риземистый домик с замшелой черепичной крышей и зарешеченными оконцами, стенами из плетня, обмазанного глиной. Аввакум закурил, вынул из портмоне две таблетки кофеина и поморщившись, проглотил. Небо затянуло тучами, собирался мелкий, затяжной дождь.
Лейтенант вернулся к калитке с красивым стройным парнем, мускулистым, тянущимся ввысь, как горный бук.
– Это Ахмед, – сказал он, кивая на парня, – ему можно довериться, как родному брату.
Аввакум протянул Ахмеду руку, и тот порывисто пожал ее.
– Ахмед, – вполголоса спросил Аввакум, – далеко ли отсюда до «Джуклева гумна»?
– Полчаса ходу через лес, – тихо ответил Ахмед. Аввакум поглядел за ограду.
– Кто здесь живет?
– Я один, – сказал Ахмед. – Это наш старый дом. Мы живем в селе возле общинного совета.
– Отнеси эти вещи в дом и хорошенько запри дверь, –
приказал Аввакум.
Когда Ахмед ушел, Аввакум сказал лейтенанту:
– Передайте на заставу телефонограмму, чтобы усилили охрану полосы и спустили собак. Если кто-нибудь попадется на границе, шума не поднимать. Прекратить наблюдение за женой Ракипа, но с него не спускать глаз. Не чинить никаких препятствий инспектору, который приедет из Софии, но следить за каждым его шагом. Поднимите на ноги всех надежных людей и поручите самым смышленым парням следить за Ракипом и инспектором. Вы оставайтесь в сельсовете. Я буду поддерживать с вами связь через Ахмеда.
Дорога через притихший темный бор вывела Аввакума поистине на сказочную поляну. Вокруг темнели вековые сосны, вся она заросла высоченным папоротником, ежевикой и сочной травой. К югу поляна слегка приподнималась, и там, где снова вдавалась в лес, торчала обожженная молнией, сломанная пополам гигантская сосна. Почерневшая, без хвои, она напоминала вылезшего из преисподней мертвеца.
Аввакум не сводил глаз с этой сосны и молчал.
– Вот это и есть «Джуклево гумно», – прошептал Ахмед. Было тихо, ни одна былинка не шелохнулась в этот утренний час.
– Если мы не опоздали, то все в порядке, – тихо заметил
Аввакум. Дав знак Ахмеду стоять на месте, он пошел в обход поляны, начав от обгорелой сосны.
Пограничная полоса проходила южнее поляны, и было естественно полагать, что агент из-за границы выходит на поляну с юга.
Аввакум ни минуты не сомневался в том, что Светозар
Подгоров сообщается со своими иностранными хозяевами только через связных. После провала Бояна Ичеренского радиопеленгаторные посты не засекли ни одной тайной передачи в этом районе. Следовательно, местная агентура, поддерживая связь со своими заграничными контрагентами, обходилась без помощи радио, пользуясь простейшим,
«классическим» способом – связным. О том же говорил и найденный в тайнике Подгорова код шифра. Два нуля, приписанные к колонцифре 35, и слово «Вазови» раскрывали упрощенный шифр, составленный либо на основе текста «Под игом», либо путем определенной замены букв.
Подобные упрощенные шифровые системы не применяются в радиопередачах. Если координаты передатчика и частота волн засечены, то быстрая расшифровка радиограммы ведет к неминуемому провалу, как это было с
Ичеренским. Найденный в тайнике Подгорова ключ шифра недвусмысленно свидетельствовал о письменном характере связи с заграницей. Третьим доказательством в пользу того же довода служил инспекторский пост Прокопия Недялкова. Помощник Подгорова, будучи инспектором, имел возможность разъезжать по всей стране, встречаться с кем и когда угодно, а значит, имел возможность получать и передавать любую информацию и документы. Зачем полагаться на рискованную радиосвязь, если есть такие удобные связные?
Отсюда Аввакум вполне логично сделал весьма важный вывод – Светозар Подгоров поддерживает письменную связь со своими заграничными хозяевами.
Из поездки Прокопия Недялкова в район Триграда следовал другой, не менее важный вывод, что его там ждет агент с какой-то передачей. Прокопий Недялков спешил приехать пораньше, к началу дня. Это значило, что передача уже доставлена накануне вечером или же ночью.
Надо было успеть перехватить эту передачу.
Стараясь ступать бесшумно, Аввакум вышел на южный край поляны и стал внимательно осматривать землю. Но земля была засыпана толстым, как тюфяк, многолетним слоем опавшей хвои. Следов не было видно, но Аввакум заметил, что местами хвоя придавлена, перепревшие иглы надломлены и свалялись. Опустившись на колени, он сантиметр за сантиметром продвигался вперед от следа к следу.
Так он подошел к обгоревшей сосне.
Даже неопытный глаз заметил бы, что хвоя вокруг ствола плотно утоптана. Аввакум несколько секунд стоял, оглядывая подножие и ствол сосны. Не было никаких вмятин ни под ногами, ни на стволе. Вдруг Аввакум улыбнулся: на обгорелой верхушке дерева, валявшейся рядом с торчащим остатком ствола, меж засохших ветвей выделялся своим оттенком более гладкий участок коры.
Очевидно, к этому месту прикасались руки. Обхватив верхушку дерева обеими руками, Аввакум сдвинул ее в сторону.
