на пол, и в голову ей пришла блестящая идея. «Если я съем одно из этих пирожных, – подумала она, – мой размер наверняка изменится; а так как увеличиваться мне уже некуда, то, очевидно, я должна уменьшится.»
Так что она проглотила одно пирожное и, к радости своей, убедилась, что начала уменьшаться. Как только она стала достаточно маленькой, чтобы пройти в дверь, она выбежала из дома и увидела целую толпу мелких животных и птиц, ожидавших снаружи. Билл, бедная маленькая ящерка, был в середине; его держали две морские свинки, поившие его чем-то из бутылочки. Все они бросились к Алисе, едва та появилась, но она пустилась бежать со всех ног и вскоре была уже в безопасности под сенью густого леса.
«Первое, что я должна сделать, – сказала себе Алиса, пока брела по лесу, – это вырасти до моего правильного роста; а второе – отыскать дорогу в тот чудный сад. По-моему, это самый лучший план.»[ 14 ]
План получился, без сомнения, отличный – изящный и простой; единственная трудность состояла в том, что Алиса не имела ни малейшего понятия, как воплотить его в жизнь. Она настороженно взглядывалась в чащу, как вдруг пронзительный лай, раздавшийся прямо над головой, заставил ее поспешно вскинуть глаза.
Огромный щенок смотрел на нее сверху вниз большими круглыми глазами и нерешительно тянул лапу, пытаясь ее потрогать. «Ах ты маленький бедняжка!»,
– сказала Алиса льстивым голосом и попыталась посвистеть ему, однако была слишком напугана, поскольку подумала, что щенок может быть голодным, и в этом случае он очень даже запросто слопает ее, сколько перед ним ни заискивай.
С трудом понимая, что делает, Алиса подобрала маленькую обломанную палку и дала ее щенку; тот, радостно взвизгнув, подпрыгнул в воздух всеми четырьмя лапами сразу, и бросился на палку, и начал демонстративно грызть ее; тогда Алиса отскочила назад, за огромный куст чертополоха, чтобы не угодить ему под ноги, и в тот момент, когда она оказалась с другой стороны куста, щенок вновь набросился на палку, но в спешке не удержался на ногах и кувырнулся через голову; тогда Алиса, думая, что это весьма похоже на игру с ломовой лошадью, и, боясь оказаться растоптанной в любой момент, снова обежала вокруг куста; тут щенок начал серию коротких атак на палку, всякий раз пробегая очень недалеко вперед, зато далеко пятясь назад, и уже охрипнув от непрерывного лая – пока, в конце концов, не уселся совершенно умотанный, часто дыша, высунув язык и полуприкрыв глаза.
Алиса сочла, что это хорошая возможность улизнуть, и пустилась бежать; она остановилась лишь тогда, когда совсем выбилась из сил и запыхалась, и все равно лай щенка был еще хорошо слышен вдалеке.
«И все же, какой это был миленький щеночек!, – сказала Алиса; она отдыхала, прислонившись к стеблю лютика, и обмахивалась его листком. – Мне бы так хотелось обучить его всяким трюкам, если бы… если бы я только была подходящего размера! Ой, я же чуть не забыла, что мне нужно снова вырасти! Так, подумаем, как же это устроить? Наверное, я должна что-то съесть или выпить; вот только большой вопрос, что именно?»
Действительно, это был большой вопрос. Алиса окинула взглядом цветы и траву вокруг, но не увидела решительно ничего, что выглядело бы пригодным в пищу или для питья. Неподалеку от нее рос большой гриб, высотой почти с нее саму, и после того, как она заглянула под него, и по обе стороны от него, и за него, ей пришло в голову, что надо бы посмотреть, нет ли чего на шляпке.
Так что она поднялась на цыпочки, вытянула шею и заглянула через край гриба – и незамедлительно встретилась взглядом с большой синей гусеницей, которая сидела на шляпке, сложив руки, и спокойно курила длинный кальян, не обращая ни малейшего внимания ни на Алису, ни на что-либо еще.
Глава V. Совет гусеницы
Гусеница и Алиса молча смотрели друг на друга; наконец Гусеница вынула мундштук изо рта и обратилась к Алисе вялым, сонным голосом.
– Кто ты такая? – произнесла Гусеница.
Это было не самое располагающее начало беседы. Алиса ответила довольно застенчиво:
– Я… я и сама толком не понимаю, мэм, в смысле, сейчас… я знаю только, кем я была, когда встала сегодня утром, но, кажется, с тех пор я уже несколько раз менялась.
– Что ты имеешь в виду? – строго спросила Гусеница. – Объяснись.
– Боюсь, мэм, что я не могу объяснить себя , – сказала Алиса, которая поняла слово «объясниться» именно так, – потому что, видите ли, я
– это не я.
– Не вижу, – отрезала Гусеница.
– Боюсь, я не могу рассказать яснее, – повторила Алиса очень вежливо,
– потому что, прежде всего, сама этого не понимаю; и столько раз за день меняться в размерах – это так запутывает…
– Ничуть, – возразила Гусеница.
– Ну, может быть, вы просто еще с этим не сталкивались, – сказала Алиса, – но когда вы станете превращаться в куколку – вы же знаете, когда-нибудь вам придется – а потом в бабочку, думаю, вы почувствуете себя немного странно, не так ли?
