й радости начинали нырять и резвиться в воде. Белые медведи выстраивались по ледяным окраинам вод в стройные линии, а дедушка Мороз от избытка восторга подымал такой троек и грохот, как будто стреляли из несметного количества пушек.
Случалось, что царица подводного мира, чтобы повеселить своих подданных, поднимала страшную бурю, тогда подруги Иреи с наслаждением взлетали на вершины грозных гор, низвергались оттуда в бездны. Но сама Ирея недаром была дочерью простой смертной: ее больше тянуло к тихим речным берегам. Любимою ее забавой было под вечер, когда солнце скрывалось, уплывать с подругами в какую-нибудь речку и там резвиться и плескаться в тихих водах около берегов, откуда неслись земные звуки. Хорошо и привольно было ей в прозрачной влаге! Казалось, век бы жила в ней: ничего больше и не надо, если б не было этой земли и этих берегов, с которых веяло не волшебным миром, а простой человеческой жизнью. И вот раз, когда Ирея и ее подруги сели отдыхать на камне и принялись расчесывать свои длинные волосы, в лесу, окаймлявшем берег, раздалось громкое пение соловья. Он пел весело — пел о радости, о свободе и счастье, и песнь его разносилась далеко по водной поверхности мелодическими трелями. Эти звуки, казалось, захватывали Ирею за сердце. Она вспомнила о бедном соловье, который томился в золотой клетке во дворце ее отца, и в одно мгновенье опостылел ей весь этот подводный волшебный мир. Глубокая тоска овладела ею.
«Безумная! — подумала она. — Что я делаю? Я беспечно веселюсь здесь, а там, далеко отсюда, томится в неволе бедное живое существо, которому я могла бы помочь и не помогла! Прочь отсюда! Скорее туда, куда призывает меня чувство, которое недаром мать-природа вложила в мою грудь!»
Она быстро сняла с левой руки талисман, подаренное матерью золотое колечко, и надела его на палец правой руки. С этой минуты она освободилась от всяких волшебных чар и, нырнув в воду, поплыла к берегу. Подруги бросились было за нею, но воды заклубились, вспенились и преградили им путь. Ирея ступила на землю, отряхнула свою мокрую одежду и волосы и пошла вдоль по берегу к видневшейся вдали рыбацкой избушке.
Теперь, когда она стала простой смертной, то почувствовала и человеческие потребности. Она была голодна, а мокрая одежда леденила ее так, что она вся дрожала. Робкою рукою постучала она в дверь избушки, любопытство ее было сильно возбуждено: до сих пор им никогда не приходилось сталкиваться с обыкновенными людьми, так как с колыбели она была окружена волшебниками, никогда не видала ни одного человеческого лица, кроме лица матери. На стук ее раствори¬лось в избушке окошко, и из него выглянула молодая женщина. Увидев Ирею, она всплеснула руками и вскричала:
— Боже мой! Какая-то девушка, должно быть, из воды вытащили! Вся дрожит, бедняжка!
Окно захлопнулось, и тотчас отворилась дверь. На пороге показались молодая женщина, её муж и старик с седою бородой. Ирея внимательно взглянула на них, и на сердце у неё стало радостно: эти первые человеческие лица выражали участие и сострадание. Её пригласили в избушку. Она вошла и осмотрелась вокруг. Все говорило здесь о труде и о простой жизни, свободной ото всяких лишних затей.
Хозяйка проворно развела в печке огонь и посадила поближе к нему Ирею, затем разогрела оставшуюся от обеда похлебку и предложила гостье. Ирея спросила, далеко ли отсюда до гор, в которых жил её отец, но в здешних местах никогда не слыхали о таких горах. После ужина молодая женщина постлала на лавке баранью шкуру, уступила одну из своих подушек и уложила Ирею, прикрыв её собственным одеялом, а сама укрылась старенькой одеждой. Огонь потух, старик влез на печь, все улеглись, и в избушке настала полная тишина. На следующее утро все встали с солнечным восходом и деятельно принялись за дневные хлопоты. После скудного завтрака Ирея от души поблагодарила хозяев за участие и радушие и отправилась в дальнейший путь.
Долго странствовала Ирея, стараясь отыскать путь к дому. Между тем настала осень. Деревья в лесах облеклись в пестрый наряд. Но и разноцветные листья скоро опали. Выпал снег, пошли морозы, и странствовать становилось день ото дня все затруднительнее. К тому же одежда и обувь порядочно поизносились, и вот Ирея приютилась в качестве работницы в крестьянской семье. Здесь она прожила зиму и коротко познакомилась с бытом людей. Ей очень понравилась трудовая и полезная жизнь, не лишенная своих радостей. Правда, необразованные крестьяне бывали иногда грубоваты, но у них были добрые души, и они умели сочувствовать страданию.
От них Прея научились работать, любить и молиться. Весной, когда снег сошел и зазеленела первая травка, она опять отправилась в путь, но и в это лето ей не удалось дойти до своих гор. Так она странствовала пять лет.
Но её отсутствие не показалось Астеродаму продолжительным. В волшебном мире лета проходят так быстро, что равняются пяти дням. Да и соловей без Иреи пел так весело и приятно, что Астеродам забывал о времени, слушая его. Наконец, с наступлением шестого лета, волшебник раз утром увидел дочь свою в одежде простой крестьянки, поднимающуюся на горный склон. Свидание их было самое радостное. Ирея рассказала ему о своих приключениях.
