Но от того, что я прочитал в его удостоверении, щемящая боль в моем сердце ее только не ослабла, а как будто удвоилась. В этот день я, видимо, слишком переутомился на работе.
Но у Аввакума настроение было хорошее. Он предложил мне сесть (хотя я сам должен был предложить ему стул) и сказал:
– Будем говорить как мужчины и как коммунисты. Дело это довольно опасное, но если к нему отнестись с душой, то все кончится благополучно.
– Конечно, ведь речь идет о спасении невинного человека, не так ли? – сказал я. – Можешь на меня рассчитывать.
Он закурил, и, хотя я не курю, рука моя тоже потянулась к его сигаретам. Мне просто хотелось составить ему компанию. Так приятнее.
– Итак, – сказал Аввакум, нахмурив брови, – ты не должен выходить из дому до тех пор, пока все не будет полностью завершено. Скоро к тебе придет человек, он будет твоим гостем до десяти часов. Этот человек принесет с собой маленький аппаратик, который ты не мешай ему поставить туда, куда он сочтет нужным.
– Конечно, я не стану мешать, – сказал я. Потом спросил: – А хозяева? Бай Спиридон и тетка Спиридоница?
Аввакум усмехнулся.
– Я позабочусь, чтобы эти милые люди провели время где-нибудь и другом месте. До десяти часов вечера тут будет полное спокойствие. А как пробьет десять, твой гость перейдет в комнату напротив, и ты останешься один.
– Ладно, – сказал я, и снова мое сердце сжалось от неприятного предчувствия.
– И вот тогда начнутся твои испытания, – сказал Аввакум. – Но они продлятся недолго. К тебе явится один наш общий знакомый. В руках у него, вероятно, будет сверток.
Запомни, дорогой, ты должен изображать абсолютное спокойствие и делать вид, что ты его ждал как дорогого и приятного гостя… Когда наш общий знакомый вручит тебе сверток, ты спросишь у него: «Сумел разделаться с тем хитрецом?» Смысл этого вопроса таков: сумел ли он разделаться со мной, с археологом, понимаешь?.. В дальнейшем режиссуру я приму на себя!
Итак, я сидел в комнате, посматривал на часы и дрожал от холода. Мой гость установил нечто вроде магнитофона у меня под кроватью, – услышав шаги второго моего визитера, я должен был тут же дернуть за проволочку, спрятанную под одеялом.
Около одиннадцати я услышал шаги во дворе, и кто-то тихо постучал в оконное стекло. Я вскочил со стула, потянул за проволоку и открыл дверь.
И едва удержался на ногах: передо мной стоял Боян
Ичеренский.
– Погаси лампу – прошептал он. Я погасил лампу.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Бай Спиридона и
Спиридоницы нет дома.
– А почему их нет? – зловещим шепотом спросил
Ичеренский.
– Повезло! – ответил я. запирая за ним дверь. – Их пригласили в Луки на свадьбу.
Ичеренский положил на пол какой-то тяжелый предмет и глубоко вздохнул.
– Где спрячем передатчик? – спросил он.
– Для него место приготовлено, – ответил я и спросил в свою очередь: – А вы сумели разделаться с тем хитрецом?
– Не задавай глупых вопросов! – прошипел сквозь зубы
Ичеренский. – Держи!
Он сунул мне в руки нечто вроде записной книжки, обернулся, открыл дверь и переступил порог.
Тут я услышал глухой удар, и Боян Ичеренский рухнул на пол. На него навалилась какая-то фигура, а затем из комнаты напротив выскочил мой первый гость, и в желтом луче его фонарика я увидел ужасную картину: Аввакум, упершись коленями в грудь геолога, заломил ему назад руки и быстро опутывал их длинной веревкой.
Через минуту пленника втащили в комнату и оставили на полу, у стола. Я подтянул его к стене и поднес к его губам стакан воды. Он раскрыл глаза и так на меня посмотрел, что я едва не выронил стакан.
Тем временем Аввакум развернул сверток и с любопытством знакомился с устройством радиопередатчика.
– Гражданин Ичеренский, у вас неплохая станция, слов нет, только она малость устарела. В некоторых отношениях она уже, как говорится, вышла из моды.
Ичеренский поднял голову и бросил на него злобный взгляд.
– К вашему сведению, я это вижу впервые!
– Неужели? – воскликнул Аввакум.
Он усмехнулся, затем, склонившись над Ичеренским, быстрым движением извлек из заднего кармана его брюк массивный пистолет. Оружие неприятно отливало холодным металлическим блеском.
– Наверно, это тоже не ваше? Хотя на нем видны отпечатки ваших пальцев и полчаса назад вы израсходовали четыре патрона из обоймы, когда, думая, что я лежу на кровати, стреляли мне в голову. Неужто вы станете уверять, что этот пистолет тоже не наш?
– Я впервые вижу эту штуку, – презрительно скривив губы, заявил Ичеренский.
– Прекрасно, – сказал Аввакум. – Предположим, что мы принесли сюда эти предметы, чтобы вас шантажировать.
Это нечто вполне вещественное, его легко перенести из одного места в другое. Но позвольте мне задать вам такой вопрос: можно записать речь человека, когда он молчит?
– Глупости, – сказал Ичеренский. Аввакум засмеялся.