– Ни на йоту, – ответила Гусеница.
– Ну, может быть, у вас другие чувства, – согласилась Алиса, – я знаю только, что я бы чувствовала себя очень странно.
– Ты! – презрительно произнесла Гусеница. – Кто ты такая?
Что возвращало их к началу разговора. Алису начала раздражать манера Гусеницы давать столь краткие ответы, так что она приосанилась и заявила очень веским тоном:
– Полагаю, сначала вы должны мне сказать, кто вы такая.
– Почему? – спросила Гусеница.
Это был еще один загадочный вопрос; и, поскольку Алиса не смогла придумать ни одной убедительной причины, а Гусеница, похоже, пребывала в очень скверном настроении, девочка попросту повернулась и пошла прочь.
– Вернись! – окликнула ее Гусеница. – Я скажу тебе кое-что важное!
Это, конечно, звучало многообещающе; Алиса развернулась и пошла обратно.
– Держи себя в руках, – сказала Гусеница.
– Это все? – спросила Алиса, пытаясь скрыть свой гнев, насколько это было возможно.
– Нет, – ответила Гусеница.
Алиса решила, что может и подождать, благо делать все равно нечего, а Гусеница, может быть, все-таки скажет в конце концов чтото важное. В течение нескольких минут Гусеница лишь молча пускала клубы дыма, но затем, наконец, расплела руки, вновь вынула мундштук изо рта и сказала:
– Значит, ты думаешь, что изменилась, так?
– Боюсь, что да, мэм, – сказала Алиса, – Я не могу вспомнить вещи, которые знала – и не проходит и десяти минут, чтобы мой рост не менялся!
– Не может вспомнить какие вещи? – спросила Гусеница.
– Ну, я пыталась прочитать «Трудолюбивую пчелу», но вышло что-то совсем другое! – ответила Алиса очень печальным голосом.
– Прочти «Ты уж стар, папа Вильям»,[ 15 ] – предложила Гусеница.
Алиса сложила руки и начала:
«Ты уж стар, папа Вильям, – юнец произнес, –
Волос твой побелел радикально,
Но стоишь вверх ногами! Ответь на вопрос –
В твоем возрасте это нормально?»
«С юных дней, – папа Вильям промолвил в ответ, –
Думал я – это мозгу опасно,
Но поняв, что мозгов в голове моей нет,
На макушке стою ежечасно.»
«Ты уж стар, – молвил сын, – как я раньше сказал,
Да и жиром изрядно набит;
Отчего ж ты не входишь, как прочие, в зал,
А в дверях исполняешь кульбит?
«С юных дней, – молвил старец, тряхнув сединой, –
Я поддерживал гибкой осанку,
Ибо мазал конечности мазью одной –
Вот, не купишь ли? Шиллинг за банку!
«Ты уж стар, твоя челюсть беззубая вся,
Ей лишь студень жевать остается;
Ты ж съедаешь с костями и клювом гуся –
Объясни, как тебе удается?»
«С юных дней, – старец рек, – по судам я ходил,
Вел с женой в каждом случае спор,
И развил свою челюсть, что твой крокодил –
Не ослабла она до сих пор.»
«Ты уж стар, – молвил сын, – и, вообще говоря,
Глаз твой менее зорок, чем прежде,
Как же ты в равновесии держишь угря
На носу?[ 16 ] Объясни мне, невежде.»
«Хватит! На три вопроса получен ответ! –
Крикнул старец нахальному сыну, –
Целый день, что ли, слушать мне этакий бред?
Прочь ступай, или с лестницы скину!»
– Это неправильно, – сказала Гусеница.
– Не совсем правильно, боюсь, – робко произнесла Алиса, – некоторые слова получились не те.
– Это неверно от начала до конца, – решительно заявила Гусеница, и на несколько минут повисла тишина.
Гусеница заговорила первой.
– Какого размера ты хочешь быть? – спросила она.
– Ах, дело даже не в точном размере, – поспешно ответила Алиса, – лишь бы он не менялся так часто, знаете ли.
– Не знаю, – отрезала Гусеница.
Алиса ничего не сказала; за всю ее жизнь ей столько не противоречили, и она чувствовала, что начинает терять самообладание.
– Тот, что сейчас, тебя устраивает? – спросила Гусеница.
– Ну, я хотела быть чуточку побольше, мэм, если вы не возражаете, – сказала Алиса, – трю дюйма – это такой никудышный рост.
– Это замечательный рост! – гневно воскликнула Гусеница, вытягиваясь во всю свою длину (в ней было ровно три дюйма).
– Но я к нему не привыкла! – жалобно оправдывалась бедная Алиса, думая про себя: «Хорошо бы эти создания не были такими обидчивыми!»
– Со временем привыкнешь, – сказала Гусеница, после чего засунула мундштук в рот и вновь принялась курить.
Теперь Алиса терпеливо ждала, пока та не заговорит снова. Спустя минуту или две Гусеница вынула кальян изо рта, зевнула раздругой и встряхнулась. Затем она спустилась с гриба и поползла прочь в траву, мимоходом бросив: «Одна сторона сделает тебя больше, другая – меньше.»
«Одна сторона