есело засмеялся, словно рассчитывал, что это воспоминание очень развеселит слушателей. – И вот тогда, – продолжал он, – полковник
Манов вспомнил про бывшего сотрудника шифровального отдела, видного профессора Найдена Найденова. Утопающий хватается за соломинку, не так ли? Но, как вам известно, в данной области этого человека не то что с соломинкой, но с древесным стволом, со спасательным судном, да и, пожалуй, с океанским пароходом нельзя сравнивать. Ведь он был внештатным секретным сотрудником отдела, а принес нашей контрразведке такую огромную пользу, какую не способны были принести все мы, дешифровщики, вместе взятые, за всю нашу службу. – На его лице снова расцвела веселая улыбка, словно высказанная им похвала относилась не к другому, а к нему самому. –
Полковник Манов вспомнил об этом человеке в тот самый момент, когда наш дешифровочный корабль стал идти ко дну. Впрочем, вы сами понимаете, что в коварнейшем море шифра множество подводных скал, а дно его перенаселено утопленниками, жертвами многих кораблекрушений.
Простите меня за это пышное, а может, и неуклюжее сравнение, но это истина, и притом довольно печальная.
Электронная машина, несомненно, станет большим подспорьем, но что она сможет сделать, столкнувшись с условными обозначениями и символами? Представьте себе, что я и Икс, находящийся по ту сторону границы, условились под существительным «вода» подразумевать «человек», а под глаголом «пить» – «убивать». Этот самый Икс присылает мне шифрованную радиограмму: «Выпей воды». Ну, хорошо, допустим, электронная машина с успехом выпутается из шифровых джунглей и, вместо того чтобы потратить день, за одну минуту выдаст нам выражение
«Выпей воды». Но дальше-то она не пойдет. Она же не может перевести слова «Выпей воды» – словами «Убей человека»? Так вот, безбрежное море условных обозначений и символов едва ли когда-нибудь обмелеет настолько, что станет нам по колено.
Тут старший шифровальщик блеснул золотыми зубами, и глаза его заулыбались от удовольствия. Чудесное будущее условных обозначений и символов казалось, радовало его душу.
– Но, на наше счастье, – продолжал он, – полковник
Манов в критические моменты не теряется. Он тут же отослал хитрую радиограмму этому самому Найдену
Найденову, и все прояснилось. Анаграмма тотчас же была извлечена из текста, служившего ей камуфляжем. На фоне красивого морского заката появился наш старый знакомый
Халил Джелепов. А следуя за этим Халилом Джелеповым и его дружками, мы добрались до инженера Петрунова и до всей банды «пенициллиновых» саботажников. Так был нанесен сокрушительный удар по «Месте», после чего она умолкла, чтобы потом воскреснуть в эфире под именем
«Гермес». Заслуга в разгроме «Месты» полностью принадлежит нашему бывшему сотруднику Найдену Найденову. Студентом я учился у него математике, а когда он стал нашим внештатным сотрудником, учился и искусству шифрования. Я рассказал здесь эту длинную историю, чтобы спросить: «Не настало ли время напомнить прославленному математику о нашем существовании и поделиться с ним нашими заботами? Не лучше ли нам заранее подготовить его, гак сказать, психологически, дав понять, что в случае, если мы сами не сумеем прочесть ожидаемую шифрограмму „Гермеса“, то будем рассчитывать на его помощь?» Если полковник Манов сам имеет в виду привлечь его, то прошу извинить меня за то, что я забегаю вперед. Но, скажу прямо, хотя всем нам тут сидящим не раз приходилось смотреть опасности в глаза, я должен признаться – прошу не заподозрить меня в малодушии, – что я испытываю опасение, серьезное опасение насчет шифрограммы, которую «Гермес», может быть, в данный момент составляет. – Он засмеялся, и лицо его обрело счастливое и беззаботное выражение. – Вы в первый, а может быть, в последний раз видите меня таким скептиком.
Пока он говорил, полковник Манов не спускал с него глаз и, неизвестно почему, испытывал к нему неизъяснимую жалость. Ему нравился этот человек, он втайне завидовал его молодости и обычно, когда тот говорил, любовался его улыбкой, его теплым звучным голосом, пропуская многие его слова мимо ушей – они его особенно не занимали. Но сегодня, против обыкновения, он слушал его с большим вниманием и, досадуя в душе на его словоохотливость, в тревоге спрашивал себя: «Откуда эта тревога, чем она вызвана?» Молодой человек весел, пышет здоровьем, а у полковника такое чувство, будто перед ним безнадежно больной, несчастный человек.
