халата за пояс, Усман бодро вышагивал впереди отары, напевая привязавшийся бейт[10] Хайяма:

Аллахом нам в раю обещано вино,

А стало быть, и здесь дозволено оно!

Смешно, право. Из хмельного он любил разве что свежий горный воздух.

Холбек шел позади отары. Слева и справа, не давая овцам разбрестись, старательно несли свою службу овчарки.

Наконец выбрались на шоссе. Это был трудный участок пути. Отара мешала движению. Чабанам приходилось то и дело расчищать коридор для транспорта.

В полдень свернули в ущелье Каллаканд. Глубокая узкая расселина терялась среди скальных пород.

Усман присел на отполированный ветрами камень. Он был длинный, плоский и походил на могильную плиту.

Овцы разбрелись по отлогим склонам холма. Наблюдая за ними, Усман достал из кармана широких, скроенных из карбоса[11] штанов тыквочку величиной с грушу — самодельную табакерку. В ней были растертые табачные листья, перемешанные с известью и золой. Получился первосортный жевательный табак — нас. Усман заложил щепотку под язык и прищелкнул от удовольствия.

Много лет назад Усман открыл для себя это ущелье. Каждый год в марте он приводил сюда отару. И начинал восхождение на летовку[12] вслед за травой, которая, забираясь все выше, будто указывала путь.

— Эгей, Усман!

Старший чабан не сразу различил своего помощника в густых зарослях фисташки. Кричит, будто наступил на гюрзу.

— Я что-то нашел!

Полез за хворостом для костра. Что он мог там найти?

Усман соскочил с камня и, неловко споткнувшись, вспорол носком сапога раскисшую от дождей землю. Обнажилось что-то ослепительно белое... Кости! Ножом и руками Усман стал разгребать землю и вскоре откопал человеческий череп.

Холбек, не дождавшись его, сбежал вниз.

— Вот! — протянул плащ с порезами на спине.

Двойная находка.

— Холбек, в милицию!

Усман остался один.

Холбек выбежал на шоссе. Остановил грузовик.

— Тебе куда? — спросил водитель.

— В Зангор.

— А деньги есть?

— Мне в милицию.

— Не шути, парень.

— Я серьезно.

— Ну в милицию и без меня доберешься, — усмехнулся водитель, отъезжая.

Холбек побежал на ферму. Там ему сразу оседлали коня. Энглизированный текинец. Вороной. В белых чулках. Гордость колхоза. Быстрый как ветер.

— Отдышись! — приказал дежурный по Зангорскому райотделу внутренних дел. Он ничего не мог понять. Вот уже несколько минут мальчишка пытался что-то объяснить.

Начальник отдела майор Чиляев вскинул кустистые брови.

— Давай сначала. Твоя фамилия Турдыев. Холбек Турдыев. Чабан колхоза «Дружба». Так?

Холбек кое-как успокоился и стал рассказывать.

— Но почему вы решили, что это кости человека? — спросил майор.

— А череп? — напомнил Холбек.

— Так ему, может, сто лет, — хмуро согласился Чиляев.

Холбек наконец вспомнил про плащ.

— Что же ты его не захватил?

Холбек чуть не заплакал с досады. Он, должно быть, оставил его на животноводческой ферме.

— Ладно, — сказал Чиляев. — Сейчас разберемся, — и отдал какие-то распоряжения.

Холбек никогда еще не ездил в милицейском «газике». На переднем сиденье склонил голову набок майор Чиляев. Холбек уставился в его широкую, как у грузчика, спину.

На мосту через речку майор обернулся к своим спутникам:

— Канителятся ремонтники с этим чертовым мостом.

Высокий смуглый лейтенант промолчал. Сидевший рядом с ним мужчина в черном костюме ответил, что на исполкоме решили принять меры.

— Я это давно слышу, — недовольно пробурчал Чиляев.

«Газик» уже проскочил мост. Холбек стал думать, чем этот мост не понравился майору. Мост как мост. Даже крепче других. И вдруг вспомнил, как однажды ночью, проезжая здесь, чуть не сорвался в поток. Конь, испугавшись встречной машины, шарахнулся в сторону. Холбек подобрал ногу, чтобы не прижало к перилам. А их-то и не было.

Плащ произвел впечатление. Лейтенант определил: женский, темно-синего цвета. Пробит острорежущим предметом.

Овчарки с яростным лаем набросились на «газик». Одна из них чуть не угодила под колеса. Усман палкой отогнал собак. Он ничего не добавил к рассказу подпаска.

Лейтенант защелкал фотоаппаратом. Затем Холбек вызвался показать ему, где нашел плащ, и они исчезли в зарослях фисташки.

Майор Чиляев руководил действиями тех, кто остался внизу. Водитель достал из кузова лопаты. Работа закипела.

В небольших углублениях, образовавшихся от стока дождевых вод, откопали части скелета.

Нашлись обрывки капрона, истлевшая комбинация, остатки черного платья из джерси. Точнее определить его цвет было трудно. На платье и комбинации порезы.

Лейтенант присоединил к вещественным доказательствам хорошо сохранившуюся шляпку с козырьком и пояс от плаща болоньи.

Чиляев вспомнил загадочное исчезновение учительницы Симбирцевой осенью прошлого года.

— Что вы на это скажете, товарищ прокурор?

— Симбирцева, — задумчиво произнес человек в костюме. — Что же, вполне возможно.

Глава 2ПОЛГОДА НАЗАД

Длинная узкая комната с забранными решеткой окнами действовала угнетающе. Переступив ее порог, женщины остановились, нерешительно глядя на дежурного офицера.

Сейчас он скажет, что они зря отнимают у него время. Пусть он это скажет, и они заберут заявление. В самом деле: разве бывает так, чтобы человек пропал среди бела дня на виду у всех? Чепуха. Мистика.

Но дежурный сказал, что дело серьезное.

Заявительниц принял майор Чиляев. Вот что он услышал.

Тамара Владимировна Симбирцева, преподаватель русского языка и литературы средней школы имени Рудаки, в субботу решила навестить в Давроне подругу по институту — в прошлом году та вышла замуж за главного инженера строительно-монтажного управления Каратаева и переехала в этот городок.

Симбирцева собиралась переночевать у Каратаевых, а в воскресенье снова быть дома, в Ленинабаде. Но она не вернулась и в понедельник.

Позвонили Каратаевым. Те удивились. Тамара выехала из Даврона в воскресенье около шести часов вечера. Инженер довез ее на своем «Москвиче» до автобусной остановки. В конце маршрута ей предстояло пересесть в другой автобус, курсирующий между городком Энергетиков и Зангорским районом. В Зангоре она успевала на рейсовый автобус до Ленинабада.

Подруги Симбирцевой рассказали, что живут с ней в одной квартире. Обратили внимание: все вещи целы. Записку им не оставила.

Они сообщили также, что отец Тамары живет на Кольском полуострове в Кандалакше, брат — в Хабаровске. Других родственников нет.

Вот уже второй год Симбирцева дружит с журналистом из Душанбе. Часто приезжает в командировки. Вроде бы хороший, дельный парень. Любит ее. Последний раз был здесь на прошлой неделе.

— А журналисту ничего не известно?

Подруги уже звонили в Душанбе. Молодой человек встревожен. Просил немедленно сообщить ему, если что-нибудь прояснится.

Учительницы пытались все разузнать сами. Поехали в Даврон. Вместе с инженером разыскали автобус, в который садилась Симбирцева. Водитель запомнил: бойкая такая, в очках. Но вот где сошла — не заметил.

Майору Чиляеву доложили: дорожные происшествия не зарегистрированы. Справились в больницах. Безрезультатно. Связались с соседними районами. Нигде ничего.

Надо было все начинать сначала. Оперативная группа выехала в Даврон. Сотрудники местной милиции уже навели кое-какие справки. Инженер Каратаев — человек увлекающийся. Пользуется успехом у женщин. Охотно подвозит их на своем «Москвиче».

Мог ли Каратаев быть причастен к исчезновению Симбирцевой? Но ведь он посадил ее в автобус.

Еще раз допросили водителя. Разложили перед ним фотографии различных женщин в очках. Безошибочно указал на Симбирцеву. Подкатила на «Москвиче» без номерных знаков.

Нетрудно было выяснить, что за несколько дней до этого Каратаева лишили водительских прав. Поэтому он и довез ее только до автобусной остановки.

Водитель автобуса пришел еще раз с пожилой женщиной, своей знакомой. В тот день она ехала к сыну в том же автобусе, что и учительница. Разговорились и познакомились. Захотела учительницу пригласить в гости. Но когда сошли на автостанции, оказалось, что ее поджидал мужчина. При опознании сразу показала на Каратаева.

— Что это значит? — спросил инженер.

Ему задали встречный вопрос:

— Где расстались с Симбирцевой?

Он повторил.

— А как раньше ее оказались на автостанции?

Она забыла у него в машине тетради с сочинениями по литературе. Он заметил это не сразу. А потом решил ехать к автостанции ближней дорогой.

Звучало убедительно.

— Больше она не садилась в вашу машину?

— Нет.

— Чем можете доказать?

— На обратном пути прихватил соседа. Затем поставил машину в гараж.

Сосед Каратаева подтвердил: да, инженер посадил его в машину на автостанции около семи часов вечера в воскресенье. Да, он видел, как инженер поставил свой «Москвич» в гараж.

Снова Каратаева вызвали к следователю:

— Зачем вы разыгрывали комедию, помогая подругам Симбирцевой найти водителя автобуса, прекрасно зная, где она высадилась?

— Я не думал, что все так серьезно.

Инженер был уверен, что Симбирцева встретилась с журналистом. А над подругами посмеялся: какие из них пинкертоны?

— Она его любит, — утверждал он. — Хотя нервничала, волновалась и о чем-то долго шепталась с моей женой.

Каратаева дала следующие показания.

Симбирцева действительно очень любит журналиста. Он относился к ней предупредительно. Но главного сказать не решался. И на этот раз показалось, что ничего не изменится. Она устала от неопределенности отношений. Они должны были встретиться в ленинабадской гостинице. Но она передала для него письмо, а сама уехала в Даврон.

В гостинице «Ходжент» было установлено, что Расул Пирмухамедов — журналист из Душанбе — утром в воскресенье (девятого) рассчитался и вызвал такси.

Письмо на имя журналиста оставила у дежурного администратора невысокая молодая женщина в очках. Русоволосая. В плаще болонье. Журналисту передали запечатанный конверт во время радиотрансляции литературной передачи из Душанбе. Стало быть, около восемнадцати часов. В руках у него были свертки и бутылка вина. Эта бутылка осталась нераспечатанной в номере.

Журналист несколько раз спускался в фойе. Сверял часы и выходил на улицу. Но так никого и не дождался.

В городке Энергетиков кассир автостанции вспомнила, разглядывая фотографию:

— Она была в темно-синем плаще и шляпке с козырьком. Я еще спросила: «Где покупали?» Взяла билет до Зангора на семичасовой экспресс.

Водитель экспресса:

— Сидела за кабиной. Я все время видел ее в зеркале. Сошла в Зангоре вместе с другими пассажирами.

Экспресс остановился в Зангоре в 19 часов 40 минут. Десятью минутами раньше от автовокзала отошел последний рейсовый автобус в Ленинабад.

Возможно, Симбирцева уехала на попутной машине? А что, если журналист вместо аэропорта направился ей навстречу?..

Он прилетел в Душанбе в воскресенье. Показал письмо Симбирцевой:

«Я не приду сегодня, как обещала. Трудно объяснить почему. Какая-то волна протеста поднимается во мне. Я ничего не требую от тебя и никогда не потребую. Но я даже не знаю, как будет дальше. Чувствую только, что мы должны прийти к чему-то определенному. Должны что-то решить. А как и что, не знаю. Это я оставляю на твое усмотрение. Вот и все... Знаю, что ничего не сказано. Но, как выразить словами то, что думаю, чувствую, не знаю тоже. Твоя Т.».

