– Брат Ариэль и брат Жан, храмовники, – ответил Жан.
– Мне ничего не известно о том, кто такие храмовники, но по вашей осанке я вижу, что вы настоящие рыцари. Я – сэр Гавейн, рыцарь короля Артура, совершаю подвиги во имя своей прекрасной дамы Милезинды. Готов драться с вами, чтобы доказать, что прекраснее моей дамы нет никого на свете.
– А зачем ради этого драться? – спросил Ариэль, немного выехав вперёд. – Я никогда не видел вашей дамы, но готов поверить вам на слово и признать, что она самая прекрасная.
Гавейн молчал, наверное, целую минуту, он явно растерялся от того, что разговор принял такой оборот, но потом нашёлся.
– Сэр Ариэль, у вас есть дама?
– Мне не вполне понятно, что значит иметь даму. У меня есть невеста. Иоланда.
При этих словах Жан вздрогнул – какая может быть невеста у храмовника? Но Гавейн, судя по всему, этого прокола не заметил, уверенно продолжив:
– Так что же, сэр Ариэль, вы не готовы драться за свою невесту?
– А разве ей что-нибудь угрожает?
– Но ведь вы должны считать, что она прекраснее всех на свете, а я имею смелость это отрицать.
– Я никогда не считал, что Иоланда прекраснее всех на свете, просто она девушка, которой суждено стать моей женой.
– Значит вы всё-таки не хотите драться. Вы трус что ли?
– Сэр Гавейн, я действительно не вижу повода драться, но похоже, у меня нет другого способа вас порадовать.
Ариэль слез с коня и достал меч.
– Пешими на мечах? Отлично, – Гавейн бросил копьё на траву, бодро спрыгнул с коня и, выхватив меч на бегу, набросился на противника.
Ариэль, не шевельнув мечом, просто сместил корпус в сторону, и Гавейн своим широким замахом лишь рассёк воздух. И все последующие удары Гавейна поражали только пустоту. Ариэль легко, не напрягаясь, уклонялся, не пытаясь атаковать, было похоже, что меч он достал только из вежливости.
– Так ты всё же не хочешь драться, – рычал изрядно вспотевший Гавейн.
– Это у вас было такое желание, а не у меня, – невинно улыбнулся Ариэль.
– Но ведь так наш поединок никогда не закончится.
– Вы хотите закончить поединок? Извольте.
Ариэль встал так, чтобы в паре метров у него за спиной оказалось могучее дерево. Гавейн атаковал со всей своей медвежьей силой, Ариэль мгновенно сместился, подставив Гавейну едва заметную подножку, тот, падая, со всего размаха ударился головой в мощный ствол дерева, и тут же обмяк, без памяти рухнув на траву.
– В ушах у него сейчас, должно быть, раздаётся похоронный звон, – рассмеялся Жан.
– Надеюсь, у него достаточно крепкая голова, – Ариэль бережно положил Гавейна на спину и снял с него шлем, потом достал флягу и плеснул ему в лицо воды. Гавейн медленно открыл глаза и удручённо прошептал:
– Ну что ж, вы победили в честном поединке. Готов признать, что ваша дама прекраснее моей.
– Вы опять за своё, Гавейн? – сокрушённо обронил Ариэль. – Вы в глаза не видели моей невесты, и я не делал никаких заявлений о её красоте. Ваше признание бессмысленно и не нужно.
– Но ведь вы победили. Теперь я во всяком случае готов выполнить любое ваше требование. Могу, например, отправится ко двору любого короля, которого вы назовёте, и засвидетельствовать вашу победу.
– Зачем мне это? – Ариэль посмотрел на Гавейна так, как будто опасался, что удар головой не прошёл бесследно для его рассудка, но вспомнил, что до поединка рассудок Гавейна проявлял те же свойства. – Что такого я сделал, о чём непременно должен узнать король?
– Вы победили самого Гавейна. Это немногим удавалось. Победа надо мной принесёт вам славу.
– А зачем мне слава?
Гавейн глянул на Жана и настороженно спросил:
– Ваш друг в своём уме?
– Он недавно прибыл из Заморья, там у них всё по-другому.
– А, ну тогда понятно. Но я исполню любую вашу просьбу, как приказ.
– Вы очень любезны, дорогой Гавейн, я подумаю, чем бы вас озаботить, а пока не будет ли вам угодно отобедать с нами?
– Буду весьма признателен. Со вчерашнего дня ничего не ел, подстерегал кого-нибудь на поляне.
– Я вижу, вам совсем нечем заняться, впрочем, это ваши дела. – Ариэль достал из седельной сумы припасы, которыми их набил на дорогу герцог. – Не беспокойтесь, мы помним, что сегодня пятница, вся еда постная.
– Да я, признаться, постов не соблюдаю. Мы, рыцари, в своих странствиях и без того претерпеваем множество лишений.
– Зачем же вам лишать себя благодати, которую Бог дарует соблюдающим посты?
– Ариэль, я вас умоляю, – Гавейн пренебрежительно махнул рукой.
– Вы во всяком случае христианин?
– Вы победили, Ариэль, но это ещё не повод оскорблять меня такими вопросами, – Гавейн стиснул зубы и заиграл желваками. – Можете не сомневаться, я крещён в Святой Церкви.
На эти слова Ариэль ничего не ответил, некоторое время они молча ели, поглощая варёные овощи с хлебом. Молчание первым прервал Жан:
– Сэр Гавейн, у нас с другом большие опасения, что мы заблудились. Подскажите нам, где мы находимся?
