Пока я раздумывал, поднялся страшный ураган, меня закрутило в воздушном потоке, как щепку, и так я кружился три дня и три ночи.
К счастью, я запасся провизией и не умер с голоду. Наконец, однако, этот бешеный вальс совсем закружил мне голову, и я упал без чувств в холодную морскую воду.
Я поплыл и догнал корабль, шедший в семнадцати милях впереди меня. Это оказался турецкий фрегат. Я рассказал на корабле о своих приключениях на острове дикарей, но никто не хотел мне верить. Когда я стал рассказывать о вихре, который носил меня трое суток над морем, капитан пожал плечами и сказал своему соседу:
– Клянусь Магометом, что такого вихря не бывает!
Предположим, что он был язычником и мог клясться, чем ему было угодно, но всё-таки его постигла должная кара.
Мы спали в каютах, как вдруг нас разбудило странное неприятное качание корабля с боку на бок. Корабль носило ветром, который менялся каждую минуту и дул то с запада, то с востока. Такого явления ещё никто из нас не видел. Наконец, с рассветом началась буря. Главная мачта сломалась и раздробила компас. Мы не знали, что делать, тем более что всё вокруг потемнело от сгустившихся туч.
Целый месяц бушевал этот ужасный шторм и носил наш корабль по волнам, как щепку. Все мачты обломились; наш корабль с ужасной силой бросало с волны на волну.
Наконец, шторм затих, и свежий попутный ветер надул наши паруса. Три месяца мы плыли без остановки; прошли за это время немало. Вдруг с нами стало происходить что-то странное, чего мы никак не могли себе объяснить: дышалось легко, чувствовалась какая-то особенная бодрость и подъём духа; отовсюду доносилось чрезвычайно приятное благоухание, и даже море переменило свой цвет – из зелёного стало белым.
Скоро показалась и земля. Мы увидели удобную бухту и вошли в неё. Вместо воды там было очень вкусное молоко.
Мы вышли на берег. Весь остров был не что иное, как огромных размеров сыр. Никогда бы нам это не пришло в голову, если бы не случай.
Был у нас матросик, который питал к сыру какое-то странное, непреодолимое физическое отвращение. На берегу его стало тошнить, и он скоро лишился сознания. Придя в себя, он умолял, чтобы убрали сыр. Осмотревшись внимательно кругом, мы всё поняли: оказалось, что весь остров был одним громадным кругом сыра.
Островитяне питаются только сыром, но то, что они съедают днём, пополняется ночью. Всюду на острове рос виноград, но, когда его выжимали, текло молоко, а не виноградный сок.
Островитяне высоки ростом, больше двух метров, красивы собой и ходят, как люди, несмотря на то, что у них три ноги. У них одна рука, а когда они переходят в зрелый возраст, у них вырастает на лбу рог, которым они очень искусно пользуются. Островитяне гуляют, бегают по поверхности своей молочной гавани так же спокойно, как мы по земле или лугу.
На этом острове-сыре росло много ржи с колосьями в виде огромного мясистого гриба, где лежал печёный хлеб, который можно было брать и есть.
Мы много гуляли по этому чудесному острову и нашли на нём семь молочных рек и две из пива.
На шестнадцатый день пути мы пришли к противоположной стороне острова. Здесь мы наткнулись на громадные равнины заплесневелого сыра, так высоко ценимого знатоками. Вместо сырных червей, как следовало бы ожидать, на этих необозримых равнинах росли превосходные плодовые деревья: персики, абрикосы и многие другие, совершенно нам неизвестные.
Все эти деревья поражали нас своими размерами. На них было множество птичьих гнёзд.
Нам бросилось в глаза громадное гнездо исполинского орла, которое было не менее крыши собора Св. Павла в Лондоне. Оно было искусно свито из нескольких огромных деревьев. В нём лежало по меньшей мере – я говорю это без всякого преувеличения – пятьсот яиц. Каждое яйцо было величиной с двенадцативёдерную бочку.
После больших трудов и усилий мы разбили одно яйцо и нашли там птенца, который был больше двадцати взрослых коршунов.
В ту же минуту прилетел орёл, схватил капитана и поднял его вверх на целую милю. Ударив его в воздухе несколько раз крыльями, птица бросила капитана в море.
Хорошо, что наш капитан отлично плавал и скоро выбрался на берег. Все мы вернулись на корабль.
В гавань мы пошли другой дорогой, где, к нашему удивлению, нашли немало нового, интересного и невиданного нами. Так, мы застрелили двух диких быков с одним рогом на лбу между глаз.
Потом мы очень об этом пожалели, так как узнали, что островитяне искусно приручают быков, которые отлично ходят и в упряжи, и под седлом. Мясо этих быков вкусно и питательно, но народ, как я говорил, ест только молоко и сыр; мясной же пищи здесь совсем не знают.
До гавани оставалось дня два пути. Мы шли по опушке леса. В одном месте мы увидели, что на сучьях высокого дерева болтаются трое повешенных.