В ответ на запрос из Кандалакши пришла телеграмма отца пропавшей женщины:

«Последнее письмо дочери получил три недели назад тчк Очень встревожен Симбирцев».

Ответ из Хабаровска также ничего не разъяснил:

«Сестра всегда была скрытной где сейчас не знаю Симбирцев».

В школе о Тамаре Владимировне Симбирцевой отозвались положительно. Хорошо знает предмет. Любит детей. Поведения строгого. О дружбе с журналистом знали все. Она это не скрывала.

В комнате Симбирцевой обнаружили толстую тетрадь с записями личного характера. Вроде дневника. Первая такая запись была сделана полтора года назад, 10 мая, вероятно, вскоре после знакомства с Пирмухамедовым. Судя по всему, он произвел на нее сильное впечатление.

В следующий раз к тетради обратилась спустя два месяца.

«18 июля. Почему на свете существуют разные города? Ну почему бы им не слиться в один, пусть очень большой, но все-таки один город. Пусть из одного конца этого города в другой ходили бы самые медленные трамваи. Но они все-таки ходили бы и довозили нас друг до друга».

Затем шли недатированные записи, сделанные разными чернилами:

«Я не обидела тебя своим письмом? Только скажи честно. И вообще давай, чтобы между нами все было честно. Даже когда вдруг кто-то из нас не захочет больше этой дружбы. Пусть он скажет это прямо в лицо, без всяких уверток».

«Что ты опять со мной сделал? Ведь я была уверена, что больше ничто не тронет мое сердце. А теперь каждая мысль — ты. Каждое слово — ты!.. Есть примета: с кем встретишь Новый год, с тем обязательно будешь вместе. У тебя удивительная способность появляться неожиданно».

И еще записи:

«23 июня. Вчера прилетела из Хабаровска. У брата гостил друг. Подарил мне «записную книжку офицера». Ознакомьтесь, говорит, с правилами пользования. «Пункт 2: все приказания, исходящие от вышестоящих начальников, должны быть занесены в книжку». И на первой страничке написал: «Будьте моей женой». Меня это не устраивает, потому что я люблю тебя. Но бесконечные разлуки с тобой меня тоже не устраивают».

«15 июля. Видела твоего приятеля. Грязный он какой-то. Идет, окруженный лохматыми типами. И что у тебя может быть с ними общего?»

«10 августа. Хорошо, что ты позвонил. Но я, признаться, растеряна. «Половина и притом прекраснейшая половина жизни остается скрытой для человека, не любившего со страстью», — процитировал ты Стендаля. Но зачем ты это сказал?.. Мы должны быть вместе. Ты не очень стремишься, чтобы мы были вместе. Я тебе так и сказала. «Разлука усиливает власть тех, кого мы любим», — ответил ты словами Роллана. Но разлука не может быть бесконечной».

«1 октября. Еще три дня! С ума сойти!.. Ах, если бы знать, какой она будет, эта встреча?»

«3 октября. Неужели завтра? «Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить». Замечательный человек это сказал».

Из писем на имя Симбирцевой, обнаруженных в ее комнате:

«Прошел месяц, как ты была у нас. Мне искренне жаль, что тебе снова приходится мучиться в такую жару. Приезжай опять.

Зина».

На конверте не было обратного адреса. Но, судя по штемпелю, письмо прибыло из Новосибирска. Датировано 26 августа.

«Не насилуй себя, а пиши, когда захочется мне что-нибудь сообщить или чем-нибудь поделиться. Сейчас у тебя все хорошо. Для меня это самое главное»

(из письма отца. 16 сентября).

«А Василий до сих пор тебя вспоминает. Отслужил в армии, и опять ушел в море матросом на траулере.

Галя».

Письмо без конверта. Дата не проставлена.

Еще одно письмо от отца, написанное, видимо, раньше:

«Сомневаюсь, чтобы все обошлось без разочарований. Впрочем, у тебя, безусловно, уже имеется порядочный жизненный опыт, и ты сама знаешь, как себя вести».

Извещение почтового отделения от 26 сентября:

«На ваше имя прибыла телеграмма из Владивостока. Просим зайти или сообщить по телефону, когда можно ее доставить».

Подруги Симбирцевой пытались помочь расследованию.

Про моряка-дальневосточника она, конечно, рассказывала. Только все это несерьезно...

Зина. Общая подруга. Училась с ними в институте. Муж — научный сотрудник Сибирского отделения Академии наук. Возвращаясь из Хабаровска, Тамара гостила у них в Академгородке в Новосибирске.

Галина — школьная подруга Симбирцевой. Живет где-то на Севере. Фамилию не знают. О Василии слышат впервые.

Телеграмма из Владивостока получена Симбирцевой 28 сентября в 13 часов московского времени. Копия текста:

«Завтра уходим в море тчк Раскройте записную книжку тире приказ остается силе тчк Буду спешить на берег тчк Мои старики ждут вас хоть сегодня Рублев».

Служебная милицейская депеша из Новосибирска:

«Тамара Владимировна Симбирцева в городе не значится».

Срочная телеграмма из Хабаровска:

«Звонил Владивосток тчк Тамары нет и не могло быть тире знают точно Симбирцев».

Сотрудниками мурманской милиции установлена фамилия школьной подруги Симбирцевой. Ее брат дружил с Тамарой в детстве. Женат. Имеет троих детей. Характеризуется положительно.

Сообщение управления уголовного розыска Министерства внутренних дел Таджикской ССР:

«После 9 октября на территории республики несчастные случаи не зарегистрированы».

— Ну что же, — сказал майор Чиляев. — Будем продолжать розыск.

Все это было полгода назад...

Глава 3ПОЛКОВНИК ДИАНИНОВ И ДРУГИЕ

Свидетели приходили в прокуратуру. Предъявляли повестки.

— К товарищу Музаффар-заде. Прямо по коридору. Последняя дверь налево.

Табличка предупреждала: «Старший следователь по особо важным делам».

Он был не один. Нервно подергивал щекой седой мужчина, по-видимому, страдавший астмой. Рядом стояла женщина средних лет в зеленом шерстяном платье.

— Это понятые, — представлял их Музаффар-заде и объяснял свидетелям, что от них требуется.

На диване лежали плащи болоньи, всевозможные дамские шляпки. Из-под небрежно разбросанных платьев выглядывала бордовая юбка из джерси, только что доставленная из химчистки.

К темно-синему плащу и шляпке с козырьком, словно магнитом, потянуло всех свидетелей.

Кассирша автостанции в городке Энергетиков припомнила:

— Ну конечно, это та самая шляпка. С черными пуговками и выпуклым козырьком.

Учительницы опознали платье.

Музаффар-заде вложил в папку с материалами об исчезновении Симбирцевой протоколы опознания вещей, обнаруженных в ущелье Каллаканд.

Оперативную группу возглавил полковник Владимир Сергеевич Дианинов.

— Срочно вылетаем в Ленинабад, — предупредил он офицеров своего отдела. — На сборы тридцать минут.

«Итак, Симбирцева исчезла вечером 9 октября». Полковник Дианинов занес эту дату в свой блокнот.

С тех пор прошло почти полгода. Одно дело идти по горячим следам. И совсем другое теперь. Нужно было еще раз проверить всех, на кого падало подозрение.

В 18.00 9 октября инженер Каратаев подвез Симбирцеву на своем «Москвиче» до автобусной остановки и затем встретился с ней в городке Энергетиков... Мог ли он завезти ее в ущелье Каллаканд? Мог! Но от Даврона это слишком далеко, а с машины были сняты номера. Кроме того, сосед Каратаева подтвердил, что инженер примерно в 19 часов поставил машину в гараж.

Дневник и переписку Симбирцевой Дианинов изучил особенно тщательно. Можно было предположить, что эта женщина была эмоциональной, легковозбудимой. Несомненно, она любила журналиста и глубоко страдала от разлуки с ним.

Дневник давал пищу для размышлений. Вначале откровения учительницы заставили полковника симпатизировать журналисту. Но вот запись:

«Видела твоего приятеля. Грязный он какой-то. Идет, окруженный лохматыми типами».

«Что это еще за приятель?» — нахмурился полковник.

Теперь личность Пирмухамедова раздвоилась. В самом деле, какую жизнь он вел в Душанбе? Почему, если любил, не сделал Симбирцевой предложение? Он журналист и, конечно, должен хотя бы мало-мальски уметь разбираться в людях. Так неужели он не видел, что она страдает?

И еще одна любопытная фраза из дневника:

«У тебя удивительная способность появляться неожиданно».

Так, может быть, он  в д р у г  появился в Зангоре?..

Но журналист в понедельник (это было подтверждено) находился на республиканском совещании рационализаторов.

Отец писал Симбирцевой:

«Сомневаюсь, чтобы все обошлось без разочарований».

Не связано ли это с ее обращением к журналисту:

«Давай, чтобы между нами все было честно. Даже когда вдруг кто-то из нас не захочет больше этой дружбы»?

Полковник перелистал дневник:

«Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить».

Эти чеховские слова как нельзя лучше выражали ее чувства. И она занесла их в свой дневник 3 октября, накануне последней встречи с журналистом. А затем дневник обрывался.

Дианинов записал в блокнот: «Пирмухамедов». И ниже: «Его приятель».

Подполковник Саидов составил список лиц, на которых падало его подозрение. И в нем первой стояла фамилия — Пирмухамедов. За ним водитель экспресса Баранов. Последний, кто видел Симбирцеву.

— Разве не странно, что он всю дорогу наблюдал за ней в зеркало? Чем она могла его так привлечь?

— Просто она сидела за кабиной, — уточнил полковник.

— А почему экспресс опоздал? Свидетели утверждают, что Симбирцева успевала на рейсовый автобус до Ленинабада.

— Это надо проверить, — согласился Дианинов. — Кстати, не исключено, что Симбирцева убита в другом месте, а в ущелье доставили уже ее труп. Имейте в виду и это.

На следующее утро майор Чиляев повез офицеров уголовного розыска в прокуратуру. Следователь Музаффар-заде познакомил их с заключением судебно-медицинской экспертизы.

Скелет принадлежал женщине в возрасте 30 лет. На костях следы ударов колюще-режущим предметом. Из черепа извлечен осколок металла длиной в 5 миллиметров, шириной 4,5 миллиметра, толщиной 0,8 миллиметра. По-видимому, обломок острия клинка.

«Это уже улика!» — отметил про себя полковник.

— Я назначил комплексную экспертизу, — сказал Музаффар-заде. — Вопросов, как вы сами понимаете, хоть отбавляй.

Саидов обратил внимание: на плаще двенадцать порезов!

— Такая изощренная жестокость встречается редко, — подтвердил Музаффар-заде.

Дианинова смущали результаты осмотра места обнаружения трупа. Куда, например, делись туфли?

Чиляев беспокойно задвигал кустистыми бровями.

— Мы все обыскали в радиусе тридцати-сорока метров.

— А если пройти триста-четыреста? — спросил Дианинов.

Чиляев стал прикидывать, сколько потребуется людей. Но полковнику уже и этого показалось мало:

— Давайте разработаем план для осмотра всего ущелья.

Чиляев связался с председателем Коргарского сельпо:

— Выручайте, Ульфатов. Нужны машины для перевозки людей.

— Всегда пожалуйста.

— Вот вы две-три и подошлите...

— Мирзоалиев, — представился майору шофер, половину лица которого скрывали синие очки. — Мы от Ульфатова.

— Спасибо, — сказал Чиляев. — Сейчас поедем. Грузовики сверкали свежей краской. В кузовах были установлены скамейки.

