[1699]. Однако нам представляется, что думать так – это непомерно сужать значение переводческой работы поэта. Парнах, вероятно, познакомился с произведениями Агриппы еще в пору первой поездки в Париж, т. е. до революции и гражданской войны в России. Сефарды, страдающие и гибнущие, участниками гражданской войны не были. Гугеноты – напротив. И переводчик это очень верно почувствовал. Он показал в своем переводе (ни на шаг не отходя от оригинала), что в обстановке гражданской войны нередко случается, что все оказываются неправыми, а любые решения – ошибочными. Аналогии с русской, да и с любой другой, революцией здесь напрашивались, конечно, сами собой. Но произведение д’Обинье не просто рисовало ужасы гражданской войны (и в этом его универсальность); это было произведение о стойкости и верности, бескомпромиссности и принципиальности, чего в обычной гражданской войне не бывает, чего, конечно, не было во Франции XVI столетия. Носителем положительного начала, как бы абсолютно положительного, оказываются у д’Обинье очень немногие гугеноты, а по сути-то дела – только он сам.
Бдительные советские цензоры не увидели здесь никаких опасных аналогий. Просто то, о чем писал Агриппа, было не обобщенным изображением гражданской войны, а войны очень конкретной, и цели и устремления борющихся сторон не имели ничего общего с обстоятельствами XX века. К тому же нам кажется (в отличие от Р. Рискиной[1700]), что Парнах не использовал «эзопов язык переводчика» и не выдавал книгу д’Обинье за произведение хотя бы потенциально «антифашистское».
Однако цензоры, видимо, все-таки осторожничали; об этом говорит довольно большое число «внутренних» рецензий на книгу, написанных специалистами самого разного толка; книгу положительно оценили И. И. Анисимов, H. H. Вильям-Вильмонт, Б. И. Пуришев, М. А. Лифшиц, Л. Е. Пинский (все эти отзывы не опубликованы); Борис Пастернак нашел стихи перевода «очень удачными, а часть – превосходными; по силе, выразительности и точности»[1701].
Издание книги Агриппы д’Обинье стало последней большой работой Валентина Парнаха. Беремся предположить, что для существенного расширения перевода сил у него уже не было, и чтобы хоть немного «утяжелить» книжку, Парнах включил в нее перевод, несколько поспешный и с необоснованными пропусками, мемуаров Агриппы.
Парнах действительно в 30-е годы отошел от оригинального творчества, а если что-нибудь и сочинял, то очень немного и заведомо «в стол». Переводил он тоже не очень много, но было бы крайней несправедливостью называть его переводческую деятельность литературной поденщиной.
Во-первых, переводами он занимался и раньше. Так, видимо, он был первым, кто стал переводить на русский язык Марселя Пруста; правда, его перевод «Любви Свана» (вторая часть первого тома прустовской эпопеи) увидел свет лишь в 1928 г., но наверняка был выполнен раньше, до отъезда Парнаха в Париж в конце 1925 г. Отметим попутно, что обе сестры Парнаха также стали у нас первыми переводчиками Пруста: Елизавета Тараховская (вместе с Г. Орловской) выпустила в 1926 г. перевод ранней книги Пруста «Утехи и дни», а София Парнок (в соавторстве с Л. Я. Гуревич и Б. А. Грифцовым) напечатала в 1927 г. перевод «Под сенью девушек в цвету».
Во-вторых, Парнах переводил – как правило по собственному выбору, в стихах и прозе – произведения выдающиеся: «Морское кладбище» Валери (1932), «Италия в 1818 году» Стендаля (1933), роман Шарля Вильдрака «Пароход Тинэсити» (1936), поэтичнейший роман Анри де Монтерлана «Холостяки» (1936), «Растерзанный Париж» Жана Кассу (1938), «Вальми» Ромена Роллана (1939), новеллу «Граф Морен» Анатоля Франса (1940), рад стихотворений Артюра Рембо (1939, 1941) и т. д. Отнесем к работам заказным переводы «Огня» Барбюса (1940) и «Разгрома» Золя (1945), отнесем туда же переводы из Арагона, Бехера, чешских, сербохорватских и даже латышских поэтов (возможно, были и другие переводы, еще более экзотические), но Парнах переводил и Мопассана, и Бодлера, и Верлена, и А. Мюрже (далеко не все из этого разыскано и опубликовано). Он переводил также великих испанцев – Гонгору, Кальдерона и Гарсию Лорку, причем, эти последние переводы до сего дня остаются образцовыми.
