– Садись сзади! Повезу тебя на Искырское водохранилище!
Поскольку Чавова ушла не заметив меня, и не было нужды извиняться перед ней, я был волен распоряжаться собой. Но в эту минуту я вспомнил про Аввакума и вздрогнул.
– Товарищ Тошков, – пробормотал я, – у меня есть приятель, археолог, я обещал ему…
– И его возьмем! Ну, давай садись! – рявкнул доктор, топнув ногой по мостовой. – Подумаешь, большое дело!
Где твой приятель?
Я растолковал ему, как ехать, но он погнал машину в противоположном направлении. Куда мы мчимся и куда посадим Аввакума, оставалось для меня загадкой. У мотоцикла было ведь только одно седло для пассажира!
Вскоре выяснилось, что мои тревоги оказались напрасными. В двух минутах езды от управления у доктора был небольшой гараж – деревянный сарайчик во дворе четырехэтажного дома. Он вытащил оттуда как раз то, что было нужно – коляску, – и поднес ее к машине с такой же легкостью, с какой я ношу свою сумку с лекарствами.
Мы понеслись во весь опор к музею.
Аввакум, которого было трудно застать врасплох, на этот раз немало удивился.
– Так, значит, вы археолог? – вскричал доктор, пожимая ему руку. – Здорово! А я – Петр Тошков! Руковожу этим парнем по линии лекарств. Садитесь в коляску – повезем вас рыбачить на водохранилище!
Аввакум пожал плечами, но, человек действия, он раздумывал недолго и уселся в коляску.
Когда мы выехали на шоссе, доктор нажал «на всю железку», ветер засвистел в ушах и мир стремглав помчался нам навстречу.
Я уткнулся носом в широкую спину доктора и зажмурился.
Минут через тридцать мы подъехали к водохранилищу.
Когда я слез с седла, мне показалось, что земля убегает из-под ног: доктор «жал» свыше ста километров в час. Но
Аввакум потянулся и зевнул.
– Что так тихо ехали? – сказал он. – Я совсем было заскучал.
Доктор почесал в затылке.
– Можно было бы и побыстрее, но я побаивался за парня. Того и гляди, вывалится на повороте. А тогда что?
– Тогда Фатме из Видлы изошла бы вся слезами, –
сказал Аввакум, подмигивая мне.
Я чуть было не упал, хотя земля под моими ногами уже немного поуспокоилась.
– Какая Фатме? – пролепетал я.
– Та самая, с бусами. Неужели забыл?
Я разлегся на траве. Веял тихий ветерок, по небесной шири плыли маленькие серебристые облачка с кудрявыми крылышками. Мне вспомнилось, что поэты часто сравнивают облака с парусниками, плывущими по небесному океану. Очень красиво выглядит эта флотилия, когда смотришь на нее снизу, лежа на спине. Насмотревшись на облака, я устремил взгляд на воду, на синеющие вдали берега водохранилища и долго любовался этим ценным приобретением нашего народного хозяйства.
Тем временем мой друг Аввакум и доктор Тошков вели оживленный разговор. Выяснилось, что они оба мотоциклисты-фанатики, оба предпочитают всем остальным одну и ту же марку машин, признают езду только на предельной скорости и одинаково пользуются в трудную минуту ручным и ножным тормозом. Охваченный воодушевлением доктор хлопал Аввакума по плечу, а тот угощал его сигаретами, после чего они обнаружили, что курят одни и те же сигареты и их одинаково по утрам мучает кашель.
– А горькие перчики любишь? – спросил доктор.
– Очень!
– И я тоже. А жареную рыбу?
– Обожаю.
– И я. Вино какое предпочитаешь – белое или красное?
– Красное.
Столь необыкновенное единомыслие чрезвычайно растрогало доктора.
– Как же это я до сих пор с тобой не познакомился –
воскликнут он в умилении. – Я всю жизнь искал такого побратима, как ты! Вот здорово! – Доктор на секунду задумался. – Ну, а теперь давай взглянем на другую сторону медали, на, так сказать, духовную. Я, например, всегда борюсь с чем-нибудь. А ты?
– И я.
– Мои враги – бациллы. А у тебя есть враги?
– Я археолог. Мой враг – время.
– Дай руку! Вот так. – Доктор опять призадумался. –
Тебе какие женщины больше нравятся?
– Брюнетки.
– Провалиться на этом месте! И мне тоже.
– Почему же «провалиться»?
– Моя как раз брюнетка. Я сделал выбор и решил жениться. Она жгучая брюнетка.
– Чудесно!
– Вовсе не чудесно. Ты моложе и выхватишь ее у меня из-под носа!
– Нет. – Аввакум протянул доктору руку. – Parole d'honneur! Я держу свое слово.
Последовало рукопожатие до хруста в суставах.
Я взглянул на Аввакума. На губах его блуждала обычная добродушно-снисходительная улыбка, но глаза смотрели холодно. «Играет роль», – подумал я, и мне стало жаль доктора. Чудак горячился и искренне волновался, в то время как Аввакум лишь «изображал» горячность ради забавы, а может, и чтобы «прощупать» собеседника.
После столь задушевного разговора доктор взял удочку и пошел искать укромное местечко. По всему было видно, что он сгорал от желания поймать хотя бы парочку сазанов,
– ведь надо хорошо угостить своего нового друга и побратима. Аввакум подсел ко мне, молча посидел немного, потом лег на бок и тотчас же заснул.