— А где соловей? — спросила она по окончании рассказа.
— У меня, — отвечал Астеродам. — он поёт так весело, что, кажется, совершенно счастлив и доволен судьбой.
— Покажи-ка мне его.
И она пошла в зал с тропическими растениями, где в золотой клетке сидел соловей. Увидев девушку, он радостно запрыгал на золотой жердочке, но затем запел так грустно, так жалобно, что Ирея заплакала.
— Выпусти его на волю, отец, — пристала она к волшебнику. — Не томи живого существа, не надрывай мне сердца, если любишь меня.
«Коварная птица! — подумал с гневом Астеродам. — Если б ты в её отсутствие не пела так обворожительно, я бы зажарил тебя да и съел, а дочери сказал бы, что выпустил на волю».
— Хорошо, — обратился он к Ирее. — Ты знаешь, что я не могу не исполнить твоего желания, потому что люблю тебя больше всех на свете. Но прежде исполни же и ты мою просьбу. Позволь мне отправить тебя погостишь в воздушное царство к царице. Ты побудешь там сколько тебе вздумается, и, когда возвратишься, мы выпустим соловья на волю.
Ирее было очень жаль оставить соловья еще томиться в неволе, но было жаль также отказать отцу в его просьбе. К тому же в ней заговорило любопытство и воображение. Она согласилась.
Когда настал вечер и лунный свет осеребрил горы, волшебник повел свою дочь в лес и, дойдя до небольшой поляны, остановился. Здесь Ирея сняла кольцо с правой руки и надела на левую. Астеродам махнул по воздуху волшебным жезлом, и в это же мгновенье слетелись прелестные существа в длинных белых одеждах с прозрачными крылышками за спиной. То были сильфиды. Царица их, опушившись к Ирее, ласково кивнула головой волшебнику и дотронулась своим жезлом, увенчанным розами, до девушки.
Ирея сразу превратилась в сильфиду и поднялась высоко над землей, кустами и деревьями в прозрачном эфире. Необыкновенно приятное ощущение овладело ею. Она еще никогда не летала и теперь с особенным наслаждением носилась по воздуху. Подруги подхватили ее под руки и увлекли далеко в волшебный мир. Здесь все было усеяно благоухающими цветами. Тысячи волшебных птиц, притаившись в густой листве, пели так приятно, что Ирее казалось, что она никогда не наслушается их вдоволь.
Трое суток прожила так Ирея, и воздушный мир полюбился ей. Сильфиды не знали никаких работ, ни горя, ни печалей и не думали ни о чем земном. Но на четвертые сутки Ирея, отделясь от подруг, отдыхала, покачиваясь на вершине дуба. Вдруг весь лес огласился громкими трелями. То опять пел соловей. И опять эти звуки проникли в глубину сердца Иреи и пробудили в ней все земные чувства. В ту же минуту волшебный мир утратил свою прелесть, и, спустившись с дуба, Ирея переодела кольцо. Она очутилась на земле в одежде крестьянки, все волшебство вокруг исчезло. Она находилась в обыкновенном лесу. На небе сияла лупа и освещала узкую тропинку. Ирея отправилась по ней и к рассвету пришла в деревушку, где добрые люди и на этот раз приютили и накормили ее.
Но оказалось, что она опять была в неизвестной стране и, как прежде, пространствовала пять лет, прежде чем добралась до гор, в которых жил ее отец.
Волшебник сидел на террасе своего дворца, когда увидел дочь, подымающуюся по горному склону. На этот раз лицо его вытянулось: он никак не ожидал, чтоб Ирея возвратилась так скоро. Соловой пел так чудно в ее отсутствие, что эти пять лет показались Астеродаму пятью часами.
— Ну, теперь, отец, — сказала молодая девушка после первых минут свидания, — ты должен сдержать свое слово: принеси сюда золотую клетку и выпустим соловья на волю.
Астеродам смешался и, смотря в сторону, проговорил вкрадчивым голосом:
— Я вижу, что сделал большую ошибку, отправив тебя гостить к царице воздушного царства. Я бы гораздо лучше поступил, если б предложил тебе навестишь мою сестру, а твою почтенную тетушку, могущественную волшебницу Деламеду, которая живёт за тридевять земель отсюда. Она с ранней молодости отличалась самым веселым характером и хотя уже стара, как скалы наших гор, но в её дворце будут беспрерывные пиры, празднества и всякое веселье, на которое съезжаются все волшебники и волшебницы окрестных стран…
— Не хитри, отец, — прервала его Ирея решительным тоном. — Я исполнила твое желание, исполни же и мое, как следует по уговору. Коли же ты еще будешь томить соловья в неволе, то я навсегда покину тебя и уйду к простым смертным.
— Неужели ты сможешь сделать это! — воскликнул Астеродам в отчаянии.
— Я любила тебя, отец, — отвечала грустно Ирея, — но боюсь, что разлюблю, если ты будешь мучить далее живое существо, тем более что это существо — человеческое сердце.
Астеродам закрыл лицо руками, поник головою и долго сидел молча. В душе его боролись два чувства: любовь к дочери и эгоизм. Наконец любовь победила. Он вскочил, схватил свой Волшебный посох и переломил его пополам.