«Where yer bloody been, yer drongo? 'Aven't seen yer fer a week;
«An' yer mate was lookin' for yer when 'e come in from the Creek;
«'E was lookin' up at Ryan's, an' around at bloody Joe's,
«An' even at the Royal where 'e bloody never goes.»
An' the other bloke said «Seen 'im. Owed 'im 'alf a bloody quid,
«Forgot ter give ut back to 'im; but now I bloody did.
«Coulda used the thing me-bloody-self; been orf the bloody booze,
«Up at Tumba-bloody-rumba shootin' kanga-bloody-roos.»
(Я бродил по Риверайне[50], шлялся по городам,
Не упускал случая посидеть с пивной кружкой,
И как-то раз в битком набитом баре,
Где местные парни спорили о разных породах быков,
Я подслушал разговор – весьма своеобразный, в некотором смысле –
Ведь только в Австралии можно услышать такую болтовню:
«Ихде, проклятье, ошивался ты, придурок? Неделю тебя не видал;
И твой кореш все ждал, когда ты заявишься с Крика,
Тебя искали и у Райана, и в чертовом заведении Джо,
И даже в «Рояле», куда ты ни черта носу никогда не совал».
А второй парень отвечал: «Видел его. Задолжал ему пол, черт его дери, хвунта,
Напрочь запамятовал отдать, но теперь-то, проклятье, вернул,
А ведь это мне и самому, блин, сгодились бы, хушь на пойло-горлодер,
Чтоб под тумбу – черт ее – румбу пошмалять по кенгу-мать их – ру.)
Как это бывает со многими диалектами, креольские и нестандартные варианты английского языка – то, что отторгалось высшими слоями общества, – зачастую бережно сохранялись в других слоях общества как одно из отличий от «говорящих по правилам». Это язык отверженных, которые все же достаточно уверены в себе, чтобы противопоставлять себя хозяевам жизни. Это знак принадлежности к клану, выражение вызова и внутренней свободы, обеспеченной законами клана.
Слово convict (каторжник, заключенный) имело куда более оскорбительное значение, нежели bloody. Новые обитатели Австралии предпочитали названия emancipist (поселенец, бывший каторжник), government man (осужденный; буквально этот эвфемизм переводится как «человек правительства»), legitimate (в значении «оправданный», «законопослушный), exile (изгнанник, ссыльный), empire builder (строитель империи).
С годами Австралия возлюбила-таки и свой новый акцент, и свою способность создавать выразительный жаргон. В 1880 году в Сиднее начала выходить еженедельная газета Bulletin («Бюллетень»), она же Bushman's Bible («Библия бушмена»; бушмен здесь – житель малонаселенной местности в глубине материка), в которой широко употреблялись такие слова и словосочетания, как fair dinkum (многозначное словосочетание, означающее «честно», «серьезно», «по-настоящему» и т. п.), larrikin (молодой хулиган), bonzer (удача, везение; шикарный, первоклассный), уже известное нам bloody, offsider (напарник, помощник, приятель), fair cow (мошенник, негодяй; что-либо неприятное), battler (бродяга) и bludger (бездельник, нахлебник). Появилась и стала характерной особая фразеология: better than a poke in the eye with a burnt stick (лучше, чем выколоть глаз головешкой) или as miserable as a bandicoot on a burnt ridge («жалкий, как бандикут на обгоревшей борозде»). Таким образом народ находил для себя новую самобытность, причем делал это самым естественным способом – при помощи слов, которые сам же создавал и которые изначально принадлежали только ему. «Библия бушмена» печатала и стихи; одно из этих стихотворений – баллада Waltzing Matilda («Вальс с Матильдой»), лексическая сокровищница австрализмов, ставшая, можно сказать, неформальным национальным гимном Австралии.
Ее написали на овцеводческом посту, то есть на овцеводческой ферме; считается, что слово «пост» (station) было использовано потому, что каторжники, почти поголовно городские жители, настолько плохо представляли себе сельскую жизнь, что ферму (farm) называли военным словом «пост» (station), а стадо овец у них именовалось muster (собрание) или mob (банда, толпа). Банджо Паттерсон сочинил ее в 1895 году, а в 1940-х годах – я лично могу это засвидетельствовать – школьники младших классов, живущие в северной Англии, распевали ее с таким же воодушевлением, как и соотечественники автора в Австралии. И, несомненно, эта песня сманила на другой конец света немало обитателей Британии.
Для тех, кому все же не довелось в школьные годы восторгаться этой песней, приведу здесь ее текст:
Once a jolly swagman camped by a billabong
Under the shade of a Coolibah tree,
And he sang as he watched and waited till his billy boiled,
You'll come a-waltzing Matilda with me.