Спустя некоторое время из Зангора двинулась необычная колонна. За милицейским «газиком» цепочкой вытянулись сельповские машины с дружинниками и учащимися ремесленного училища. Замыкала колонну пожарная машина с полным боевым расчетом.

Миновав мост с недостроенными перилами, колонна потянулась в горы.

В ущелье Каллаканд распоряжался майор Чиляев. Дианинов и следователь прокуратуры наблюдали, как он с офицерами своего отдела разбивал, ущелье на квадраты и расставлял людей.

Мирзоалиев и другие шоферы сосредоточенно следили за работой пожарных, которые откачивали воду на затопленных участках.

Первыми отличились ремесленники. Метрах в пятидесяти от того самого, похожего на могильную плиту камня они обнаружили женскую туфлю с оторванным каблуком. Другая туфля была найдена дружинниками после того, как на помощь к ним пришли помпы.

— Убили? — спросил Мирзоалиев.

— А вы что побледнели? — заметил Чиляев.

— Да я тут паренька одного не взял, — смешался водитель. — В милицию торопился, а я не поверил.

Щупальца металлоискателей выловили колпачок от автомобильного баллона, металлическую оправу от очков, пробки от пивных бутылок.

В глубине ущелья неожиданно обнаружили затерявшийся среди кустов обрывок газеты. Судя по сгибам, он служил чехлом для ножа.

Специальное задание выполнял Саидов. Окапывая стоки дождевых вод, метрах в полутора от захоронения трупа, на глубине 20—25 сантиметров он вдруг обнаружил слежавшиеся бурые комья.

— Немедленно отправьте на экспертизу! — приказал Дианинов.

В гостинице полковника ждала телеграмма. Он читал и радостно улыбался.

— Что случилось? — спросил Саидов.

— Да вот, понимаете, звание присвоили.

— Поздравляю. Какое?

— Дед!

— Прекрасное звание. Надо отметить.

— Я не против, — сказал Дианинов.

Поздно вечером позвонил майор Колчин:

— Товарищ полковник, у вас нет желания еще раз поужинать?

— А что произошло?

— Могу познакомить с Пирмухамедрвым. Он только что прибыл в Зангор. Остановился в нашей гостинице.

— Хорошо, — сказал Дианинов. — Я сейчас спущусь.

В ресторане были свободные места, и они облюбовали столик рядом с журналистом. Он сидел один. Без аппетита ел шашлык. На вид лет тридцать. Одет в коричневый однобортный костюм. Серая рубашка без галстука. Открытое выразительное лицо. Но его портило красное пятно величиной с ладонь. Оно захватывало щеку и часть шеи.

К столу, за который сели офицеры, подошла официантка.

— Что закажете?

Полковник сделал знак Колчину, и тот заглянул в меню.

— Щи зеленые... Суп-лапша с курицей...

— Первых блюд нет, — предупредила официантка.

— Тогда чай с лимоном.

— И это все?

— Пока все, — подтвердил Колчин.

Пирмухамедов бегло взглянул на своих соседей и подозвал официантку:

— Рассчитайте...

Колчин присел на скамью рядом с фонтаном. Отсюда хорошо просматривался вход в гостиницу.

В ресторане погасили свет.

Мимо прошли две женщины. В одной из них Колчин узнал официантку. В другой раз он будет читать меню с конца. Это ей больше понравится. Коньяк пять звездочек не лапша с курицей.

Усмехнулся, вспоминая, как впервые с рекомендацией райкома партии пришел в уголовный розыск. Дианинов придвинул тогда к нему тощую папку с заявлением:

— Для начала разберитесь с этим.

«У меня стали пропадать куры, — прочел Колчин. — Вчера опять недосчиталась несушки».

«Смеется!» — подумал он, скосившись на Дианинова. Он приготовился к схватке с матерыми преступниками, а тут...

— Что думаете по этому поводу? — спросил полковник.

Колчин молчал, все еще уверенный, что его разыгрывают.

— Так где же куры?

— В супе, наверное, — решил он пошутить.

— Очень возможно, — сказал Дианинов. — Доложите, в чьем...

Был и другой «суп». Похлестче. Дианинов включил Колчина в свою группу по ликвидации лжеартели «Ударник». В течение нескольких месяцев преступники готовили крупную валютную операцию. Дианинов блестяще вышел на след. При обыске он обратил внимание на огромную кастрюлю с супом. Из кастрюли выудили марлевый пояс с вшитыми в него монетами иностранной чеканки. Пять килограммов золота!..

Воспоминания как цепная реакция.

Когда Колчин впервые пришел к паспортистке райотдела Петровой, та смущенно призналась, что угостить его нечем. Разве что супом,

— Так это же мое любимое блюдо! — сказал Колчин.

— А я терпеть не могу! — сообщила с вызовом ее дочь Татьяна.

Потом они стали жить под одной крышей. Колчин делал все, чтобы расположить девочку к себе, но она оказалась с характером. Когда родился Мишка, отношения с Татьяной еще больше осложнились.

...Утром Колчин доложил полковнику: журналист из гостиницы не отлучался.

На оперативном совещании Дианинов сказал:

— Или Симбирцеву завезли в горы обманным путем, или она кому-то доверилась. Но в любом случае без машины не обошлось. В этом я уверен, товарищи. Стало быть, в первую очередь мы должны проверить всех водителей. И не только в Зангоре. Выявить по путевым листам, кто из шоферов работал на линии 9 октября. Понимаю, какое это сложное и кропотливое занятие, но иначе мы ничего не добьемся. Нужно установить и проверить всех шоферов легковых автомобилей и всех владельцев личных машин. Обратить особое внимание на водителей, уволившихся после 10 октября.

Далее, — сказал полковник, — необходимо выявить лиц, ранее судимых за аналогичные преступления или склонных к их совершению. Принять меры к розыску исчезнувших у Симбирцевой вещей: сумки, часов. Они могли быть похищены преступником. Возможно, у нее были кольца. Дать ориентировку. Размножить фотографии Симбирцевой для всех оперативных работников, участковых инспекторов, нештатных сотрудников милиции, дружинников, домкомов, комендантов. Подключить ГАИ. Вот у меня все, пожалуй. Кто хочет добавить, товарищи?

— Разрешите?

Все посмотрели на майора Чиляева.

— Я беседовал с чабанами, — сказал, он. — Весной и летом в ущелье Каллаканд часто приезжают отдыхающие. Красные тюльпаны. Желтая купальница. Привлекает... Мне кажется, что преступник хорошо ориентировался на местности. Возможно, его следует искать среди тех, кто чувствует себя в ущелье как дома.

— Правильно, — согласился Дианинов. — Вот вы этим и займитесь. Используйте капитана Рахимбаева. В Зангоре его не знают, а это очень важно.

Высказал свои соображения и Саидов:

— Хочу обратить внимание на такую деталь. Если Симбирцева оборонялась, то она могла нанести преступнику телесные повреждения. Надо проверить, не обращался ли кто в больницы или травмпункты 9 и 10 октября.

— Еще несколько замечаний, — сказал Дианинов. — В автохозяйствах обратите внимание на следы крови в кузовах. Возможно, их тщательно мыли, чистили, меняли чехлы, обивку сидений. Но всего предусмотреть невозможно. Поэтому больше инициативы.

Глава 4ПОЧЕМУ ОПОЗДАЛ ЭКСПРЕСС

В Зангоре один-единственный травматологический пункт, поэтому вскоре перед майором Колчиным лежали все регистрационные карты за октябрь. Карты, аккуратно разложенные по алфавиту. Но Колчин не знал фамилии убийцы, и теперь этот порядок создавал дополнительные трудности. Колчин должен был перебрать все карты и отложить датированные 9 и 10 октября. Когда он это сделал, оказалось, что внимания заслуживают 28 карт.

С помощью дежурного врача он быстро разобрался в том, что травмы бывают производственные, бытовые, транспортные, уличные, спортивные. Впрочем, он это знал и раньше. Важнее было другое: определение травм условное — записывались со слов больного.

Он стал внимательно изучать отобранные карты. Фамилия, возраст, место работы пострадавшего. И вдруг не поверил своим глазам: Баранов, автобаза номер три.

Колчин прочел диагноз:

«Ушиб тыла правой кисти. Плоскостная ссадина ниже трети правого предплечья».

И еще не менее важное:

«Линейные ссадины на левой щеке».

Он читал дальше:

«При пальпации отмечается боль в тыле правой кисти. Незначительная подкожная гематома. На контрольной РГ костных патологических изменений не обнаружено. Наложена давящая повязка на правую кисть. Введена ПСС».

Ну это уже медицинские тонкости.

Спустя полчаса Колчин был в отделе кадров автобазы. Начальник отдела уже в годах. Приветлив. О розыске убийцы знает.

Колчин попросил личное дело Баранова. Задержал взгляд на фотографии. Широкоплечий парень с лицом, располагающим к доверию. Стал перелистывать страницы. Благодарность. Еще благодарность.

— Он ведь у нас чемпион, — заметил начальник отдела кадров. — И общественный тренер по боксу.

«Отсюда и травма, — решил Колчин, досадуя, что зря тратит время. — Ну а царапины откуда взялись?»

Баранов оказался в рейсе.

Чтобы все было ясным, Колчин решил выяснить, какие соревнования проводились в воскресенье 9 октября. У местного физрука и память была хорошая, и документация в порядке. Соревнования в тот день не проводились...

Что же могло случиться девятого с Барановым, посетившим медпункт в тот день в 23.40, как указано в травматологической карте?

После работы Баранов передал автобус сменщику, и Колчин впервые увидел его. Коренастый. С прямой осанкой. Походка пружинистая. На такого сразу обратишь внимание.

Колчин пригласил его для беседы. Баранов не был похож на преступника. Майор напомнил об исчезнувшей пассажирке и сказал, что она убита.

— Как же так? — спросил Баранов подавленно.

— Пока я не могу ответить на этот вопрос.

— А чем я могу помочь?

— Припомните, — сказал Колчин, — чем вы занимались в тот вечер, 9 октября?

— В тот вечер? — Баранов пожал плечами. — Не знаю.

— Я помогу, — сказал Колчин. — Вас доставили в травматологический пункт.

— Верно! — обрадовался Колчин. — Я ведь дружинник. Ну как же. Мы в тот вечер патрулировали. Вы это можете проверить. Пришлось усмирять хулигана.

— И он стал царапаться?

— Ну царапался-то, положим, не он. Мы заступились за женщину, к которой он приставал, а досталось мне...

Полковнику позвонил дежурный по отделу:

— К вам корреспондент из Душанбе.

— Пусть войдет.

Пирмухамедов протянул удостоверение личности.

— Прошу садиться, — сказал Дианинов.

— А мы уже виделись, — сказал журналист, приглядываясь к нему. — Вчера вечером в ресторане.

Полковник отметил про себя, что журналист — человек наблюдательный.

— Вы расследуете дело по убийству Симбирцевой. Я понимаю, что если бы я вам понадобился... Но вы уж меня извините. Не выдержал. Возможно, я могу чем-то помочь?

— Конечно, — согласился полковник, продолжая его изучать. — Ваше мнение о Симбирцевой? Для нас это очень важно.

— В тот раз поезд прибывал рано утром. Я просил не встречать, но она не послушалась... Одним словом, я хочу внести ясность. Если бы мы были вместе, она бы не ездила в Даврон. И ничего бы не случилось. Но в том-то и дело, что мы тогда не могли быть вместе... А в декабре я похоронил мать.

Определенно он умел владеть собой.

— Вы спросите: какая связь? А связь есть. Я был единственным сыном. Мать вырастила меня без отца. Он погиб в горах. Она хотела, чтобы я женился на таджичке, и приглядела мне невесту. Но я любил Тамару. Я знал, что мать уже ничто не спасет. Рак. Но и Тамаре не рассказывал о своих сложностях. Я знал, что между нами все будет кончено, если она узнает настроение моей матери. В тот вечер, когда Тамара оставила письмо в гостинице, я думал, что она все-таки придет.

