Буробин и Душечкин подождали, пока он скроется, пошли к Тверской улице.
— Да, Николай Николаевич, совсем забыл, — заговорил вдруг коммерсант. — Новгородов нас завтра приглашает к себе, у него там какое-то семейное торжество. Так ты уж не откажи.
— Я не против, — сказал Буробин. Однако наотрез отказался заходить за Душечкиным, сославшись на то, что еще не разделался у дяди с ремонтом.
Условились встретиться в семь часов вечера на Котельнической набережной возле зеленной лавки.
На встречу с коммерсантом Буробин отправился, терзаемый мыслями. Действительно, зачем он понадобился Новгородову? Может, главный инженер хочет объясниться по поводу заказа?
На завод «Бари» Наркомат по военным делам направил заказ, на выполнение которого нужна была сталь особой прочности. Для контроля за исполнением заказа наркомат даже прислал своего человека. Новгородов тут же распорядился топоры и пилы делать из обычной стали.
Душечкина в обусловленном месте не оказалось. Буробин прошелся взад-вперед. Огляделся. Не видно. Между тем часы медленно стали отсчитывать восьмой час — пять минут, десять, пятнадцать. Это было непохоже на всегдашнюю пунктуальность коммерсанта. «Уж не случилось ли чего с ним?» Невольно вспомнились два с половиной миллиона, слова Резцова о том, что деньги эти народные и за их сохранность придется отвечать…
Где-то рядом с Буробиным тихо пискнула дверь. Из парадного соседнего дома показался Душечкин. Он торопливо подошел к чекисту и, молча взяв его под руку, чуть ли не потащил за собой.
— Что это вы? — удивился Буробин. А про себя подумал: «Не иначе, как наблюдал за мной».
— Так надо, — шепнул Душечкин.
Они вошли в какой-то темный двор. Под ногами зачавкала грязь. Душечкин продолжал тянуть Буробина.
— Николай, ты за собой не заметил слежки?
— Нет, а что?
Душечкин не ответил.
Вышли на улицу, пересекли ее и опять исчезли во дворе.
— Объясните мне, что хоть происходит, куда вы меня тащите-то?
Душечкин недовольно шмыгнул носом и опять промолчал.
Буробин слышал его тяжелое дыхание, чувствовалось, что быстрая ходьба ему уже не по годам.
— Иди за мной, но только так, чтобы никто не подумал, что мы вместе, — наконец сказал Душечкин и отпустил руку Буробина.
Перед ними был Брехов переулок. На противоположной стороне у приземистого, крепкого как богатырь особняка прохаживался мужчина, одетый в ватник, шапку-ушанку, сапоги.
Душечкин пересек переулок, юркнул в парадное. Буробин последовал за ним, мельком глянув на мужчину. Это был один из его преследователей.
Дверь им открыл сам Новгородов.
— Как? — спросил он.
— Все в порядке, — ответил Душечкин.
Особняк оказался значительно просторней, чем казался со стороны. В нем было пять или шесть комнат, большая прихожая и зал.
Буробина ослепил празднично украшенный стол. И чего на нем только не было! В центре стола стояло блюдо с красиво украшенным зажаренным гусем…
У рояля в углу сидели женщины. По залу разливалась мелодия какой-то нежной музыки.
— Знакомьтесь, Николай Николаевич, мои лебедушки, — влюбленно проговорил Новгородов. Он подвел Буробина к моложавой и пышной женщине. — Жена моя, Людмила Васильевна.
Женщина мило улыбнулась, протянула гостю руку. Буробин смутился и почувствовал, что краснеет. Новгородов, умиленно глядя на него, сдержанно улыбнулся и встал сбоку от жены. Он был ей чуть ли не по грудь. Буробин коснулся губами бархатно-розовой руки женщины.
— Дочь Надежда…
На Буробина из-под черных густых ресниц блеснули глаза летнего небесного цвета. Взгляд этих глаз был игрив, в нем были сразу и юная шалость, и неподдельное любопытство, и настороженность. Девушка была копией мамы. Она улыбнулась и склонилась перед чекистом в реверансе.
Новгородов готов был растаять от нежности.
— Вероника, — сказал он, представив другую дочь.
На Буробина глядели восторженные глаза девушки небольшого роста. Она была похожа на отца — такая же курносая и полная. Лицо у нее было розовое не столько от яркого электрического света, сколько от обилия веснушек и пылающей бронзы волос, уложенных в тугие косы.
Новгородов с благодарностью встретил восторженную улыбку Буробина.
— Софья…
Из-за рояля поднялась худенькая с бледным и болезненным лицом третья дочь Новгородова. Она будто нарочно собрала в себе все плохое и уродливое из внешности матери и отца.
— Наше семейное сокровище, — сказал Новгородов, — редкого дарования.
И Буробин увидел ее худые руки с длинными бледными, даже синеватыми пальцами.
— Четвертый год в консерватории учится, — с мечтательной гордостью продолжал Новгородов.
Из коридора послышался стук в дверь. Новгородов, извинившись, вышел из зала. В проеме между портьерами показались незнакомые мужчина и женщина средних лет.
Новгородов поспешил представить их Буробину.