– В королевстве Артура, благороднейшего из монархов.
– Вот как? Значит мы попали прямо в рыцарский роман?
– А что такое роман?
– Книжка.
– А… Я не читаю книжек. Там, я полагаю, одна чушь.
– Не скажите. Там и про вас немало написано.
– Ну тогда это хорошие книжки. В моей жизни было столько приключений, что о них и правда стоило написать.
– И что за приключения?
– Ну как же… Я ведь освободил из лап злодеев великое множество благородных девиц, а потом они становились моими дамами, которых я прославлял своими подвигами. Ах, эти плутовки, каждая из спасённых мною была прекраснее предыдущей.
– Так вы что же, меняете дам, как перчатки?
– Нет, что вы, перчатки служат мне куда дольше. Я, друзья мои, служу красоте, а красоты в этом мире столько, что и края не видно. Жизнь кажется мне прекрасным садом, в котором великое множество чудесных цветов. Представьте себе, что в самом начале большого сада один цветок вызвал ваше восхищение, и вы решили всю жизнь им любоваться. Глупо же.
– И вы служите своим прекрасным дамам при помощи бессмысленных драк, вроде сегодняшней?
– Да это от скуки, чтобы форму не потерять и славу поддержать. Но случаются тут у нас драки и куда более осмысленные. Попробуй-ка вырвать девицу из лап злодеев – попотеешь. Мне нравится – и весело, и благородно. А вы что же, не служите дамам?
– Мы служим Христу.
– Не очень понимаю, что значит служить Христу. Но должно быть это вполне по-рыцарски, – Гавейн попытался принять серьёзный вид, но у него не очень получилось.
Разговор с Гавейном поддерживал Жан, между тем, Ариэль всё больше мрачнел. В какой-то момент ему стало невыносимо слушать весёлое щебетание Гавейна, а в душу закралась такая тоска, какой он ещё не испытывал в этом мире. От этого жизнерадостного трёпа ему стало почти физически плохо. Ни о чём ужасном они вроде бы не говорили, но Ариэль почувствовал, как в воздухе явственно запахло драконами.
Жан заметил состояние друга и спросил:
– Ариэль, с тобой всё в порядке?
– Да, всё нормально, просто разморило после еды. Я, с вашего позволения, подремлю немного.
Ариэль лёг в тени под деревом и прикрыл глаза, хотя спать ему совершенно не хотелось. Он думал о Гавейне. Вот человек, в котором, казалось бы, нет ни грамма зла – весёлый, добродушный, всегда готовый прийти на помощь, по всей видимости вполне честный и даже благородный. Но какой несусветной ерундой, каким мусором забита его душа. Он растрачивает свою жизнь на такие пустяки, которыми и ребёнку должно быть неловко заниматься. Этот «ценитель красоты» на самом деле просто плывёт по течению, как щепка, без цели и без смысла. Тут подрался, там нашёл какие-то приключения, потом какой-нибудь турнир, потом нафантазировал себе очередную «прекрасную даму». И всё это только потому, что в его жизни нет никакого реального, значимого смысла, вот он и заполняет своё существование всякой ерундой, какая под руку подвернётся. Если жизнь человека бессмысленна – это трагедия. Но если бессмысленность собственной жизни ни сколько человека не угнетает и даже кажется ему нормой существования, это уже такая беда, по отношению к которой даже слово «трагедия» звучит слишком мягко. А мог бы Гавейн посветить свою жизнь какой-нибудь высокой цели? Наверное, мог бы. Ведь есть же в нём крепкая нравственная основа. В конце концов он же не похищает девиц, а освобождает их, хотя и делает это не из любви к добру, а из любви к приключениям. Но почему же он не хочет посвятить свою жизнь служению добру? Потому что в его жизни нет Бога, точнее Он присутствует в ней лишь формально, как некая абстрактная идея, которая вовсе не является движущей силой его жизни. Но почему же Церковь его ничему не научила? Потому что он ничему не хотел учиться у Церкви, ему это скучно.
Ариэль открыл глаза, он хоть и не спал, но весь ушёл в себя, а потому даже не знал, что Гавейн и Жан всё ещё о чём-то разговаривают. Он заметил, что и Жан уже сильно угнетён этим бессмысленным трёпом, но Гавейн этого совершенно не замечает, продолжая весело стрекотать языком. Друга надо было спасать, и Ариэль сказал:
– Ну что ж, любезный Гавейн, нам с Жаном пора в дорогу. Готовы ли вы выслушать то задание, которое я дам вам, как победитель в поединке?
– Я весь – внимание, благородный Ариэль.
– Вы отправитесь в ближайший монастырь и проживёте там простым трудником в послушании у монахов не меньше месяца. Хорошенько исповедуетесь и причаститесь, будете неукоснительно посещать все монастырские богослужения. Постарайтесь во время службы не дремать, а молиться. При этом выполняйте любую работу, которую поручат вам монахи.
– Ариэль, что угодно, только не это, я же там с тоски помру за месяц.
– Молись и не помрёшь.
– Но я же рыцарь, а не монах, монастырская жизнь совершенно не по мне. Я готов вместо этого отправится хоть на край земли и выполнить любое задание, насколько бы опасно оно не было. Давайте я в одиночку нападу на сотню сарацин. Или так же в одиночку возьму штурмом замок, где затаился страшный злодей, но только не гнить вместе с монахами.