Теперь многие вопросы, еще недавно занимавшие полковника, потеряли свой смысл. Одно лишь ему было неясно, и он спросил:

— Что за приятель у вас в Ленинабаде?

— Приятель? — Пирмухамедов не сразу понял, о ком речь.

— Не вызывает симпатию, — помог Дианинов. — И окружение странное. — Он в точности повторил запись из дневника Симбирцевой.

— Ах, вы вот о ком, — догадался Пирмухамедов. — С Тошматовым вместе учились в школе. — Он пристально посмотрел на полковника.

— В нашей работе приходится все проверять, — уклончиво ответил Дианинов.

Отвечая на вопросы полковника, Пирмухамедов сообщил, что у Симбирцевой была сумка темно-коричневая, с двумя отделениями, на длинном ремне. Застежки из желтого металла. Часы «Мечта» в золотом корпусе. Кольцо золотое в оправе, с сапфиром.

Экспертиза установила: земля бурого цвета, доставленная из ущелья Каллаканд, пропитана кровью той же группы, что и кровь Симбирцевой.

— Что вы на это скажете? — спросил Дианинов. Вопрос относился к Саидову.

— Она очень долго лежала на земле, истекая кровью.

— Предположим.

— Лежала до тех пор, пока убийца не вырыл могилу. У него не было лопаты, и он копал монтировкой или ножом.

— А если все-таки лопатой?

— Имея лопату, — сказал Саидов, — убийца постарался бы лучше скрыть следы преступления.

— Что ж, логично, — согласился полковник. — Пожалуй, теперь мы точно знаем место убийства.

— Душанбе заказывали? — спросила телефонистка.

— Да, — подтвердил Дианинов и услышал голос жены. Она сразу стала говорить о внучке.

— А как Машенька? — спросил полковник.

— Все в порядке.

Дед... Ничего в нем не изменилось вроде, а стал он между тем в каком-то новом качестве. И вдруг очень сильно потянуло в Душанбе. Но он и сам не знал, когда попадет домой.

Он чувствовал себя виноватым перед дочерью. Даже цветы не прислал ей в такой день. Цветы еще не продают в городе. Но он бы достал. Она любит цветы и, безусловно, ждала их от него...

— Душанбе заказывали?

— Это вас, — сказал Дианинов Саидову,

— Фирюза, салом!.. Алло, алло!.. Ну как ты там?

Жена была настроена агрессивно:

— Ты всегда уезжаешь не вовремя.

Саидов пытался успокоить:

— Защита пройдет успешно, вот увидишь.

Она перебила:

— Но ты же знаешь, диссертация вызывает споры. И потом банкет, « сказала она беспомощно. — Что я буду одна делать?

Он решил отшутиться:

— Презумпция невиновности имеет отношение не только к твоей диссертации, но в данном случае и ко мне.

Она вдруг повесила трубку...

— Душанбе заказывали?

— Твоя очередь, — сказал Саидов, передавая трубку Колчину.

— Соня? — спросил майор, — Я не Соня,

— Танечка?

— Сейчас позову маму.

— Здравствуй, Максим. Скоро домой?

— Скоро, скоро. Как Мишка?

— Спит.

— А Таня?

— Хорошо.

— Дай ей трубку.

— Танечка, тебя.

— Алло! — дал знать о себе Колчин.

— Она говорит, что вы уже поговорили.

Настроение испортилось.

А капитан Рахимбаев думал в это время о преимуществах холостяцкой жизни.

Итак, водитель экспресса вне подозрений. Но почему экспресс опоздал?

Семичасовым он назывался не совсем точно. Автобус отправлялся из городка Энергетиков в 18.45. В райцентре ему положено быть в 19.25.

В 19.30 9 октября точно по расписанию отправился автобус в Ленинабад. Симбирцева не успела на него. Документально подтверждено: экспресс из городка Энергетиков прибыл в 19.40. Пятнадцать минут опоздания на таком коротком маршруте?

Снова понадобился Баранов. Водитель ответил сразу:

— Мое единственное опоздание, и я его хорошо помню. На двадцать втором километре стояло такси. Водитель «загорал». На другого бы не обратил внимания. Но Ильясов был новичком, и ему следовало помочь.

Нагнать несколько минут было легко. Но Баранов позже обычного подъехал к железнодорожному переезду и был вынужден затормозить у шлагбаума. Приближался товарняк. Он шел медленно, состав был длинным. Вот так все и получилось.

В Зангоре рядом с автобусной станцией стояли такси. И это Баранов хорошо помнит. Он еще погрозил им кулаком, думая об оставшемся без их помощи Ильясове, и повел машину в гараж.

— Стоп! — вдруг оборвал он себя. — А ведь та женщина, которая вас интересует, сойдя с автобуса, направилась к ним.

Это была важная новость.

С помощью Баранова установили водителей такси. Двое не вызывали подозрений. Третий был дважды судим. Фамилия Натрусный. Двадцать шесть лет. Холост. Нелюдим. Скрытен.

— Одна морока с ним, — пожаловался начальник отдела кадров. — Нет у меня к нему доверия.

Председатель Коргарского сельпо Ульфатов сидел в кабинете майора Чиляева с обиженным видом.

— Я всегда помогал милиции, но, видно, из доверия вышел.

— С чего вы это взяли?

— А чем тогда объяснить, что старший инспектор Негматов «прописался» в нашем хозяйстве?

— Мы не только вас проверяем.

— Но это нервирует людей. У меня план горит.

— Хорошо. Я разберусь, — сказал Чиляев.

Подполковник Саидов, одетый в гражданский костюм, сел в такси к Натрусному у гостиницы и попросил отвезти на фабрику «Красный ткач».

Натрусный молча включил счетчик. Собеседником он оказался неинтересным.

Саидов взглянул на счетчик. Семьдесят три копейки. Он протянул водителю рубль. Натрусный спрятал деньги в карман и сразу отъехал.

С планом у него в этот день было неважно. Как обычно в таких случаях, подрулил к фирменному магазину «Лола».

На зеленый огонек сразу клюнула влюбленная парочка. Мужчина с каменным выражением лица оставил в залог свою спутницу и довольно долго пропадал в магазине.

Натрусный стал проявлять нетерпение. Потом он по просьбе своих пассажиров свернул к мосту и выжал газ...

В 20.30 к автовокзалу подъехал андижанский экспресс. Худощавый мужчина в запыленном костюме сошел с автобуса и на стоянке такси облюбовал машину Натрусного.

— В «Дружбу» отвезете? — спросил он.

— Куда? — переспросил водитель.

— В колхоз «Дружба».

Натрусный окликнул водителя стоящего рядом такси:

— Ильясов, возьмешь пассажира в «Дружбу»?

— Давай, — согласился тот.

Мужчина поблагодарил и сел к Ильясову...

— Колчин задерживается, — сказал полковник. — Но все-таки подведем итоги дня.

Саидов поделился своими впечатлениями о Натрусном:

— Такой себя не обидит.

Капитан Рахимбаев доложил:

— Он оставил нас у поворота в ущелье Каллаканд. Сворачивать в ущелье отказался, сославшись на плохую дорогу.

— А как вела себя ваша спутница? — спросил полковник.

— Замечаний нет, — сухо ответил капитан.

— Ну ладно, — улыбнулся полковник. — Завтра «перевоплощайтесь» и засядете в этом ущелье. Правда, в менее приятном обществе.

Колчин задерживался.

Полковник достал из чемодана толстую папку с рукописью.

— Дайте почитать, — попросил Саидов.

Дианинов протянул ему рукопись. На первом листе прямые и строгие буквы, как солдаты в строю:

«ТАК БЫЛО».

Саидов перевернул страницу.

«Эта книга о тех, кто создавал таджикскую милицию и посвятил жизнь обеспечению революционной законности, социалистического правопорядка».

Эпизоды, эпизоды... Саидов увлекся:

«В начале 30-х годов за счет уголовных элементов в Гиссарской и Вахшской долинах активизировались грабительские шайки. Чуть ли не каждый день разбойные нападения на кишлаки, поджоги, убийства, угон скота.

Связисты, тянувшие линию из Курган-Тюбе в Дангару, отказались работать. Бандиты грозили расправой. И тогда созрел смелый план. Место связистов в бричке заняли переодетые в гражданскую одежду сотрудники уголовного розыска. Вскоре их окружили бандиты. Не дав преступникам опомниться, милиционеры бросились на них, обезоружили, доставили в Курган-Тюбе».

— Интересно! — не выдержал Саидов. — Честное слово. Только почему вы не называете фамилии милиционеров?

Дианинов вдруг смутился:

— А дело в том, что одним из этих милиционеров был я.

...Колчин пришел в первом часу ночи. Усталый и злой.

— До центральной усадьбы колхоза докатил, да не с тем.

Майор рассказал, как Натрусный спровадил его к Ильясову. Возвращаться в Зангор на том же такси не стал. От Ильясова узнал: порядки на автобазе строгие. Особенно не развернешься.

Глава 5ПОИСКИ

Суммируя данные, полученные из районов, сотрудники уголовного розыска установили, что 9 октября на линии работало 3780 автомобилей различных марок. В том числе 250 зангорских. 1326 машин, судя по путевым листам, пересекали границы Зангорского района или приближались к ним.

Теми водителями, которые имели безупречный послужной список или вернулись в гараж не позже 19 часов, решили не заниматься. Осталось 117 человек. Их нужно было проверить в первую очередь. Да еще довольно внушительное количество владельцев личных автомобилей.

Дианинов и Саидов засели в районном Отделе внутренних дел, сопоставляя списки, присланные с автобаз, с оперативным учетом и данными паспортного стола.

В это время майор Чиляев говорил капитану Рахимбаеву:

— Помощники у вас будут хорошие. Усман Болтаев дружинник. Холбек тоже смышленый паренек. Вы его каждый вечер или каждое утро, смотря по обстоятельствам, посылайте на ферму с номерами машин. Ну а дальше не ваша забота.

— Ясно! — сказал Рахимбаев.

Халат у нового чабана был пропитан знакомыми запахами, и овчарки, ткнувшись в него мордами, равнодушно отошли в сторону.

Овцы словно прилипли к холмам, прошитым нежно-зеленой стежкой первой травы. Красными островками врезались в нее тюльпаны.

Усман достал табакерку, протянул новому чабану. Им вместе предстояло провести в этом ущелье неизвестно сколько времени. Впрочем, он знал, что никакой это не чабан, а капитан милиции Рахимбаев.

Весь день капитан изучал ущелье и наконец решил, что может пройти его с закрытыми глазами. Вечером он помог чабанам загнать овец в кошару. Это дело было ему знакомым.

Холбек бодрился и даже в некоторой степени чувствовал себя героем. Особенно ему пришлась по душе роль связного. Скорее бы начать действовать.

Усман старался не думать о разыгравшейся здесь трагедии. Хайям. Вот кто ему поможет. Но, как назло, вспоминались газели, от которых не становилось легче.

Разумно ль смерти мне страшиться? Только раз

Я ей взгляну в лицо, когда придет мой час.

Усман бы увел отару из этого проклятого ущелья. Но майор Чиляев просил его задержаться, и, значит, вопрос решен.

Где-то за холмами бежали по шоссе запоздалые автомобили. Ветер доносил их надрывное дыхание.

Ни одна машина в эту ночь не свернула в ущелье.

В новом микрорайоне на левом берегу Сырдарьи дома похожи друг на друга как близнецы. Но Саидов без особого труда разыскал тот, который был ему нужен, — дом художника Тошматова, приятеля Пирмухамедова, представился хозяину:

— Подполковник милиции Саидов. У меня к вам несколько вопросов.