— Лаврентий Петрович, — назвался мужчина. Его большой рост и военную выправку как бы подчеркивали защитного цвета френч, галифе, блестящие, будто лакированные, генеральские сапоги. Жена была под стать ему — высокая, стройная…
«Интересно, какой пост и где занимает Лаврентий Петрович? — подумал Буробин. — Судя по внешнему виду, не иначе как командир и, должно быть, не маленького подразделения Красной Армии». И не ошибся.
— Как поживает ваш полк? — спросил у него Душечкин.
— Спасибо, хорошо, — ответил Лаврентий Петрович, — красноармейцы дисциплину любят, а у меня, сами знаете, порядок превыше всего… — Он стал рассказывать о недавней инспекторской проверке, которая прошла на редкость удачно.
«Служит, но где?» — опять подумал Буробин.
Вскоре пришел Игорь Владимирович Драгин с женой, миниатюрной и очень симпатичной. Увидев женщин, она тут же подпорхнула к ним, с каждой радостно расцеловалась и защебетала с Людмилой Васильевной. Игорь Владимирович поздоровался с мужчинами и, попросив извинения, взял Буробина под руку, отвел в сторону. Он был все так же прилизан, подтянут и насыщен парфюмерными ароматами.
— Я слыхал, Николай Николаевич, вы только что вернулись из Смоленска? Как там обстановка?
— Это в каком смысле?
— В самом прямом, в связи с приближением фронта… — Взгляд его черных умных глаз был доверчиво-внимателен.
— Да как вам сказать, слышал, белополяки чуть ли не к Витебску подошли, а оттуда до Смоленска рукой подать…
— А что местные власти?
— Про местные власти не знаю, а вот наше управление из наркомата директиву получило с категорическим указанием всячески содействовать продвижению воинских эшелонов по железной дороге.
Из прихожей опять послышался звонок. Новгородов, смешно семеня короткими ножками, поспешил к двери.
Это пришел Ракитин с женой. Его было не узнать. Черный дорогой костюм английского покроя делал его фигуру необычайно стройной и даже элегантной. Он был аккуратно причесан, подтянут. Как он не походил на того Ивана Федоровича, которого Буробин видел тогда в ВСНХ.
В зале стихла музыка. Все с восхищением смотрели на вошедших.
Ракитин обвел присутствующих молчаливым взглядом, сдержанно поклонился.
— Вот все и собрались, — заискивающе глядя на Ракитина, сказал Новгородов, — пора к столу.
Гости стали рассаживаться. Буробин хотел было сесть рядом с Драгиным, который засыпал и засыпал его новыми вопросами, но Вероника и Надежда усадили его между собой. В ответ на укоризненный взгляд Драгина Новгородов беспомощно развел руками.
— Сегодня, Игорь Владимирович, в этом доме не я хозяин. — И предложил наполнить рюмки.
Гости оживились, стали разливать вино, водку, накладывать в тарелки закуски. Буробин, увидев, как Новгородов взял из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и стал ее открывать, последовал его примеру.
С шумом вылетела пробка. Вероника радостно вскрикнула, захлопав в ладоши.
— Милые гости, — вновь раздался голос инженера, — мы сегодня собрались в нашем уютном гнездышке, чтобы отметить счастливую дату нашей семьи — восемнадцатилетие милой Вероники. Да, дорогие вы мои, мне сегодня и радостно и грустно — мы стареем, а наши бутончики, как видите, распускаются. Так поднимем же этот тост за счастливое будущее Вероники, для которого я, как отец, не пожалею своих сил!..
— Да что же ты, Аркадий Викторович, — укоризненно проговорил Ракитин, — такая дата, а нас не предупредил?
— Сюрприз, Иван Федорович, хотел устроить сюрприз, — живо ответил Новгородов, и его веселый голос, смешавшись со звоном хрусталя, восторженными возгласами гостей, рассыпался над праздничным столом.
Буробин ухаживал за девушками, положил им по кусочку балыка…
— А мне еще и салата, — сказала Вероника, — вон того, с крабами. Я страсть люблю крабы. А вы их любите?
Буробин улыбнулся. Он никогда еще не ел крабов, он даже не представлял их вкуса.
— Но крабы теряются перед тем, — продолжала восторженно Вероника, — что сейчас нам подадут.
— Что?
— Увидите, — наигранно блеснув глазами, прошептала Вероника. И тут же добавила: — Шампиньоны в сметане… Божественно!
Буробин сделал вид, что это сообщение его очень обрадовало. Посмотрел на собравшихся. За столом царило оживление. Все ели, пили, говорили… Особенно выделялся Новгородов. Он ел азартно, с аппетитом и притом не спускал довольных глаз с Вероники и Буробина. Ему, очевидно, прибавляло аппетита то, что он видел свою дочь рядом с воспитанным и к тому же симпатичным молодым человеком.
В самый разгар ужина в коридоре послышался звонок.
Новгородов даже поперхнулся. Кто бы это мог быть, говорил его встревоженный взгляд. Он направился к двери.
В коридоре пришедший — а это оказался Слепов — что-то прошептал ему. Лицо инженера от удивления вытянулось. Введя нежданного гостя в зал, он засуетился, не зная, куда его усадить. Потом попросил всех потесниться, посадил рядом с собой.
Кивком головы Слепов поздоровался со всеми, увидел Буробина.