Я узнал, что их повесили за то, что по возвращении из путешествия они бессовестно лгали, описывая местности, которых не видели, и приключения, которых не было.
Я нашёл, что с ними поступили справедливо. Правда, наказание им придумали уж очень жестокое, но наказать за такие проступки следовало: нет ничего отвратительнее лжи в рассказах путешественников. Всякий рассказчик должен постоянно помнить, что истина прежде всего.
Вернувшись на корабль, мы снялись с якоря и расстались с этой чудесной страной.
Когда мы выходили из гавани, огромные деревья, растущие по берегу, дважды склонялись перед нами до земли. Три дня мы носились по волнам, не зная, где находимся. Вдруг мы заметили, что вода в море стала совершенно чёрной.
Кто-то из нас решился попробовать эту чернильную воду, и – о диво! – оказалось, что это не вода, а чудесное вино. Все стали черпать и пить эту воду. Понадобился усиленный надзор, чтобы матросы не перепились.
Увы! Недолго продолжалось благополучие. Наш корабль очень скоро окружили киты и другие морские чудовища. Одно было так велико, что даже в подзорную трубу нельзя было судить о его размерах. К несчастью, мы заметили это морское чудовище, когда оно было уже недалеко от нас. Одним глотком оно проглотило наш корабль со всеми мачтами и парусами.
Увлекаемый течением корабль, который был далеко не игрушка, проскользнул прямо в желудок и остановился неподвижно.
Воздух был душный и неприятный.
Мы нашли якоря, канаты, лодки, барки и много кораблей, проглоченных, как и мы. Было страшно темно; без факелов нельзя было шагу ступить. Солнце, месяц и звёзды перестали для нас существовать.
Каждый день у нас повторялись приливы и отливы. Когда животное глотало воду, был прилив, а когда вода уходила из туловища, наступал отлив, и все суда садились на мель. За один глоток, по приблизительному расчёту, животное обыкновенно втягивало в себя больше воды, чем во всём Женевском озере.
На второй день нашего пребывания в этом царстве вечной ночи во время отлива я с капитаном и кое с кем из офицеров отправился на разведку.
Разумеется, мы взяли с собой факелы. По дороге мы встретили около тысячи человек разных национальностей, которые собрались на совещание, чтобы решить, как выбраться из заточения. Многие из них находились здесь уже несколько лет.
В ту минуту, когда председатель открыл совещание, проклятое животное стало пить. Вода прибывала быстро; мы едва добежали до наших кораблей, а некоторые добрались к себе вплавь.
Спустя несколько часов, когда снова наступил отлив, наше совещание возобновилось. На этот раз председателем выбрали меня. Я предложил взять две самые большие мачты, крепко связать их концами и в тот момент, когда животное откроет пасть, всунуть ему распорку.
Все одобрили моё предложение; я взял в помощники сто самых сильных матросов и тотчас принялся за работу.
Как только мачты были связаны, животное зевнуло. Мы тотчас сунули ему в пасть распорку; один её конец упёрся в верхнее нёбо, а другой – в нижнюю челюсть.
Вода, свободно вливаясь в желудок, быстро поднялась, и все мы наконец выплыли на свет Божий. После двухнедельного пребывания в вечной темноте дневной свет стал невыразимо ласкать наши усталые глаза и радовать наши сердца.
Когда мы осмотрелись, оказалось, что вместе с нами из желудка животного выплыл целый флот из тридцати пяти кораблей.
Наши мачты мы так и оставили в пасти чудовища, чтобы предостеречь других мореходов от печальной участи попасть в это ужасное заточение, где царит вечная тьма и где несчастные узники страдают от недостатка пресной воды.
Казалось, наконец настало затишье. Несколько дней мы спокойно плыли по океану, стараясь определить, где мы находимся. Вдруг наш корабль начал качаться на расходившемся море. Его куда-то понесло течением, но куда, никто из нас не знал.
Наконец, выглянуло солнце, потянул тёплый ветерок, и нас обдало каким-то очень знакомым ароматом. Все нюхали, но никто не мог определить, что это за запах. Я тоже втянул в себя струю воздуха и сейчас догадался:
– Эге! Да ведь это пахнет жареным мясом и гаванскими сигарами!
– Да, да, – закричали все, – жаркое и сигары!
Целую неделю мы питались этим приятным запахом, так как запасы нашей провизии истощились. Между тем течение медленно несло нас к берегу. На восьмой день мы увидели остров и, к нашему удивлению, очутились у северного берега Кубы, в Гаване. Вот почему пахло сигарами!
Я рассказывал туземным плантаторам о своих приключениях, но они оказались уж очень крепкоголовыми и относились к моим рассказам недоверчиво. Конечно, я там долго не остался. Меня тянуло в Европу, к вам, друзья мои! Я знал, что в вашем кругу я найду доверие и участие…