Тошматов достал папиросы.

— Если не возражаете.

— Кури́те, — сказал Саидов. — Вы здесь хозяин,

— Я слушаю. — Художник жадно затянулся.

— Знаете ли вы журналиста Пирмухамедова?

— Еще бы!

— Известны его отношения с Симбирцевой?

— Конечно.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— На прошлой неделе.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Припомните, пожалуйста, где.

— В автобусе. Или нет... На улице.

— Неделю назад, — сказал Саидов, — вы не могли ее видеть.

— Почему?

— Да потому, что она убита в конце прошлого года.

Тошматов поперхнулся дымом. Только теперь он понял, что привело сюда офицера милиции.

— Я в самом деле давно не видел Симбирцеву, — забормотал он, и грива черных волос закрыла его лицо. — Неделю тому назад я, вероятно, встретил просто похожую на нее женщину... А вот с Тамарой мы виделись в октябре. В Зангоре.

— Что вы там делали?

— Оформляли Дворец культуры в колхозе «Дружба». Домой решили ехать на такси. Кажется, мы взяли его на автобусной станции. И тут подошла Симбирцева. Она тоже собиралась в Ленинабад. Но ехать с нами отказалась.

— С кем вы были?

— С художниками Обидовым и Рязановым.

— Что еще можете добавить?

— На шоссе снова видели Симбирцеву. Кажется, она садилась в грузовик.

— Как она раньше вас оказалась на шоссе?

— Теперь я это уже не помню.

— Где найти Рязанова и Обидова?

— Я могу вас проводить...

Рязанов пригласил Саидова в небольшую светлую комнату с мольбертом посередине. На холсте угадывалась осень: серое небо с закрученными тучами, редкие желтые листья. Но картина еще не вобрала в себя всю палитру художника и казалась безликой.

Рязанов усадил Саидова на единственный стул, а сам стал напротив и, склонив голову набок, пощипывал бороду. Борода у него была рыжая. Лицо в оспинах. Глаза добрые, бесхитростные. Саидову Рязанов понравился.

— В самом деле, — сказал художник, когда речь зашла о Симбирцевой. — Это было в октябре. Где-то в начале месяца. С нами рассчитались в пятницу. В субботу мы гуляли в Зангоре. А в Ленинабад вернулись в воскресенье.

— Вы пригласили Симбирцеву в такси?

— Ну конечно.

— Почему же она не поехала?

— Кто ее знает... В общем-то мы были крепко навеселе.

— И больше не видели Симбирцеву?

— Кажется, нет.

— А Тошматов говорит, что потом она вам встретилась на шоссе.

— В самом деле. Теперь я это вспомнил.

— Как она раньше вас очутилась на шоссе?

— Я не знаю... Только она садилась в кабину. Это был ГАЗ-51. Вижу как сейчас...

Обидов предложил Саидову выпить.

— Коньяк, водка?

— Я не пью.

— Жаль.

Обидов выпил один. Старательно вытер салфеткой окладистую бородку, которая придавала ему внушительный, несколько загадочный вид.

— Теперь я к вашим услугам.

Саидов объяснил, что его интересует.

— Почему Тамара раньше нас оказалась на шоссе? — переспросил Обидов. — Ну это совсем просто. Мы заезжали в гостиницу за чемоданами. — Он был доволен. — А садилась она в ЗИЛ-150.

— Рязанов утверждает, что это был ГАЗ-51.

— Вечно он путает. ГАЗ-51 стоял рядом.

Возвращаясь в Зангор, Саидов сделал остановку в колхозе «Дружба». В бухгалтерии ему документально подтвердили, что с художниками рассчитались в пятницу, 7 октября.

Нужно было допросить водителей такси, о которых рассказал Баранов.

В девять часов утра к районному отделу внутренних дел подъехал Натрусный. Его принял Чиляев.

— Вызывали? — глухо спросил Натрусный. В его угловатой фигуре чувствовалась напряженность.

После общих вопросов и предупреждений об ответственности за отказ или отклонение от дачи показаний, а также за дачу ложных показаний Натрусного попросили вспомнить, чем он занимался в воскресенье 9 октября.

— А черт его знает... Работал.

Чиляев предъявил путевой лист за 9 октября.

— Наездили триста восемнадцать километров.

— Ну и что?

— Значит, был дальний рейс.

— Разве упомнишь?

— А вы постарайтесь.

— С моей-то памятью? — отмахнулся он.

— В таком случае мы вам поможем, — сказал Чиляев, раскладывая на столе фотографии. — Кто из них садился в вашу машину?

— А черт их знает, — сказал Натрусный, вглядываясь в снимки. — Вроде бы и тот садился, и этот... И тог бородач знакомый. — Он показал на Обидова. — Или вот этот... — Взял со стола фотографию Рязанова. — А черт их знает, — повторил он. — Может, вез тоже. А может, просто видел... Ишь бородищи-то отрастили.

Пригляделся к фотографии Тошматова. Пожал плечами.

Больше от него ничего не добились.

Дианинову предъявил повестку шофер первого класса Лутфиев. Он держался спокойно, как человек, которому нечего скрывать.

— Что было 9 октября? — пожал плечами. — Кого возил?.. Трудный вопрос.

Но при опознании сразу выделил художников. Отвез в Ленинабад. Возможно, что и девятого. Всю неделю работал за сменщика. В воскресенье навестил его в больнице. Потерял время, искал дальних пассажиров. Тут как раз эти подвернулись.

Дианинов задал наводящий вопрос:

— Их было трое. Что же не взяли еще пассажира?

— Так ведь у них компания, — ответил водитель. — А может, и не было других пассажиров.

— Не просилась ли до Ленинабада женщина?

— Все это было слишком давно. Разве вспомнить?

Перед Лутфиевым разложили фотографии женщин.

— Не знаю.

Показали на фото Симбирцевой. Никаких воспоминаний оно у него не вызвало.

Вечером Дианинову доложили: сменщик Лутфиева в самом деле поступил в больницу с острым приступом аппендицита 4 октября. Выписался двенадцатого.

— Значит, девятое подтверждается, — заметил Дианинов. — Другого воскресенья за этот промежуток времени не было.

— Итак, у художников алиби, — сказал Саидов.

— Если она села в грузовик, — задумчиво произнес полковник, — то круг наших поисков сужается.

Глава 6КОСВЕННЫЕ УЛИКИ

В понедельник Дианинов провел оперативное совещание:

— Прошу высказаться, товарищи.

Начальник Зафарабадского РОВД:

— Привлек внимание водитель бензовоза. Имеет просечки в талоне за незаконный провоз пассажиров. 9 октября работал на самосвале. В путевом листе отмечен Даврон. Вернулся в гараж десятого в семь часов утра. 12 октября уволился.

Начальник Ленинабадского городского отдела внутренних дел:

— В таксомоторном парке «выжимают» план. Машины возвращаются в гараж позже, чем отмечено в путевых листах. Многие автомобили размещаются в ведомственных гаражах. Уточнить время работы водителей невозможно.

Начальник Матчинского РОВД:

— На сиденье «Москвича», принадлежащего бригадиру колхоза «Рохи Ленин», обнаружены пятна крови в виде капельных следов большой давности. Экспертиза установила: кровь этих пятен имеет одинаковую группу с кровью Симбирцевой и отличается по группе от крови бригадира. Происхождение пятен бригадир объяснить не мог. Ведется расследование.

Начальник Зангорского РОВД майор Чиляев:

— Странное беспокойство проявляет директор Коргарского сельпо Ульфатов. Обеспокоен проверкой. Старший инспектор Негматов докладывает: Коргарское сельпо одно из крупнейших в республике. Годовой план товарооборота восемь миллионов рублей: 57 торговых предприятий, 9 столовых общепита, 12 лепешечных, 5 мясных ларьков в колхозах. Излишествующие в сельмагах товары вывозятся для продажи в соседние районы и даже за пределы республики. 31 грузовая машина, в том числе 4 автолавки. Единственным лицом, контролирующим их возвращение в гараж после 18 часов, является сторож.

Начальник Ходжентского РОВД:

— Шофер Шакиров из межколхозной транспортной автобазы принял бортовой ЗИЛ-150. В Гулистоне был остановлен неизвестным, который пригрозил расправиться с ним за то, что он якобы увез на этой машине его знакомую и совершил над ней насилие. Шакирова мы хорошо знаем. Но преступление могло быть совершено водителем однотипного грузовика.

Итак, поиски велись по всем направлениям. Полковник Дианинов с удовлетворением отметил это и по каждой версии высказал свои соображения.

— В самом деле косвенные улики могут оказаться решающими, — сказал он в заключение. — Очень важным я считаю заявление Шакирова. Нужно проверить факт насилия.

Он выдержал паузу:

— Некоторые свидетели утверждают, будто Симбирцева девятого садилась в грузовик. Это надо учесть...

Спектральный анализ показал, что осколок, извлеченный из черепа Симбирцевой, по составу металла соответствует типу ножа с искривленным клинком.

Криминалистическая экспертиза подтвердила, что обнаруженный в ущелье Каллаканд обрывок газеты действительно служил чехлом для ножа такого же типа, и определила его размеры.

— Найденные в плаще Симбирцевой автобусные билеты мало что дали, — добавил он. — Но вот газета, в которую был завернут нож, оказалась нашей. «Тоджикистони Совети» от 5 октября.

Майор Колчин занялся Шакировым.

— Вы запомнили мужчину, который остановил вашу машину в Гулистоне?

— Еще бы.

— Какой он из себя?

— Высокий, худой. Лет тридцати пяти.

— Во что был одет?

— Короткое пальто серого цвета. И красный шарф... Без головного убора.

— Помогите нам найти его.

— Попробую, — согласился Шакиров.

Колчин попросил уточнить, где и в какое время неизвестный остановил грузовик.

— Около восьми часов утра у переезда через железнодорожные пути, — ответил Шакиров.

— Возможно, он шел на работу, — предположил Колчин. — Завтра поедем к переезду в это же время. Не возражаете?

— Если надо...

Пригревшись на солнце, капитан Рахимбаев заснул после очередной бессонной ночи. Он выбрал укромное местечко за кошарой и видел сладкие сны.

Но он проснулся сразу, едва Холбек склонился над ним. Юноша прижал палец к губам и показал вниз. У похожего на могильную плиту камня стояла полуторка.

Капитан давно наметил путь, по которому в случае надобности можно незамеченным подкрасться к этому камню. Он пополз, прижимаясь к земле, вниз по склону, и фисташковые заросли скрыли его.

Он спешил, раздирая руки о камни и не обращая внимания на впивающиеся в ладони колючки. Вскоре он уже был на том месте, где Холбек обнаружил плащ Симбирцевой.

Еще немного — и вот он, грузовик...

Шофер свернулся калачиком на сиденье. Он был один. Полтора часа он спал. Затем не торопясь завел машину и покинул ущелье.

Вечером счастливый Холбек отправился выполнять поручение капитана. В руке у него была зажата записка с номером машины, свернувшей в ущелье.

Шакиров подъехал к переезду на десять минут раньше, чем в прошлый раз, и, свернув к обочине дороги, остановил машину.

Колчин наблюдал за ним из будки путевого обходчика. Обзор был хорошим. Место бойкое: рядом консервный завод и ремонтные мастерские. За ближайшим поворотом — депо. Чуть ближе — базар.

Людская волна выплеснулась на улицу. В это время Гулистон, где едва насчитывалось десять тысяч жителей, вправе был сравнить себя с настоящим городом.

Но вскоре поток схлынул, оставив после себя горький запах пыли, медленно оседавшей на тротуары и мостовую.

Никто к Шакирову не подходил. Он напрасно всматривался в лица прохожих, выискивая в толпе серое пальто и красный шарф.