Меж корней обнажилось небольшое углубление, присыпанное хвоей, но в нем ничего не было. Аввакум закусил губу – было ясно, что кто-то успел опередить его.
Теперь этот «кто-то» спешит в Тешел к Прокопию Недялкову. А быть может, они уже встретились и синяя «волга» мчится обратно в Софию. Возможно и третье: Прокопий Недялков спокойно завтракает в какой-нибудь корчме, а его посыльный направляется в Девин и следы его теряются.
Аввакум горько усмехнулся – счастье, видимо, изменило ему: «Груши опоздал на полчаса, и Наполеон проиграл битву при Ватерлоо», – вспомнил он, как обычно в такие минуты, но ему было не до смеха.
Сидя на поваленной верхушке дерева и глядя маши-
нально на углубление меж корневищ, Аввакум обратил внимание на лежащую рядом почерневшую сосновую шишку. Конечно, шишка не с неба свалилась.
Кровь снова застучала у него в висках. Разумеется, шишка положена как условный знак, у которого могут быть только два значения: либо «я взял», либо «ищи».
Аввакум погрузил руку в хвою почти до запястья и вытащил сложенный пополам листок, отбежал в кусты и.
бросившись на землю меж деревьев, положил его перед собой, затем вынул записную книжку и карандаш. Как он и предвидел, перед ним оказался образец примитивного шифра с заменой букв. Вспомнив ключевое слово «Вазови»
с тридцать пятой страницы спрятанного в стене экземпляра
«Под игом», он моментально набросал на листке ключевую схему:
Колонки из двух цифр гласили:
«Прекратите временно распространение заразы, пре-
рвите связь с Ракипом. Никаких встреч. Уничтожьте все
следы. Ждите указаний из Пловдива. Эль Тепе».
«Почуяли опасность», – усмехнулся про себя Аввакум.
Теперь перед ним возникла новая задача, которая кроется за словом «Пловдив». Вырвав еще страничку из записной книжки, он, глядя на схему, зашифровал цифровыми колонками такое сообщение:
«Провал из-за случая „В“. Нам сообщили, что милиция
гонится за вами. Категорический приказ – переходите
границу. Возьмите с собой остатки культуры бацилл и
немедленно вылетайте в Пловдив. Любой ценой привезите
туда И. В Тешеле у моста вас будет ждать горбун. Па-
роль: „Знаете ли вы дорогу на Видлу? – Знаю дорогу в
Кестен“. Безоговорочно исполняйте указания. Эль Тепе».
Сложив листок так, чтобы он не отличался от прежнего, он бережно спрятал его в углублении под обгорелой верхушкой сосны.
Седьмой час был на исходе. С помрачневшего неба посыпал мелкий дождь. Аввакум еще раз обогнул поляну и подошел к Ахмеду.
– Ахмед, – сказал он, глядя парню в глаза, – сможешь ли ты сделать одно очень важное дело?
Парень усмехнулся и пожал плечами.
– Спрячься где-нибудь поблизости, но так, чтоб и птицы не заметили тебя. Не спускай глаз с обгоревшей сосны. Меня очень интересует, придет ли кто-нибудь сюда и будет ли шарить под сосной.
– Только и всего?
– Только и всего, – ответил Аввакум.
– И если придет, не трогать его? – озадаченно спросил
Ахмед, берясь за рукоятку кинжала.
– Он не должен заметить ни твоей тени, ни дыхания. Не должен видеть и следов. Ты понял меня, Ахмед? – строго спросил Аввакум.
– Понял, – со вздохом подтвердил Ахмед.
– Превратись в слух и зрение, – продолжал Аввакум и прислушался. Где-то в зарослях прокричала птица, и тишина стала еще более гнетущей. – Буду ждать тебя в твоем доме. Дай мне ключ.
Аввакум разулся, взял ботинки в руку, и через несколько секунд его высокая, чуть сутуловатая фигура исчезла в лесном сумраке.
Часа через полтора скрипнула калитка. Аввакум приподнялся с топчана. Глаза Ахмеда горели, как у волка, ноздри раздувались от быстрого бега. Он зачерпнул тыквенным ковшиком воды из котелка и с жадностью отпил несколько глотков. Утерев губы ладонью, он покачал головой.
– Колибарица, – сказал он, присев на трехногую табуретку у очага. – Жена Ракипа. Пришла с телкой и прямиком к сосне, той самой, обгорелой. Присела возле дерева и сует что-то за пазуху. Можно было бы узнать что, но вы наказали только посматривать, и я стерпел. Уж очень чесались руки… Когда я спустился в село, отец отвел меня за дом и говорит: «Беги, скажи гостю, что Колибарица встретилась с мужем на дороге в Видлу и что Ракип, чтоб его змея удушила, пустился бегом через луг, вышел на гешелскую дорогу, подошел к синенькому автомобилю и разговаривал с его хозяином. После этого автомобиль уехал, а Ракип полез в воду ловить рыбу». Отец сказал, что Ракипа видел мальчишка Халила Алитева. Мальчишка забрался в пещеру над дорогой; оттуда все хорошо видно. И еще он сказал, чтобы я смотрел в оба и держал язык за зубами, не то не сносить мне головы, если что случится с нашим гостем. А я сказал, что тоже не лыком шит и не в первый раз занимаюсь таким делом.
Аввакум поднялся с топчана и потянулся.
– Ахмед, – сказал он, – не мог бы ты затопить очаг?