– Десять минут назад вы обменялись несколькими словами с ветеринарным врачом. Вы с ним говорили с глазу на глаз, а мы позаботились о том, чтобы этот разговор был записан. Сейчас вы услышите свой голос, и, так как записать голос человека, когда он молчит, невозможно, нам придется безоговорочно признать два очевидных факта: во-первых, что этот голос ваш и, во-вторых, что слова тоже ваши.
Мой первый гость вытащил магнитофон, нажал на какую-то кнопку, подрегулировал, и мы затаили дыхание.
– Погаси лампу! – прозвучал голос Ичеренского.
– Не беспокойтесь, бай Спиридона и Спиридоницы нет дома.
– А почему их нет?
– Повезло! Их пригласили в Луки на свадьбу.
Какой-то стук, словно положили что-то тяжелое.
– Где спрячем передатчик? – тихо спрашивал Ичеренский.
– Для него место приготовлено. А вы сумели разделаться с тем хитрецом?
– Не задавай глупых вопросов. Держи!
Человек у магнитофона снова нажал на кнопку, и аппарат умолк.
Ичеренский уставился на свои колени. Его высокий лоб покрылся испариной.
Аввакум пододвинул стул и сел возле геолога. Я выпил стакан воды – меня мучила жажда – и отошел в угол, чтобы не мешать Аввакуму. Он закурил сигарету, глубоко затянулся и, склонившись над геологом, спросил с усмешкой:
– Как себя чувствуете, гражданин Илларий Стратев?
Геолог молчал.
Аввакум обратился ко мне:
– Вас, может быть, удивляет, что я его так называю? Не удивляйтесь, пожалуйста! Ну-ка, поставьте на спиртовку кофейничек, приготовьте для всех нас по чашке кофе, а я тем временем расскажу одну очень интересную историю.
Не столько для вас, сколько для Иллария. Любопытно, не сделает ли он каких-либо поправок.
Итак, в 1918 году у жителя города Пловдива Стефана
Стратева – представителя английских фирм сельскохозяйственных машин – родился сын, которого окрестили Илларием. Четыре года спустя супруга Стефана Стратева влюбляется в чиновника английского консульства и бежит с ним в Лондон, захватив с собой маленького Иллария.
Через некоторое время обольститель бросает свою любовницу, но судьба бывает милостива: красотка встречает на своем пути болгарского эмигранта, и тот женится на ней.
Илларий живет в болгарской семье и учится в английской школе. Учится он хорошо и скоро становится стипендиатом адвентистской церкви, которая проявляет особые заботы о детях иностранцев, нашедших убежище в Англии.
Эта церковь посылает Иллария в королевский горно-геологический институт изучать геологию. Как вам известно, геология это наука, находящая себе применение во всем мире: геологи разъезжают повсюду, для них есть работа во всех уголках земного шара. Может быть, именно по этим соображениям из Иллария и сделали геолога, чтобы при первой необходимости его можно было послать и на
Ближний и на Дальний Восток. Специальные учителя обучали Иллария радиоделу, шифровке, тайнописи и многим другим вещам, которые будущему тайному агенту необходимы как воздух.
В это самое время в Лондоне живет другой молодой болгарин, по имени Боян Ичеренский. Боян – сын Христаки
Ичеренского, переселенца из Фракии, варненского торговца оливковым маслом и южными фруктами, Христаки –
вдовец, у него нет в Болгарии никаких родственников. В
1938 году волею случая он отправляет своего сына с неким мистером Ральфом, капитаном грузового судна, в Англию, и тот определяет его в Лондонский политехнический институт. В 1942 году студент политехническою института
Боян Ичеренский был убит гитлеровской бомбой. Вскоре и
Христаки переселяется в мир иной, так и не узнав в силу военной обстановки о трагической кончине своего сына.
Видимо, судьба этой семьи была известна кое-кому из тех,
кто пристально следит за жизнью болгарских эмигрантов.
Вот почему в начале 1946 года в Болгарию прибывает геолог Илларий Стратев, но под именем и с документами
Бояна Ичеренского. Что может быть легче – вернуть из небытия имя человека, у которого нет ни близких, ни дальних родственников?
Вы, может быть, спросите, зачем понадобилось возвращать Иллария на родину под чужим именем? Очень просто! Чтобы он не имел ничего общего с богатой и известной семьей Стратевых. Сын беженца Христаки Ичеренского это одно, а Илларий, наследник Стратевых, – совсем другое, верно?
Старый Стефан Стратев умирает вскоре после Девятого сентября. От второй жены у него дочь Виктория. Чтобы оградить себя от каких бы то ни было подозрений, сын
Стефана Стратева женится на своей сестре Виктории
Стратевой, которая… – не впадайте в панику, доктор! –
ведь, по существу, она не приходится ему единоутробной сестрой.
Итак, образованный, умный и талантливый Илларий становится известным геологом и хорошо законспирированным иностранным разведчиком Он открывает для родины новые месторождения руд и в то же время продает родину иностранной разведке. Он восторженно говорит о чистой любви – помните, доктор, его рассказ о чудесной дружбе между учителем Методием и вязальщицей Марией? – и спит в одной постели, как законный муж, со своей сестрой Викторией…