Весь день он проторчал у переезда: менял скаты, копался в карбюраторе. Весь день майор Колчин не выходил из будки путевого обходчика.

Вечером опять нахлынул людской поток. И вновь к Шакирову никто не подошел. И вновь он, как ни всматривался, не увидел человека, который предъявил ему столь серьезное обвинение.

За день Дианинов и Саидов так находились, что ноги гудели. Но они были довольны. На всех объектах их слушали внимательно:

— Разыскивается опасный преступник, товарищи!..

Они знали — еще тысячи глаз будут следить теперь за дорогами. Еще кто-то поможет найти свидетелей, которые обязательно выведут на след.

Опять Шакиров и Колчин напрасно простояли у переезда. Правда, они несколько изменили тактику. У переезда стояли в часы «пик». А в остальное время колесили по Гулистону.

Человек в сером пальто с красным шарфом словно в воду канул. Колчин понимал, что он мог снять пальто. А Шакирова привлекало именно это пальто. Между тем дни стали теплые, и люди ходили в костюмах.

Из донесения старшего инспектора уголовного розыска Негматова:

«Председатель сельпо Ульфатов выписывает газету «Тоджикистони Совета».

— Какой из себя тот мужчина? — в который раз спрашивал Колчин.

— Высокий.

— Просто высокий или очень высокий?

Шакирова пробирал пот.

— Высокий.

— А лицо?.. Какое у него было лицо?

— Прыщеватое.

— Круглое, овальное, прямоугольное, треугольное? — допытывался Колчин,

— И такое бывает? — недоверчиво спросил Шакиров.

— Бывает.

— Правда! — вдруг озарило его. — Треугольное! Широкий лоб. Щеки скошены. Узкий подбородок. Теперь обязательно узнаю.

Полковнику Дианинову доложили:

— Машина, свернувшая в ущелье Каллаканд, принадлежит министерству мелиорации и водного хозяйства республики. Шофер вне подозрений.

Все личные дела в ремонтных мастерских они уже просмотрели и, наскоро пообедав, засели в отделе кадров консервного завода.

— Вот! — вдруг сказал Шакиров, вглядываясь в фотокарточку инженера Болдырева. Обрадовался, словно разыскал давно пропавшего родственника.

Вместе с инспектором по кадрам прошли в цех.

— Он! — подтвердил Шакиров.

— Иван Григорьевич! — окликнул Болдырева инспектор по кадрам. — Зайдите к нам на минутку.

В отделе кадров инженер увидел незнакомых людей и поздоровался. Колчин представился.

— Вы знаете этого человека? — спросил он, показывая на Шакирова.

Инженер неопределенно пожал плечами.

— Он шофер, — подсказал Колчин.

— А... а! — простонал Болдырев и сжал кулаки.

3 февраля к нему приехала студентка ленинабадского пединститута Валентина Папуш. Давно знакомы. Но ей надо кончать учебу. В ту пятницу она переночевала у него. Возвращалась в город на попутном грузовике. Вечером. В субботу. Стало быть, четвертого. Грузовик подобрал ее у переезда. Номера были заляпаны грязью. Да он и не старался их запомнить. Водителя не разглядел. Прикуривал у встречного прохожего. В это время она остановила грузовик. Все произошло мгновенно. Она села в кабину. Грузовик сразу рванулся с места.

Во вторник он вызвал ее на переговоры. Они слегка повздорили накануне. Она не явилась на переговорный пункт. В среду он вновь попытался с ней связаться. Безуспешно. Он знал, какая она отходчивая, и встревожился. В четверг последним рейсовым автобусом выехал в Ленинабад. Она не захотела его видеть. Но он все-таки прорвался к ней в общежитие. И поразился: так она изменилась за эти несколько дней.

Подруги ничего не могли от нее добиться. Но ему она рассказала все. Шофер, когда проезжали горы, вдруг свернул с дороги в ущелье.

— Я тебя люблю, — сказала она Болдыреву с неприсущей ей решимостью. — Но теперь мы больше никогда не сможем быть вместе.

Он все понял и не знал, как быть. Заявить в милицию?

— Чтобы о моем позоре узнали все? — побледнела она.

Рахимбаев потерял счет дням и удивился, когда в ущелье вдруг нагрянули машины. Они начали атаку с утра. Ущелье тут же капитулировало, внеся контрибуцию тюльпанами.

Вечером, провожая Холбека в колхоз с очередной депешей, капитан сообразил, что сегодня навруз — праздник весны. В этот день не обойтись без цветов.

— Он все выдумал! — сказала Папуш майору Колчину.

Она оказалась маленькой, щуплой женщиной с бледным, словно просвечивающим лицом.

Колчин стал объяснять, как важны ее показания, чтобы предотвратить новые преступления на дорогах.

— Я ничего не знаю! — упорствовала она.

Он рассказал о Симбирцевой. Папуш замкнулась окончательно:

— Уходите!

— Во-первых, побрейтесь, — сказал Дианинов Колчину. — А во-вторых, мы не так уж мало узнали. ЗИЛ-150. Бортовой. Темно-зеленый. Дата известна. Время тоже. Гулистон. Найдем и без ее помощи. Зачем же расстраиваться?

Зазвонил телефон.

— Ваш номер в Душанбе не отвечает.

А полковнику так хотелось услышать о внучке!

— Повторите через некоторое время, — попросил он и передал трубку Колчину. — Вас соединяют.

— Танечка! — обрадовался майор. — Я тебя сразу узнал. Ну как ты там?.. Зачем маму... Я хочу с тобой... Конкурс юных математиков, говоришь?.. Вторая премия?.. Вот молодец! — И усталость прошла. — А я-то при чем? — плохо скрыл удовольствие. — Ну что там я тебе помогал... Ладно, теперь давай маму.

— Ты не забыл? — спросила жена.

— Что?.. Туфельки Мишке?.. Не туфельки. Тогда что?.. Ах да. Ну помню, конечно... Что она говорит?.. Что?!

Дианинов сразу заметил, что Колчин расстроился. Оказывается, послезавтра у Татьяны день рождения, и она хочет, чтобы он приехал. Впервые она обратилась к нему с такой просьбой, но у Колчина нет возможности выполнить ее.

Из донесения старшего лейтенанта милиции Негматова:

«Водитель Мирзоалиев Исрафил в течение года дважды перекрашивал борта. Сейчас у него ЗИЛ-150 желтый. Какого цвета была машина 4 февраля, никто точно не помнит. Возможно, что и зеленого. В путевом листе указан Гулистон. Командировочное удостоверение подписано председателем Коргарского сельпо Ульфатовым, с которым Мирзоалиев находится в родственных отношениях».

Глава 7ЕЩЕ КОСВЕННЫЕ УЛИКИ

Эта машина появилась в ущелье в 20 часов 47 минут. Уже стемнело, и Рахимбаев следил за ней по движению фар.

Машина приближалась к похожему на могильную плиту камню, за которым капитан устроил засаду. Рядом с ним лежал Холбек. Он прижался к земле и старался не дышать.

Вскоре они уже могли различить, что это грузовик ЗИЛ-150. Как нарочно, машина остановилась перед камнем. В кабине сидели двое. Шофер выключил фары. Потом открылась дверца кабины, и он спрыгнул на землю.

— Выходи! — приказал он кому-то. В кабине замешкались. Тогда он повторил резче: — Что, я тебя должен ждать? — В голосе прозвучала угроза.

Рахимбаев увидел женщину. Одним прыжком он оказался перед шофером. Ослепил лучом карманного фонаря.

Шофер был рослым. Едва уловимым движением выхватил из-за голенища нож. Капитан выбил нож и рванул его руку на себя. Шофер вскрикнул от боли.

Холбек пронзительно свистнул, подзывая Усмана. Старший чабан вскоре появился со сворой собак. Шофера связали. Он лежал в кузове, пытаясь сбросить веревки.

— Не дури! — приказал Усман. На всякий Случай он захватил с собой овчарку. Она щерилась, показывая клыки.

Капитан Рахимбаев сел за руль. До Зангора было сорок минут езды...

— Итак, ваша фамилия Жосанов? — спросил полковник.

— Жосанов, Жосанов, — охотно согласился шофер. — Только в чем я виноват, гражданин начальник?

— Во-первых, вы оказали сопротивление работнику милиции.

— Так ведь кто его разберет? В чупане был.

Нож лежал на столе. С искривленным клинком. Не тот ли?

— Еще вы обвиняетесь в попытке изнасилования.

Жосанов побагровел.

— Да я эту гниду... Да я... — Он не находил слов.

— Вы завезли ее в ущелье, — сказал полковник. — Это вы не будете отрицать?

Жосанов в бессильной злобе сжал кулаки.

— Никого я не завозил! Она сама говорит: свернем в ущелье. — Вид у него стал жалкий. — Завязал я, гражданин начальник. А тут эта гнида. Сама, понимаете?..

— Вот так встреча! — удивился Саидов, — Маркина?

— Здравствуйте, здравствуйте, — закивала женщина, которую завезли в ущелье Каллаканд.

Ей было лет двадцать пять. Широкобедрая, пышногрудая. Густо намалеванные глаза с поволокой.

Саидов хорошо знал ее историю. Связалась с перекупщиками. Занималась махинациями. Транжирила молодость. В последний раз отбыла срок в исправительно-трудовой колонии и тут же закружила голову инженеру из Омска. Познакомились в кинотеатре. У нее оказался лишний билет. Потом инженер прибежал в милицию: помогите, ограбили. Узнали по почерку — Маркина. Инженер увидел ее в отделении и... все простил. Стал уверять, что ничего она у него не взяла...

— Пишите заявление, — сказал Саидов. — Так, мол, и так. Шофер такой-то насильно завез меня в ущелье.

— Нет уж, — сказала Маркина. — Не буду я писать такое.

— Но ведь он завез вас в ущелье?

— Завез.

— Это вы ему показали ущелье или он сам свернул?

— Вот еще... показала. Что у меня, стыда нет?

— Значит, все-таки он завез вас в это ущелье?

— Ну да.

У Маркиной оказалась приметная сумка. Темно-коричневая с двумя отделениями. На длинном ремне. Не Симбирцевой ли?

— Откуда у вас эта сумка? — спросил Саидов.

— Купила в Ташкенте.

— Точнее.

— В ЦУМе...

Утром пригласили для опознания Каратаева. Инженер сказал не раздумывая:

— Это сумка Симбирцевой! Одна застежка не запиралась. Она положила в сумку тетради, а застежка не запиралась.

Но застежки запирались.

Дианинов вспомнил про журналиста. Пирмухамедов еще был в районе. Пригласили в отдел.

— Ее сумка! — выбрал из десятка других, разложенных на столе.

— Чем можете доказать?

Он не приближался к столу, словно боялся дотронуться до сумки.

— Ремень был надорван. Сшит черными нитками.

Ремень оказался целым.

— Может быть, в самом деле купила она эту сумку? — засомневался Саидов.

— Запросите Ташкент, — сказал Дианинов.

Экспертиза признала: нож, изъятый у шофера Жосанова, не имеет зазубрин. Стало быть, это не тот нож, каким была убита Симбирцева.

На очной ставке Жосанов сказал твердо:

— Ты мне показала это ущелье!

— Ну я, — вдруг согласилась Маркина. — Что тут такого?

— Откуда вам известно это ущелье? — спросил Дианинов.

— Ниоткуда. Просто увидела ущелье и говорю: свернем.

— Завязал я, гражданин начальник! — уверял Жосанов.

— Ладно, — вдруг сказал Дианинов. — На этот раз вы свободны.

— Вот спасибо!

— Жосанов! — вернул его от дверей полковник. — Нож забыли.

— Да ну его к черту! — стал открещиваться Жосанов...