– А зря ты себя так скептически настраиваешь, – заметил полковник. – Ты в каком-то смятении, и это твое состояние может все испортить. – Теперь тревожное чувство поднялось в нем самом. Вроде и нет в парне ничего зловещего, внушающего опасение, а вот душа болит. – Сейчас особенно надо верить в себя, – добавил он. – Со сколькими «гермесами» мы уже мерялись силами и выходили победителями? – Эта фраза прозвучала настолько фальшиво, что полковник нахмурился. – Иди-ка лучше погуляй часок-другой, чистый воздух взбодрит тебя малость. – Полковник взглянул в окно: улицу окутал туман, шел дождь. –
Однако… – вздохнул он и махнул рукой. – А что касается нашего бывшего сотрудника профессора Найденова, то я, естественно, его имею в виду и нисколько не сержусь, что ты напомнил мне о нем. Но на его помощь мы можем рассчитывать лишь в крайнем, в самом крайнем случае, и вот почему. Во-первых, он человек больной, почти инвалид, и любое сколько-нибудь серьезное напряжение может ухудшить его и без того плохое здоровье. Во-вторых, у меня есть данные, говорящие о том, что он находится в поле зрения иностранной разведки. Уже не раз было замечено, что у его дома околачиваются какие-то подозрительные типы. Это особенно стало бросаться в глаза после той самой истории с пенициллином. Я неоднократно советовал ему повесить на окно штору, но в ответ старик обычно машет рукой, и мне пришлось установить там круглосуточное наблюдение, особенно за фасадом его дома. Найден Найденов – крупный ученый, и мы не вправе рисковать им.
Старший шифровальщик спросил, улыбаясь:
– Позвольте, а если мы все же потерпим фиаско с расшифровкой радиограммы «Гермеса»?
Полковник Манов промолчал.
– Послушайте, – немного погодя сказал он, вдруг переходя на «вы», – я вам советовал прогуляться немного, если не ошибаюсь. В комнате дежурного есть раскладушка.
Прилягте и поспите часок-другой. Мне ваш скепсис надоел! Старший шифровальщик встал:
– Я уйду ненадолго. Разрешите?
«Сколько по этому парню вздыхает девушек!» – подумал полковник. И снова в нем проснулось прежнее тревожное чувство. Теперь оно не просто обволакивало его душу, а, раня сердце, причиняло боль. Полковник улыбнулся:
– В добрый час!
9
Дальнейшие события развивались так. К трем часам дня прямо с границы прибыл майор Н.. Пока он докладывал полковнику Манову о событиях минувшей ночи и о своей находке, специалисты из физико-химической лаборатории
Управления изучали доставленный им предмет. Спустя полчаса полковник уже держал перед глазами увеличенные изображения этого предмета, снятого с разных сторон. На одном снимке в правом верхнем углу был отчетливо виден след пальца. Широкие расплывчатые линии позволяли сделать вывод, что палец был внушительных размеров. Во всяком случае, у его обладателя большая, грубая рука.
Окинув беглым взглядом снимки, полковник обратился к лаборанту с вопросом:
– Вы установили происхождение и назначение этого предмета?
Лаборант, уже седой человек с суровым, мрачным лицом, ответил:
– Происхождение предмета, к сожалению, установить не удалось. Что же касается его назначения, то тут все ясно
– это кассета от фотоаппарата, приспособленного для ночной съемки и для съемки при плохой видимости с помощью инфракрасных лучей. В кассете находится специальная фотопленка длиной в шесть метров. Она совершенно чистая, конец ее подготовлен для заправки в лентопротяжный механизм. В камеру кассета не вставлялась.
Об этом свидетельствует нетронутая пыльца в осевой втулке. По всей вероятности, неизвестный фотограф захватил эту кассету про запас и она выпала либо из его кармана, либо из сумки.
Лаборант говорил медленно, ровным, спокойным голосом, глядя в одну точку, как будто читал скучный кусок газетной передовицы.
Когда он ушел, майор Н. беспокойно заерзал на своем месте и попросил разрешения закурить.
– Вы что, волнуетесь? – обратился к нему полковник.
Затем он перевел взгляд на свою левую руку, лежащую на подлокотнике, и не сразу заметил, что его пальцы стучат по креслу, словно по клавишам пианино. «Они сами занялись этим делом, – подумал он, – без команды сверху». – Не стоит так волноваться, – сказал он майору. – Всякое бывает… Кто-то под прикрытием темноты подкрался к секретному объекту, щелкнул аппаратом и сфотографировал его. Мысль о пальцах продолжает раскручиваться против его воли, словно выпущенная из рук пружина. «Команда сверху, конечно, была, иначе не дрогнул бы ни один мускул».
– Но, товарищ полковник, – вставая, сказал Н. – Ведь речь идет не просто о секретном объекте, а о сооружении исключительной важности, сооружении, имеющем огромное значение для обороны страны. Если его сфотографировали…
– А вы сомневаетесь? – прервал его полковник. Голос у него был спокойный, хотя несколько иронический.
Майор покачал головой.
– Тогда почему же вы говорите «если»? Либо вы уверены, что сооружение сфотографировано, либо нет. Одно из двух.
– Оно сфотографировано, – твердо сказал Н.
– А какие у вас основания быть в этом уверенным?
– В этом меня убеждают две вещи, – ответил майор. –
Первая – это провокация в Третьем районе сектора L–Z и вторая – туман. Пальба, затеянная в Третьем районе, вынудила командование «Момчил-2» усилить охрану сооружения с юга, в результате чего с северной стороны она оказалась ослабленной. Неизвестный воспользовался этим обстоятельством и, перерезав две нити проволочного заграждения, проник в зону. Густой туман был как нельзя кстати, видимость в то время, товарищ полковник, равнялась нулю. Я не помню такого тумана в тех местах.