Те, кто знал Парнаха в последние годы его жизни, обычно отмечают его житейскую неприспособленность, растерянность и пассивность перед трудностями бытия. Порой это приобретало трагикомический характер. Вот, например, как описала Парнаха театральный критик Ольга Дзюбинская, общавшаяся с ним в эвакуации в Чистополе в 1941–1943 гг.: «Мы уважали Валентина Яковлевича. И очень сочувствовали ему, когда долгое время, да еще зимой, ему пришлось (из-за возможности пообедать) работать швейцаром в столовой «Искра». Правда, слово «швейцар» ни он, ни мы не произносили. Сам В. Я. Парнах, будучи мастером в нахождении точного слова, назвал и свою должность: «Дежурный». «Я – дежурный!» – отвечал он любопытным, пробующим «прорваться» в закрытые двери. Он сидел на своем посту в серой летней шляпе с пришитыми байковыми «ушами», царственно говорил одну и ту же фразу с непередаваемой интонацией классического театра: «Товарищ! Обратно! Вам все равно не подадут! Это закрытая столовая! Здесь – для фабрики!» Фраза – жест, фраза – жест, взмах правой руки... А столовая «Искра» обслуживала, по счастливому совпадению, и писательские семьи и нашу галантерейную фабрику»[1702]. И в этих нечеловеческих условиях Парнах выстоял, выжил; ему помогла литература, которой он был бесконечно предан (он, например, читал молодым работницам фабрики стихи – даже Франсуа Вийона), наверняка помогла и переводческая работа (как раз в это время он переводил Лорку, большая подборка стихов которого вышла в 1944 г.).
Мы не знаем всех обстоятельств издания в 1949 г. томика Агриппы. Е. Р. Арензон рассказывает об этом так: «На протяжении многих лет, вне определенных издательских планов, Парнах упорно переводил французского поэта-гугенота Агриппу д’Обинье (1552–1630). Первые журнальные публикации этих переводов появились еще в 1923 году. Книга «Трагические поэмы и сонеты. Мемуары Агриппы д’Обинье» в переводе В. Парнаха вышла в 1949 году, в разгар «борьбы с космополитизмом». Без какого-либо согласования с переводчиком Гослитиздат заменил его эмоциональное вступление и комментаторские заметки на беспроблемно-проходную статью профессора-зарубежника P. M. Самарина»[1703]. Здесь далеко не все верно. В действительности Парнах работал над переводом «Трагических поэм» не «на протяжении многих лет», а на рубеже 10-х и 20-х годов; в действительности журнальная публикация этого перевода была только одна; в действительности комментарии переводчика в издании 1949 г. были сохранены (возможно, правда, подсокращены и «подсушены»). Преданный этой теме и этому поэту, Парнах тем не менее перевел из д’Обинье крайне мало – меньше 10% объема книги. Это несколько удивляет. Думается, в 20-е годы во Франции и в 30-е годы в России он был занят другим. Архивные разыскания, которые еще предстоят, смогли бы что-нибудь разъяснить, в частности объяснить появление такого количества «внутренних» рецензий.
Валентин Парнах был поэтом, если можно так выразиться, «второстепенным». Этого нельзя сказать о Парнахе-переводчике. Он обращался ко многим, очень разным стилистически и идейно, авторам, и нигде ему не изменяли ни вкус, ни чувство меры, ни уверенное и смелое владение словом. Валентин Парнах должен занять заметное место в истории русского поэтического перевода.
ПРИМЕЧАНИЯПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В полном смысле слова научного, или, как у нас бы сказали, «академического», собрания сочинений Агриппы д’Обинье все еще не существует.
В известной мере на это могло бы претендовать шеститомное издание, вышедшее в 1873–1892 гг. под редакцией Э. Реома и Ф. де Коссада (Oeuvres completes de Theodore-Agrippa d’Aubigne. Publiees pour la premiere fois d’apres les manuscrits originaux par Eug. Reaume et F. de Caussade. Paris: Alphonse Lemerre). Издание Реома, однако, не было полным, его текстологические решения не всегда бывали безусловны, комментарии, к сожалению, не учитывали все возможные и необходимые источники. К тому же за прошедшие сто с лишним лет многое уточнено либо истолковано совсем иначе. Вот почему на это издание в настоящее время ссылаются лишь по необходимости.
Большего доверия заслуживает том «Библиотеки Плеяды», вышедшей в 1969 г. (Agrippa d’Aubigne. Oeuvres. Introduction, tableau chronologique et historique par H. Weber; texte etabli par H. Weber et annote par H. Weber, J. Bailbe et M. Soulie. Paris: Gallimard), хотя издание и не предполагалось как полное. В него вошли почти все важнейшие произведения поэта («Трагические поэмы», мемуары, «Католическая исповедь сьёра де Санси», «Приключения барона де Фенеста», «Размышления о псалмах», трактат «О взаимных обязанностях монархов и подданных», образцы лирической поэзии – любовной и религиозной), однако богатая и многообразная поэзия д’Обинье тут представлена лишь в отрывках и извлечениях; как и в шеститомнике прошлого века, здесь нет основного исторического труда д’Обинье – его «Всеобщей истории»; впрочем, она издавалась в 1886–1909 гг. в десяти томах, а в настоящее время женевским издательством «Droz» завершен выпуск нового, хорошо текстологически подготовленного и подробно прокомментированного издания «Всеобщей истории», тоже в десяти томах (к сожалению, полным комплектом этого издания мы не располагаем). В издании «Плеяды» наибольший упрек могут вызвать комментарии к разделу прозы: в них есть неточности, есть места, вовсе не прокомментированные; иногда комментарий подменяется аннотированным указателем имен, подчас противоречащим собственно комментариям. Тем не менее, это издание, которому уже тридцать лет, не заменено другим и является совершенно необходимым при любых научных занятиях творчеством поэта. Поэтому мы широко использовали это издание, подготовленное такими авторитетными специалистами, как профессор Анри Вебер и его коллеги.