— Темнишь, Маркина, — сказал Саидов, показывая телеграмму из Ташкента, — Не было в ЦУМе таких сумок.

— Дайте закурить.

— Ну? — спросил Саидов, подвигая к ней портсигар.

— Ладно, — согласилась она. — Все равно вы меня так запрячете, что он не достанет. В конце февраля, — сказала Маркина, — была я в Зангоре. Крохотный городок. Не развернешься. Вышла на шоссе. Проголосовала. Подобрал грузовик (в марках не разбираюсь). Шоферу на вид лет сорок. Костлявый. В тюбетейке. Синих очках. «Сколько возьмешь?» — спрашиваю. «Не обеднеешь». Посадил он меня в кабину, а чемодан закинул под брезент в кузов.

Вначале он все молчал. Въехали мы в горы, и тут он вдруг свернул с дороги. «Это еще куда?» — «Мусульманин я». — «Ну и что?» — «Молиться, — говорит, — время». Остановил он машину в таком месте, где, кроме нас, никого не было. Вышел из кабины. Расстелил вроде бы коврик — и на колени. «Иншалла, иншалла...»

Смешно мне. Кончил молиться. Зовет. «Гляди, как хорошо тут». Подхожу к нему. «Иншалла — это что?» — спрашиваю. «Если, — говорит, — аллах пожелает!» — и меня на коврик. Ну вот, думаю, рассчитались... Потом он пиво из-под сиденья достал. Меня угощает, а сам не пьет. Обходительный. Жениться обещал. У мусульман, говорит, по закону четыре жены положено.

Стемнело, когда мы к Садбаргу подъехали. Ссадил он меня на окраине. Гляжу, перекосило всего. Нож вытащил. «Адат знаешь?» — «Откуда мне знать?» — «Сейчас разъясню». Я чуть живая от страха. «Хоть слово кому — и конец! — Нож приставил. — Машалла. — Объяснил: — Так бог пожелал!»

Из кабины вылезать не стал. Я сама свой чемодан из кузова сбросила. Да сумку эту прихватила. У него там были ящики с товарами...

Дианинов приказал:

— Дать ориентировку. Машина бортовая. В конце февраля была загружена промышленными товарами, в том числе сумками такими-то. И еще: шофер совершает религиозные обряды.

Музаффар-заде вызвал Маркину в прокуратуру. Уточнить кое-какие детали.

— Он угощал вас пивом, — напомнил следователь. — Чем откупоривал бутылки?

— Зубами. У него это ловко получалось.

Музаффар-заде направил выловленные металлоискателями пробки от пивных бутылок на стоматологическую экспертизу.

Глава 8ИСТОРИЯ ОДНОЙ КОМАНДИРОВКИ

Саидов нарезал любительскую колбасу и принялся за хлеб. Ломтики получились тоненькие. Он пожалел, что рядом нет жены. Она бы его обязательно похвалила.

И сразу стал думать о диссертации, которую она должна защитить на этой неделе. О банкете, с которым ей без него не справиться. Вздохнул.

Колчин раздобыл кипяток и заварку.

Пришел Дианинов. На столе колбаса, масло.

— Богато живете, — сказал он.

В дверь постучала дежурная по этажу:

— Вот давеча вы беседовали с нами...

Случай, о котором хочет рассказать, произошел в августе прошлого года.

— Часов в семь утра пришла к нам в гостиницу женщина, а на самой лица нет. Поселилась в отдельном номере. Слышу, плачет. Я толкнула дверь. Заперта. Постучалась. «Кто там?» — «Дежурная». — «Что надо?» — «Может, помочь чем?» — «Нет». А потом сама позвала. Добиралась на попутном грузовике. Но шофер проколесил с ней всю ночь и напоследок ограбил. Заняла она у меня тридцать рублей. А вскоре прислала перевод. Очень просила об этой истории никому не говорить. Я и не говорила. Вам первым. Вдруг пригодится.

— Спасибо, — сказал Дианинов. — А как фамилия той женщины?

— Замонова Биби-ханум. Приезжала по каким-то делам в командировку.

— Уж не выйдем ли на преступника? — спросил Саидов, когда дежурная ушла.

— Будем проверять все версии — обязательно выйдем. — Дианинов налил в стакан остывший чай и, сделав глоток, поморщился.

Потом он разговаривал с женой. И с Машенькой. Она уже была дома. Бросить бы все сейчас — и к ним. Повод имеется. Кому-то надо лететь в Душанбе. К женщине, про которую рассказала дежурная по гостинице. Вот он и полетит.

— Закажите билет на самолет.

— На чье имя? — спросил Саидов.

— На ваше, — улыбнулся полковник. — Вы думаете, я забыл про диссертацию?

— Пусть летит Колчин, — возразил Саидов.

«Завтра у Татьяны день рождения!» — вспомнил полковник. Колчина бы он тоже отправил в Душанбе. Но лететь мог только один.

Майор стал возражать:

— У Татьяны каприз...

Саидов перебил:

— Если я не приеду, жена поймет, что не смог. А Татьянка твоя... Из нее человека лепить надо!

— Собирайтесь, Колчин, — решил полковник.

Замонова Биби-ханум. Место работы — проектный институт. Домашний адрес. Телефоны: служебный, домашний.

Все это Колчин уже знал, садясь в самолет. Он летел и думал, что даст ему эта поездка. Конечно, Замонова может замкнуться, как Валентина Папуш. Полгода хранит свою тайну. Нетрудно догадаться почему.

Взяв в аэропорту такси, Колчин поехал в институт. Но он все-таки опоздал. В институте сказали, что она ушла перед самым его приходом. Возможно, он даже встретился с ней в вестибюле. Одета в синий костюм. В руках плащ.

Колчин быстро вышел на улицу и увидел ее в тот момент, когда она переходила улицу. Рядом вышагивал мужчина с портфелем. Колчин понимал, какой деликатный предстоит разговор, и начинать его при посторонних не имел права.

Холодный ветер, поднявшийся вдруг, напомнил, что лето еще не пришло.

Защищаясь от ветра, Замонова повернула голову. У нее был красивый профиль. Строгое, смуглое лицо, пожалуй, с чересчур правильными линиями. Выразительные миндалевидные глаза. Зябко поеживаясь, она развернула плащ, и мужчина с портфелем помог ей надеть его.

Колчин достал пачку БТ. В ней оказалась последняя сигарета. Он увидел табачный киоск, но побоялся потерять Замонову из виду. И правильно сделал. Замонова вдруг распрощалась с мужчиной и свернула к гастроному.

Колчин догнал ее.

— Товарищ Замонова!

Она остановилась.

— Я из милиции.

Брови у нее дрогнули.

— Летом прошлого года вы были в командировке...

Она сухо перебила:

— Я часто бываю в командировках.

— Меня интересует только одна. Август. Зангор.

— Не помню.

— Совершено преступление. В горах обнаружен труп женщины.

Она, почувствовав слабость, прислонилась к холодной стене дома. На них стали обращать внимание.

— Пойдемте отсюда, — сказал Колчин.

— Хорошо, — согласилась она, пересиливая себя.

Они вернулись в институт. Она проводила его в свой кабинет.

— Я знала: это нельзя скрыть совсем, но все же на что-то надеялась. — Полезла в сумочку за платком. — Так вы говорите, убита женщина?.. Где?

Колчин стал подробно описывать место, где были обнаружены останки учительницы Симбирцевой.

— Там еще неподалеку есть мост.

— Деревянный, без перил, — сказала она бледнея.

— Вы помните этот мост? — спросил он, напрягаясь.

У нее вдруг пропал голос. Она силилась что-то сказать, но только глотала воздух.

Она родилась в Самарканде. Дед был искусным гончаром. Она считалась его любимой внучкой. И это он дал ей имя Биби-ханум. Когда она была еще совсем маленькой, он сажал ее на колени, перебирал своими шершавыми, холодными от глины пальцами все сорок ее косичек и рассказывал о красавице Биби-ханум — любимой жене могучего Тимурленга.

Однажды в отсутствие своего грозного повелителя она решила построить мечеть, какой еще не знал мир. Созвала лучших мастеров. Выложила перед ними все свои неисчислимые сокровища. И вот уже все восемь куполов поднялись к звездам. Осталось возвести лишь портальную арку. Но тут пришла весть, что скоро вернется Тимурленг. Тогда она попросила молодого зодчего ускорить строительство. Он, плененный ее красотой, обещал все сделать, если она позволит поцеловать ее. Царица согласилась. Поцелуй его был так горяч, что на щеке красавицы осталось пятно. Потом это пятно увидел Тимурленг и приказал казнить зодчего.

Знала Биби-ханум, что это легенда. Но мечтала встретить человека с таким же горячим сердцем, как у несчастного строителя.

— Иншалла, — улыбался дед.

Все было красиво в ее жизни. Отец любил музыку и виртуозно играл на рубобе[13]. В их доме часто собирались гости. Среди них были известные гафизы[14]. Затаив дыхание она слушала их песни. А потом оказалось, что у нее тоже хороший голос.

Она училась в университете и там познакомилась со своим будущим мужем. Когда он в первый раз поцеловал ее, она долго смотрелась в зеркало, искала пятнышко на щеке. И совсем развеселилась, когда подруги сказали, что у нее горят щеки.

С мужем у нее были самые нежные, самые добрые отношения.

Все это Замонова могла рассказать майору Колчину. Но она сообщила лишь то, что сочла нужным.

...Она вылетела из Душанбе 8 августа. День провела в Ленинабаде. Десятого была в Матче. Там предполагала заночевать, но решила выгадать день и выехала в Садбарг. Он, как известно, расположен на развилке дорог, километрах в пятидесяти от Зангора.

В Садбарге была около семи часов вечера. Сразу пошла к чайхане, где останавливались машины на Зангор. Заказала лагман[15]. Весь день была занята, не успела поесть.

Она допивала чай, когда подъехал грузовик. Водитель, пожилой, внушающий доверие человек, стал искать свободное место. Она обрадовалась, узнав, что он едет в Зангор.

— Возьмете меня?

Он согласился и тоже заказал лагман.

— А сколько времени будем в пути?

— Часа два.

Солнце садилось поздно, и она подумала, что успеют приехать засветло. Хотела расплатиться за двоих, но шофер вдруг забеспокоился. Сказал, что передумал. Бросил деньги на стол и заспешил к машине.

Она не сразу поняла, в чем дело. А потом увидела мотоцикл с коляской и автоинспектора.

Некоторое время сидела в чайхане и ждала, что инспектор вот-вот уедет. Чайханщик шепнул ей, что машину надо искать не здесь, а за теми вот чинарами. Она поблагодарила за совет.

До чинар было дальше, чем ей показалось вначале. Она добиралась до них минут пятнадцать. Чем дальше она отходила от чайханы, тем настойчивей стучала мысль: остановись, что ты придумала, подожди до утра! Но ей очень хотелось выиграть день, чтобы в субботу быть дома. А еще лучше в пятницу.

Так рассуждая, она наконец подошла к чинарам и сразу увидела опершегося на посох старика в стеганом халате, с аккуратно накрученной чалмой.

Она произнесла традиционное приветствие. Он ответил и, запустив руку в густую белую бороду, напомнил ей деда. Сразу стало спокойней. Да еще старик был не один, а с черноглазым внучонком, который держал бечевку, обмотанную вокруг шеи резвого тонконогого козленка. Им надо было в колхоз «Дружба», а это по дороге в Зангор.

Вначале не везло. Машины проезжали груженые или не в том направлении. Но вот показался грузовик. Шофер в синих очках, наполовину скрывавших его лицо, притормозил. Он согласился взять всех, а о цене сказал: «Сколько дадите — и ладно».

Старик полез в кузов. Принял от внука козленка. Потом мальчик тоже полез в кузов.