Стало смеркаться. Ветер усилился, вода потемнела.
Противоположный берег растаял и исчез в сумраке наступающего вечера.
Доктор вернулся удрученный. Он шагал по траве совсем бесшумно, но Аввакум и во сне расслышал шаги, поднялся на ноги, опередив меня, усмехнулся и покачал головой.
– Не клюет! – вздохнул доктор.
– Ничего, – утешил его Аввакум, – купим рыбы в ресторане.
Он сел за руль, а доктор с трудом втиснулся в коляску.
Я занял свое прежнее место. Я знал, что Аввакум будет гнать машину с сумасшедшей скоростью, но ни капли не боялся: чувствовал себя за его спиной так же спокойно и удобно, как у себя за столом.
Было около девяти часов, когда мы подъехали к микрорайону «Изток». Свернули на главную улицу; еще один поворот – и доктор показал нам на третий дом слева.
– Друзья, – сказал он, окинув нас победоносным взглядом, – видите ли вы на первом этаже окна, заклеенные изнутри газетами? Там живет доктор Петр Тошков. Предлагаю вам зайти к нему в гости. Вперед, товарищи!
Верхние этажи дома еще достраивались, и, чтобы добраться до входа, нам пришлось перепрыгивать через кучи песка и щебня. В подъезде пахло цементом и известкой.
Доктор отпер дверь и любезно пропустил нас вперед.
Квартира начиналась просторной прихожей, посреди которой стоял лишь круглый стол, накрытый старыми, пожелтевшими от времени газетами, и несколько стульев.
Кабинет доктора был похож на походный аптечный склад и на запущенную лабораторию. Среди банок, коробок и уймы пузырьков с лекарствами и кислотами поблескивали всевозможные реторты и колбы, валялись в пыли пробирки и спиртовки. Все было свалено в кучу в таком ужасном беспорядке, что посетитель, забывший здесь шляпу, ни за что не нашел бы ее в джунглях склянок, реактивов и картонных коробок.
– Анастасий, – обратился ко мне доктор с заблестевшими от гордости глазами, – как тебе нравится эта святая святых ветеринарной мысли?
– О! – воскликнул я, с любопытством оглядывая потолок.
– Наберись терпения! – сказал доктор, похлопав меня по плечу. – В этом святилище есть всего понемногу. Я сам готовлю лекарства, а кой-какие и придумываю сам. Здесь и только здесь твое училище!
Я безмолвствовал, и поэтому доктор счел нужным подкрепить свои доводы.
– Я, дорогой мой, кроме медицинского, окончил еще биохимический; поэтому кое-что смыслю в лекарствах и настойках. Так что ты держись за меня и не бойся!
После «святая святых» мы осмотрели и другие комнаты. В спальне стояла всего лишь широченная кровать, неумело заселенная несколькими солдатскими одеялами.
Из свежеокрашенных стен торчали вбитые гвозди и крюки.
Подобного варварства не увидишь не только в Триграде, но даже в хибарке деда Реджепа. На гвоздях и крюках висели одеяния нашего биохимика.
Кухня отличалась от кабинета только тем, что здесь всюду валялась кухонная утварь. Нам пришлось смотреть в оба, чтобы не ступить нечаянно в кастрюлю или же не испачкаться о закопченную сковороду.
– Доктор, – спросил Аввакум, – насколько я понял, ты холостяк. Для какого черта тебе все эти атрибуты?
Мне показалось, что доктор смутился; он уставился себе под ноги, как будто там был написан ответ на вопрос
Аввакума.
– Что поделаешь, – пробормотал он, – есть у меня слабость к кухонной утвари, а отчего – бог знает! Иду мимо хозяйственного магазина, непременно зайду и куплю то кастрюлю, то чайник или сковородку. В подвале у меня навалено вдвое больше, чем тут!
Он посмотрел на разбросанную утварь и улыбнулся.
– Кто знает, может, когда-нибудь и понадобится! Всякое бывает.
Аввакум тотчас согласился, что в этом мире все случается. Вот он, например, покупает детские книжки с картинками. Он с жаром заявил доктору:
– Я уже две этажерки забил ими доверху. И еще столько же держу на чердаке.
– Ты смотри, а я-то до детских книжек не додумался! –
озадаченно проговорил доктор.
– Ничего, – ободрил его Аввакум. – Если когда-нибудь тебе понадобятся, рассчитывай на меня.
Доктор погладил подбородок и добродушно рассмеялся. Я бывал на квартире у Аввакума и достоверно знал, что у него нет ни одной детской книжки.
Доктор надел белый передник, завязал его сзади бантиком и принялся с виртуозной сноровкой чистить рыбу.
Мы с большим интересом следили за его работой. Но он вдруг опустил руки и тяжело вздохнул.
– И компания чудесная, – сказал он, грустно глядя на нас, – и рыба что надо, и вина я припас. Одного только не хватает для полноты картины…
– Брюнетки! – усмехнулся Аввакум. Доктор ласково взглянул на него и кивнул головой.
– Слушай, доктор, – решительно заявил Аввакум, – если ты ничего не имеешь против, я мог бы пригласить от твоего имени брюнетку и бьюсь об заклад на что угодно, что она удостоит нас своим посещением. Но только при одном условии. А именно…
– Что именно? – грозно переспросил доктор, насупив брови.
Он швырнул очищенного сазана на стол и скрестил руки на груди. Ему не хватало при этой позе только усов и трико, чтобы сходство с прежними чемпионами по классической борьбе было полным.