Waltzing Matilda, Waltzing Matilda,
You'll come a-waltzing Matilda with me,
And he sang as he watched and waited till his billy boiled,
You'll come a-waltzing Matilda with me.
Down came a jumbuck to drink at that billabong,
Up jumped the swagman and grabbed him with glee.
And he sang as he stuffed that jumbuck in his tucker bag,
You'll come a-waltzing Matilda with me.
(Как-то раз веселый бродяга присел отдохнуть на берегу пруда
В тени эвкалипта-кулиба.
Он напевал, глядя на закипавшую в котелке воду:
«Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной.
Плясунья-Матильда, Плясунья-Матильда,
Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной».
Он напевал, глядя на закипавшую в котелке воду:
«Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной».
Спустилась овца к пруду, к водопою.
Метнулся бродяга и сцапал ее.
И напевал он, запихивая ее в мешок:
«Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной».
Решил бродяга в устье речки примоститься.
Поет, сыскав под эвкалиптом уголок:
«Кто словит нас с Матильдой-танцовщицей?» –
и смотрит в свой кипящий котелок.
«Слови меня с Матильдой-танцовщицей.
Поди поймай меня с Матильдой, с дорогой!
Кто словит нас с Матильдой-танцовщицей?
При мне Матильда и всегда бурдюк с водой».
А тут и случай подошел повеселиться:
Вдруг к омуту овца пришла на водопой.
«Уйдешь со мною и Матильдой-танцовщицей.
Чья ты ни есть, а быть в мешке с едой»[51].)
При всей кажущейся простоте этой песни она не совсем понятна для тех, кто не знаком с жаргоном, который использовали в конце XIX века обитатели малонаселенных районов Австралии. Такой лексикон, я полагаю, был выбран автором сознательно, из соображений своеобычности новой нации, для того чтобы доказать уместность сложившегося у нее языка. Swagman – бродяга. Billabong – пруд. Укрывается бродяга в тени дерева coolibah – австралийской разновидности эвкалипта. С котелком (billy can) все ясно. Jumbuck – овца; с tucker bag (котомка для еды) тоже все понятно, однако, как и в случае с котелком, это словосочетание также добавляет тексту австралийского колорита. «Матильдой» на жаргоне именовалась скатка из одеяла, «вальсировать с Матильдой» (waltzing Matilda) означает «шляться по дорогам» с болтающимся за спиной узлом, где хранились все небогатые пожитки бродяги. Так что герой песни поет о том, что сейчас снова тронется в путь – без задержки, не откладывая. Но все же он промедлил. Его настиг скваттер (squatter) – фермер, который некогда захватил эту землю, а потом был признан ее законным владельцем – и конная полиция.
Up rode the squatter, mounted on his thoroughbred,
Down came the troopers, one, two, three.
'Who's that jolly jumbuck you've got in your tucker bag?
You'll come a-waltzing Matilda with me. '
Up jumped the swagman and sprang into that billabong.
You'll never take me alive, ' said he.
And his ghost may be heard as you pa-ass by that billabong,
You'll come a-waltzing Matilda with me. '
(Появляется скваттер верхом на своем скакуне,
За ним полицейские – один, два, три.
«Чью милую овечку ты в котомку упрятал?
Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной».
Взметнулся бродяга и кинулся в пруд,
Крикнув: «Живым вы меня не возьмете!»
Коль к пруду подойдешь, встретишь там его дух…
Плясунья-Матильда, пойдешь ты со мной.
Явился скваттер на породистой лошадке.
Трех полицейских пригласил он как конвой.
«Ты чью овцу в своей запрятал скатке?
Бери Матильду-танцовщицу – и за мной!».
Вскочил бродяга, да и прыгнул прямо в омут
и утопился посредине бела дня.
Там дух его споет теперь любому:
«Кто словит нас, Матильду и меня?»[52].)
В школе нам всегда советовали петь последнюю строку очень тихо, чуть слышно.
Для Австралии эта песня бесценна как лексикологический и исторический документ. Взять хотя бы слово «скваттер» (squatter), которое в Англии приобрело чуть ли не уничижительный смысл, тогда как в Австралии оно означает богатого землевладельца. Кража овец с древних времен считалась в Британии тяжелейшим имущественным преступлением и каралась смертью, и решались на такое дело лишь умирающие от голода люди или самые лихие браконьеры. В самой Англии этот закон остался в далеком прошлом, поэтому можно считать уместным пример одного из последних применений его в Австралии. И неожиданно драматичный финал тоже уместен. Благодаря ему банальная кража овцы превращается чуть ли не в героическое деяние, проявление независимости и протест против властей, за который не жаль заплатить собственной жизнью. А жаргон скрывает суть событий от непосвященных (например, от нас), вызывая образ некой Матильды, танцующей вдоль берега реки.