е, может быть, самое важное в жизни, и теперь всё то, о чём мы говорим не имеет для меня слишком большого значения. Господь держит победу в своей руке и отдаст её, кому захочет, исходя из Своих планов, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Под Антиохией Господь даровал крестоносцам победу, на которую, по человеческому разумению, не было никакой надежды. Что будет сейчас – не знаю. В одном только твёрдо уверен – свершиться воля Господня. О чём же тогда переживать?
– Может быть, ты и прав, – кивнул Жан.
– Мне кажется, я начал понимать, что такое крестовый поход. Внешне это битвы и осады, стратегия и тактика, но за ними скрывается тонкая духовная материя, которую не все ощущают. Прав был герцог, крестовый поход – это крестный путь, это виадолороса. Тут можно проиграть сражение и спасти душу, а можно выиграть сражение и погубить её. Крестовый поход – это дорога на Небеса. Прорвёмся?
– Прорвёмся, – улыбнулся Жан.
Тем временем бароны закончили обсуждение. Почти все они решили принять совет Раймунда и ждать Саладина в Саферии, перекрывая ему проход на Иерусалим. Разумность этого плана была столь очевидна, что в результатах обсуждения можно было не сомневаться. Был уже поздний вечер, рыцари ставили шатры и укладывались спать под скрип зубов Жерара де Ридфора, на которого искоса поглядывали, как на сумасшедшего, но никого больше не волновало, что он думает и чего хочет. Однако, Ридфора недооценили.
Посреди ночи Ариэля разбудил звук рожка.
– Что это? – растерянно спросил он у Жана.
– Сигнал тревоги. Видимо, мы всё-таки выступаем.
Они вышли из шатра, многие рыцари уже поднялись, все были растеряны, никто ничего не понимал. Спрашивали друг друга, что стряслось. Тогда один рыцарь, уже облачённый в доспехи, сказал:
– Ридфор всё-таки убедил короля Ги, что надо идти на Тивериаду.
– Но ведь мы уже решили, что не пойдём туда.
– Приказ короля, мой друг, приказ короля, – рыцарь улыбнулся так, словно у него неожиданно заболел зуб, но он решил не обращать на это внимания.
– Да свершиться воля Господня, – задумчиво сказал Ариэль.
Крестоносцы отправились в путь ещё до зари. Кто-то ворчал, но большинство не говорили ни слова. Воодушевления в крестоносном воинстве совершенно не чувствовалось, над ними витала тень обречённости. Ариэль и Жан вместе с храмовниками шли в арьергарде. Среди рыцарей Храма не раздалось ни одного слова ропота, их лица были суровыми и сосредоточенными. Храмовники привыкли к железной дисциплине, выполняя приказы без единого слова, а самым привычным был для них приказ пойти и умереть. Не те это были люди, чтобы рассуждать о том, сколько смысла в боевой операции,и много ли будет шансов выжить. Не за тем они вступили в Орден, чтобы одерживать красивые победы, которыми потом можно будет гордиться. Они пришли сюда, чтобы умереть за Христа и, судя по всему, их никто не собирался лишать этой возможности. На душе у Ариэля было легко и спокойно, он чувствовал себя счастливым среди этих суровых, но таких родных и понятных ему людей. Здесь не надо было ничего говорить, здесь каждый был готов принять то, что будет, как Божью волю.
Рассвело, солнце припекало всё сильнее, и тогда появились летучие отряды сарацин. Они стремительно приближались к арьергарду, осыпали его дождём стрел и так же стремительно исчезали. Стрелы из лёгких сарацинских луков лишь с самого близкого расстояния могли пробить рыцарскую кольчугу, а слишком близко стрелки не решались приближаться, но они могли попасть в руки, в ноги, в незащищённые части тела лошади, да и кольчуги у храмовников были разного качества, и луки у сарацин порою встречались посильнее, так что иногда им удавалось пробить кольчугу. Время от времени Ариэль слышал рядом с собой приглушённое рычание раненых, криков боли и стонов от храмовников, конечно, трудно было дождаться. Ранения, как правило, были лёгкими, в глаз никому не попали, и никто из строя не выбыл.
Сарацины, похоже, и не надеялись нанести храмовникам сколько-нибудь серьёзный урон, имея другую задачу – спровоцировать их на боестолкновение. Если у кого-нибудь из рыцарей не выдержат нервы, и они бросятся вдогонку за сарацинами, догнать их они всё равно не смогут, но неизбежно погибнут, оторвавшись от основного войска. Рыцари были хорошо знакомы с сарацинской тактикой заманиваний и прекрасно понимали, на что подбивают их враги, так что не торопились доставить им это удовольствие, но нервы-то у рыцарей, в отличие от кольчуг, не были железными. Ариэль почувствовал, что в его душе закипает глухое бешенство. Тащиться под обстрелом, словно безропотная овечка, не отвечая врагу на нападение, казалось невыносимым. Сарацинские лучники потешались над рыцарями, как хотели, и они вынуждены были играть роль мишеней. Тут не трудно было сорваться, и всё-таки броситься вдогонку за ускользающим врагом, и погибнуть безо всякого смысла. А если бы все так сорвались, то войско крестоносцев никогда не покинуло бы пустыню. Они держались, не отвечая врагам, но нервное напряжение из-за этого нарастало, рыцари психологически выматывались, потихоньку поджариваясь на огне собственного бешенства.