Она в это время села в кабину. Сразу отвернулась от шофера. Стала смотреть в окно. Позднее при всем желании не могла вспомнить, как он выглядит.

Шофер попался молчаливый. Она была рада, что не придется разговаривать. Он вел машину осторожно, медленно, и она решила, что будут ехать не меньше трех часов. На какое-то мгновение она снова пожалела, что отправилась в путь. Однако теперь уже ничего нельзя было изменить.

На центральной усадьбе колхоза «Дружба» старик с внучонком сошли. Старик полез под халат за деньгами, но она сказала, что рассчитается за них.

— Спасибо, дочка, — он поклонился.

Уже стемнело. Водитель включил фары. Несильный полусвет мягко лег на гудрон. Показалось, что машина пошла быстрее.

Вскоре остались позади хлопковые поля. От самого Садбарга они доверчиво прижимались к дороге. Теперь их сменили горы.

Ей стало тревожно. Она повернулась к шоферу. В полумраке показалось, что у него скошено лицо. И вновь она различила очки. Почему он их не снимает? Ей захотелось услышать его голос.

— Мы скоро приедем?

— Иншалла, — ответил он.

«Если бог пожелает...»

Когда это говорил дед, ей становилось весело.

Из-за поворота вырвался бензовоз. Грузовик резко вильнул. Ее ослепило, швырнуло на водителя. И снова они остались вдвоем.

Холмы стали круче. В мертвенно-желтом свете фар ей почудилось, что они дышат.

Прямо в расщелине вспыхнул светильник. Она понимала, что никакой это не светильник, а звездочка. Но почему-то убеждала себя, что светильник.

— Скоро приедем?

— Иншалла! — повторил он.

Что-то зловещее показалось ей в его голосе, и всю ее охватила холодная волна страха.

Они въехали в горы. Темнота сгустилась. Застрявшее между скалами небо походило на страшный зев зверя. В мерцании звезд ей померещилось что-то вроде собаки Баскервилей.

«Остановите машину!»

Он не мог это услышать. Она только подумала, что просит остановиться. Сойти было еще страшнее.

Неожиданно грузовик свернул с шоссе и, накренившись, покатил вниз. Шофер объяснил, что должен совершить вечерний намаз.

Машина стояла в глухом ущелье с выключенными фарами. Водитель постелил на землю молитвенный коврик и встал на колени.

— О великий аллах, помилуй нас, грешных, укрепи веру...

Она сидела в кабине не шевелясь. Одну за другой он читал суры корана. Прошла целая вечность, прежде чем он произнес аминь.

— Теперь ты молись.

— Я не верю в бога.

— Молись! — повторил он с угрозой.

А может быть, это сон? Самый страшный из всех снов, какие она только видела...

Вздрогнула от прикосновения чужих, грубых пальцев. Нет, это был не сон. Одна в безучастной, холодной тьме.

Он стал вытаскивать ее из кабины. Она вцепилась в рулевое управление. Он зажал ей рот и отпустил уже полузадохнувшуюся, обессиленную.

Он не торопился ехать. Достал из-под сиденья бутылку пива, сорвал пробку зубами.

— Пей! — протянул ей бутылку.

Она оставалась безучастной. Он стал разжимать ей зубы.

— Да гласит четвертая сура корана: «Тех, кто опасны по своему упрямству, вразумляйте». — Достал нож. — Я пущу тебе кровь и выпью из этой бутылки!

Глоток пива привел ее в чувство.

— Меня будут искать!

— Дура, — сказал он. — Я так запрячу...

— Но старик запомнил твою машину!

— Ему-то какое дело?

— Он мой родной дед! — Она отчаянно ухватилась за свою выдумку.

— Врешь! — злобно произнес он.

— Ты можешь это легко проверить. Колхоз «Дружба». Саидходжа. — Назвала имя своего деда. — Его все знают.

— Врешь! — Он приставил нож к венам ее руки. Острое лезвие царапнуло кожу. Еще мгновение — и все будет кончено.

— А если не дед, — сказала она, плохо следя за своими мыслями, — так козленок-то уж обязательно запомнил!

— Сын, что ли?

— Сын! — опять отчаянно подхватила она. — Ну, конечно, сын!

Как знать, может быть, это ее и спасло.

Потом провал в памяти. Очнулась на мосту. Она не знает, как добралась сюда и сколько прошло времени. Еще пылали звезды, но теперь они были ей безразличны. Она шла по мосту. Грузовик с погашенными фарами, будто конвоируя, прижимал ее к самой кромке.

Возможно, она даже не понимала, что мост без перил и один шаг отделял ее от гибели. Она просто шла. Когда мост остался позади, свернула к стремительному горному потоку.

Она не помнит, сколько просидела на берегу. Куда делась сумка. Паспорт и командировочное удостоверение оказались при ней. В паспорте лежало пять рублей.

Глава 9ПОСЛЕДНЯЯ УЛИКА

На другой день Колчин вновь встретился с Замоновой.

— Я вспомнила, — сказала она. — Нож у него был большой и кривой. — Оголила руку. — Видите?

Он ничего не видел.

— Да вот же! — настаивала она. Но в том месте, на которое она показывала, была гладкая кожа. Вероятно, она на всю жизнь запомнила прикосновение ножа. Но он лишь чуть задел кожу, и царапина давно исчезла.

— В гостинице на стене моего номера должны быть цифры, — сказала она. — С борта грузовика. То ли две первые, то ли последние. Врезались в мозг. Я нацарапала их шпильками от волос.

Он весь напрягся:

— Где?

— Под батареей водяного отопления.

Из донесения старшего лейтенанта Негматова:

«Шофер машины 34-52 Мирзоалиев Исрафил. 28 февраля выдан путевой лист № 155. Время выезда из гаража 7 часов 20 минут. Время возвращения — 22 часа.

Загрузился в складе сельпо согласно счета-фактуры разными товарами, в том числе сумками молодежными с двумя отделениями, на длинном ремне, с застежками из желтого и белого металла. Пункты назначения: Зангор, Садбарг, Матча.

Совершает намаз».

Установить, в каком номере остановилась Замонова, помогла дежурная по гостинице.

В присутствии понятых работники милиции вошли в небольшой чистый номер. Слева деревянная кровать. Справа шкаф и столик с графином. А вот и батарея.

— Что под ней? — нетерпеливо спросил Дианинов.

— Сейчас, товарищ полковник. Вот они, цифры 52.

С какой силищей, однако, врезала она их в кирпич!

Эксперт защелкал фотоаппаратом.

...Девочку звали Зебо[16]. Она и в самом деле была красивой. Но с некоторых пор ей стали внушать, что она дурнушка и никогда не выйдет замуж. В тринадцать лет это мало печалит. Она училась в шестом классе и вовсе не думала о замужестве.

После смерти родителей она жила у брата Исрафила. Жена у него рожала девочек. Он все грозился ее прогнать. Зебо жалела ее, старалась помогать по хозяйству и в ответ получала скупую ласку. А брата она боялась: нрава он был крутого.

Потом стала захаживать сваха. Вот тогда и стали внушать девочке, что она дурнушка. А потом вдруг объявили, что добрый человек хочет взять ее в жены.

— Иди, — уговаривала сваха, — попадешь в рай.

Брат тоже настаивал:

— Третьей жене пророка Мухаммеда было девять лет.

Так ее увезли в другой кишлак, будто бы к родственникам. Не выдержала эту пытку Зебо, сбежала к брату. Но он получил калым и вернул ее в ненавистный дом, избив до полусмерти. За это отбывал наказание в колонии усиленного режима Исрафил Мирзоалиев.

Судили его вместе с незадачливым «мужем» — бывшим хатибом, муллой соборной мечети, и срок они отбывали вместе. Но хатиб на третьем году скончался. Стар был и слаб. Сбежал из лазарета и прямо на тюремном дворе отдал богу душу. Однако успел за два с лишним года, что провел на одних нарах с Мирзоалиевым, внушить ему волю аллаха: мстить за свою неудавшуюся жизнь.

Мирзоалиев остался один. Копил злобу.

Хозяином в доме Мирзоалиева после его ареста стал свояк — председатель Коргарского сельпо Ульфатов. Это не без его участия совершилась сделка с муллой. Тогда он изрядно передрожал. Но сообщники его не выдали. Когда Мирзоалиев отбыл срок, Ульфатов устроил его шофером в сельпо.

А Мирзоалиев все копил и копил злобу. Однажды он пытался излить ее на человеке. Но тот оказался сильнее его, и домой Мирзоалиев вернулся избитый. Всю ночь он ворочался и стонал. Думал, как теперь быть. Забылся под утро. Ему приснился хатиб: «Женщину бей топором... топором... топором!»

Вскочил в холодном поту. Женщину — топором?! Вспомнил адат: «Женщину бей. Если не умрет она от побоев, то убивай тупым топором». И сразу: не женщина ли причина всех его бед?!

Знамение бога!.. Теперь он знал, что надо делать.

«Машалла — машалла!» — так бог пожелал...

Он калечил жизни и пьянел от своей лютой мести. Потом на его пути повстречалась Симбирцева. Он тщательно скрыл следы преступления. Так, по крайней мере, ему казалось еще недавно. И вдруг все рухнуло. Труп учительницы обнаружен. Мирзоалиев успокаивал себя тем, что мертвые не говорят. Но страх уже овладел им, не отпускал.

В это утро Мирзоалиев выехал из гаража, испытывая неприятную слабость. За поворотом был пост ГАИ. Мирзоалиев сбавил скорость.

Автоинспектор поднял жезл. Мирзоалиев включил правый поворот и, приняв в сторону, остановил грузовик.

Автоинспектор подошел к нему.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант. — Мирзоалиев протянул руку. У него было нездоровое лицо с мешками под глазами. Раздвоенный подбородок. Приметные уши — оттопыренные, с прилипшими к щекам мочками.

— Прошу предъявить документы, — сказал лейтенант.

Мирзоалиев охотно полез в карман: документы были в порядке.

— У вас не работают сигналы поворота, — сказал лейтенант, пряча его документы в планшет.

Мирзоалиев торопливо вылез из кабины, чтобы самому убедиться в неисправности. И тут к нему подошли двое.

При обыске у Мирзоалиева был изъят нож с искривленным клинком.

Прямо по коридору. Последняя дверь налево.

Старик осторожно толкнул дверь.

— Вы ко мне? — отрываясь от бумаг, спросил Музаффар-заде.

Старик подтвердил. Следователь прокуратуры предложил ему стул.

— Охранник я. — Старик пожевал губами. — В Коргаре работаю. В сельпо.

Его уже допрашивал старший лейтенант Негматов. Но вот вспомнился еще один случай, и послал его товарищ Негматов сюда.

— Вернулся Мирзоалиев из рейса, — сказал старик, — а одежда в крови. Замыл он ее, да я сразу заметил. «Откуда кровь?» — «Барана резал». Тогда я это в расчет не взял. А тут сомнение. Места себе не нахожу. Что, если не резал он никакого барана?

— Когда это было? — спросил Музаффар-заде.

Старик передернул плечами.

— Ну вспомните, во что он был одет?

— В ватнике он был!.. Стало быть, ближе к зиме. А забыл я потому, что никогда больше этого ватника на нем не видел.

Музаффар-заде пригласил Дианинова и Саидова к себе.

— Экспертиза изобличает Мирзоалиева: на пивных пробках следы его зубов. Но главное, спектральный анализ. Тот самый обломок ножа... Одним словом, спасибо, дорогие товарищи.

Заваривая крепкий зеленый чай, сообщил о заявлении охранника.

— Найдите мне этот ватник!

— Легко сказать.

— А если это кровь Симбирцевой? — загорелся следователь. — Тогда мы будем иметь последнюю улику. — И он стал выписывать ордер на обыск.

РАССКАЗЫ