Солнце между тем всходило всё выше и становилось всё более немилосердным. Конечно, у них была с собой вода в бурдюках, но её запас был ограничен, к тому же вода быстро стала горячей, даже обжигающей, и совсем не утоляла жажду. По спине Ариэля текли непрерывные потоки пота, организм постепенно обезвоживался, и сделать несколько лишних глотков воды означало лишь сделать потоки пота чуть более обильными. Пот, стекая струями со лба, заливал и разъедал глаза, вытирать их под шлемом было не особо удобно, порою он просто слеп, когда жжение в глазах становилось невыносимым, и думал о том, какой лёгкой добычей был бы он сейчас, если бы начался бой. Но это было ещё только начало. Кольчуга всё больше раскалялась на солнце. Конечно, она была закрыта плащом, иначе давно бы уже превратилась в облегающую тело сковородку, но плащ не мог полностью уберечь её от солнечных лучей и всепроникающей жары. Горячий металл жёг уже и через рубашку, и ничего нельзя было с этим поделать – сняв кольчугу, рыцарь становился лёгкой добычей для сарацинских стрел. Непрерывно струящийся и быстро высыхающий пот постепенно покрывал кожу соляной коркой, всё тело невыносимо зудело, а почесаться через кольчугу было весьма затруднительно.
Вокруг них простиралась бесконечная раскалённая пустыня, здесь не росло травы, не видно было ничего живого – ни один скорпион не высунется из-под камня под смертоносные полуденные лучи солнца. Люди, в отличие от скорпиона, совершенно не приспособленные к условиям пустыни, здесь просто не могли находится, а если учесть, что они к тому же были в раскалённых кольчугах, то, наверное, и скорпионы плакали от жалости, выглядывая на них из-под камней.
Ариэля постепенно охватывала дурнота, круги плыли перед глазами, разум мутился, воля казалась парализованной. Он едва держался в седле, уже ничего не соображал, только периферийнымзрениемулавливая едущих рядом рыцарей, механически держался вровень с ними. И тут сарацинские лучники, решив, что рыцари уже достаточно пропеклись, устроили куда более наглый налёт. Теперь они уже не провоцировали рыцарей на преследование и не пытались вымотать их нервы, а целенаправленно выбивали живую силу крестоносцев. Стреляя с расстояния уже довольно близкого, они получили неплохие результаты –то один, то другой храмовник падал – убитым или раненным – почти не имело значения, это всё равно означало смерть. Раненым никто не мог оказать помощь, для этого войску надо было остановится, что означало смерть для всех.
Ариэль обречённо продолжал тащиться вперёд и сам не понял, как оказался на земле. Сарацинская стрела попала в шею лошади. Он сильно ушибся о камни, но почти не обратил на это внимания, встал и пошёл вперёд пешком. Над ухом он услышал голос Жана, доносившийся словно откуда-то издалека: «Пройдёшь часок, потом я уступлю тебе лошадь, будем ехать по очереди». Едва Жан успел это сказать, как приглушённо рыкнул – сарацинская стрела попала ему в ногу. Увидев это, Ариэль даже усмехнулся: «Ты уже не уступишь мне лошадь, видимо, это была плохая мысль». Падение с лошади, как ни странно, вывело Ариэля из болезненного оцепенения, он даже немного взбодрился. Конники рядом с ним ехали со скоростью пешехода, ему не трудно было идти вровень с ними, а ноги за день не устали.
Жара понемногу начала спадать, и тут они увидели впереди высокие холмы. Кто-то сказал: «Хаттин». Все сразу чуть повеселели и прибавили хода. Страшный переход через пустыню был позади, но вода у всех уже заканчивалась, а новую ещё только предстояло найти. Неожиданно войско свернуло в сторону, храмовники в арьергарде не вполне понимали, что происходит, но тут они увидели руины большой крепости. Тогда всё стало ясно – там должны быть колодцы. Храмовники уже видели, как авангард бросился на поиск колодцев, но вскоре они услышали вопли отчаяния. Втянувшись следом за всеми в руины крепости, рыцари Храма узнали, что колодцы здесь, действительно, есть, но они пусты – в них нет ни капли воды. Кто-то рядом рассказывал: «Магистр де Ридфор предлагал дойти до Галилейского озера, ведь здесь уже совсем недалеко, но граф Триполи ответил, что войско совершенно вымотано и не может идти дальше, надо свернуть к Марескальцию, где есть колодцы, ну и вот они вам – это колодцы». Ариэль помог Жану слезть с коня, извлёк из ноги стрелу и сделал перевязку. Они устроились в тени под стеной, Жан спросил:
– Как думаешь, смогли бы мы сегодня дойти до Галилейского озера?
– Может и смогли бы, хотя люди уже и правда в сёдлах не держались после такого перехода. Но теперьуже никого не поднять, люди получили если не воду, то хотя бы тень. До раннего утра никто с места не сдвинется.
– Самое скверное в том, что мы не знаем, где сейчас Саладин. Ночь без воды мы выдержим, а утром можем быстро выйти к озеру. Только если Саладин не встанет у нас на дороге.
– Только если… – усмехнулся Ариэль. – Давай-ка спать.