Белка любила ребятишек, и она им нравилась. Целыми днями носилась с ребятами на полянке. Поймает, бывало, какого-нибудь карапуза за рубашонку, тот заревет с перепугу, а Белка довольна, и ребятам весело.
Но не всегда эти игры были безобидными. Иногда, не желая того, ребята обижали Белку. Однажды рогаток наделали — резинки им дал наш шофер — и давай в Белку гальками стрелять. Вначале она все это принимала за шутку и с веселым видом бегала от своих преследователей, но когда получила первый удар галькой по спине, обиделась, юркнула в палатку и забилась под брезент к задней стенке, где находится окно.
Самый отчаянный маленький стрелок подобрался к окошку и открыл стрельбу крупными гальками прямо в помещение, наугад, чтобы выгнать собаку из укрытия. Зазвенели кастрюли и кружки.
— Ой! Посуду перебьют! — крикнула Светлана и побежала за палатку, чтобы отогнать озорника. В этот момент Белка высунула морду из-под брезентовой стенки, схватила стрелка за штаны, а Валентин втащил его в палатку.
Дали мальчишке в наказание два-три шлепка, он, как стрела, помчался по улице — и рогатку потерял.
— Хитрая! — сказал шофер Валентин. — В дверь не пускают, так она под стенкой себе лазейку сделала, как кролик. И нас перехитрила, и того стрелка.
Белка никогда не лезла к столу, когда мы обедали. Она знала по горькому опыту, как опасно раньше времени подходить к столу. Ей за такие дела доставалось от Валентина.
Мы обедали, а нос собаки щекотали приятные-приятные запахи. Но близок локоть, да не укусишь. Белка издали глядела на нас и облизывалась.
Закончив обед, мы мыли и убирали посуду. И только после этого Светлана наливала в Белкину кормушку еду и подзывала собаку.
Однажды, не дождавшись очереди, Белка нашла жестяную банку из-под свиной тушенки и принялась вылизывать жирные остатки. Банка высокая, а самое вкусное на дне, и Белка засунула туда голову. Все вылизала и стала освобождаться от банки. Но не тут-то было! Крепко-накрепко вцепились жестяные заусенцы в густую шерсть и держали собачонку, как в тисках. Она пятилась, каталась по траве, ползала. Банка позванивала, Белка жалобно пищала, но писк ее слышался глухо, как из опрокинутого ведра.
Вначале нам было смешно, а потом стало жаль Белку. Тогда шофер Валентин отогнул плоскогубцами колючие края банки, и собака очутилась на свободе.
С той поры пустые консервные банки стали для Белки страшным пугалом…
Все реже и реже встречались населенные места, и, наконец, мы въехали в тайгу. На западе в знойной дымке вырисовывались отроги Восточного Саяна.
Дорога, если можно назвать дорогой заброшенную тропу, по которой мы ехали, потянулась среди холмов, заросших лиственным лесом. С этого времени в течение трех месяцев мы не видели ни одного хвойного дерева, ни единой нашей уральской елочки, ни единой сосны.
Тайга на отрогах Саянских гор не похожа на наши леса.
Кто бывал в уральской тайге, тот знает, что там «ель, сосна да мох седой», да пихтарники покрывают горные увалы. Малейшее дуновение ветра — и хвойная тайга живет. Шумят раскидистые кроны сосен, качаются вершины елей и пихт. В лесу вечный полумрак. Под ногами трещит валежник. На низких местах заросли подлеска — кустарников, кривоствольных черемух. Лохматые кочки покрыты клюквой. На высоких местах брусника, в ельниках черника и голубика.
В Саянской тайге далеко не так. Горы похожи на Уральские, но покрыты исключительно лиственным лесом. Стоят столетние березы, прямые и стройные, с белоснежными стволами. Над головой сплошной светло-зеленый шалаш — солнышка не видно. Изредка встречаются лиственницы-великаны в четыре обхвата. Стоят они, как сказочные богатыри, тайгу охраняют.
Даже сильный ветер не может оживить безмолвие лиственной тайги. Если в нашем сосняке ветер шумит в гуще мелких хвой-иголок, то в листьях берез он лишь мягко шелестит.
В лиственном лесу нет подлеска. Деревья, старые и молодые, высокие и мелкие, переплетаются листвой снизу доверху. Трава здесь высокая, дикие медвежьи дудки — толщиной в запястье, древние папоротники выше человеческого роста. И везде цветы, крупные и яркие. По берегам речек густые малинники, смородинники. Редкие лужайки покрыты ягодами.
Саянские горы хранят в своих недрах неисчислимые богатства. Здесь есть все: и нефть, и уголь, и драгоценные камни, и металлы. На разведку полезных ископаемых и был направлен наш отряд. Мы с Белкой числились сторожами, поварами, рыболовами, охотниками.
У геологов началась разведочная работа, а мы с собакой открыли рыболовный сезон. В первый же день в тайге наловили кузнечиков и отправились на поиски рыбы. Набрели на светлый горный ручеек. Попался омуток шириной метра в два, глубиной по колено. К нашей радости, он кишел рыбой.
Я торопливо размотал леску, насадил на крючок кузнечика. Не успела насадка и воды коснуться, как ее жадно схватил хариус длиной в тридцать сантиметров. Следующий был еще крупнее. Леска не выдержала и оборвалась, рыба шлепнулась в воду, а Белка за ней. Затем выскочила из холодной, как лед, воды и стала носиться по берегу, чтобы согреться.
В этом омуте мне попало семнадцать хариусов, и все большие. Домой их нес — руку оттянуло.
Вечером ели замечательную уху. И Белку не забыли угостить.
Чтобы не проспать утренний клев, я решил лечь спать пораньше.
К изголовью спального мешка я на ночь ставил корзинку с необходимыми вещами. Всегда были под рукой стеариновые свечи, спички, бинты, нож, табак, обрезки резины и береста для растопки, нитки, шнур — одним словом, все, что может понадобиться в ночное время.
Развернув спальный мешок, я придвинул поближе корзину и начал раздеваться, как меня зачем-то позвали из палатки. Когда возвратился, корзина оказалась опрокинутой, вещи валялись на раскрытом спальном мешке и около него, а из своего угла лукаво выглядывала проказница Белка.
Я быстренько все собрал и влез в мешок. Усталость за день взяла свое — я быстро уснул и увидел сон: сижу будто в крапиве, а она меня больно жалит; Пытался кричать — голоса нет. С большим усилием проснулся, весь в поту.
Зажег свечку и вылез из мешка. Огляделся. Само собой, что в палатке никакой крапивы не могло быть. Товарищи спят. Задул свечку и снова улегся. Только стал забываться, по мне поползли какие-то букашки, а в плечо будто иголка впилась. Оборвав три застежки, я пулей вылетел из мешка. Проснулся Валентин.
— Чего вам не спится? — проворчал он. — Или потеряли что?
— Бегает кто-то, — отвечаю я.
— Померещилось. В палатке тараканов нет.
— Хуже, — говорю. — Кто-то до крови укусил.
— У вас нервы плохие… Гасите свет.
Устроился я поверх мешка, но такая же история: задумаешься, вот-вот уснешь — вдруг кто-то защекочет, и сна как не бывало.
Пытался спать на спине, вниз лицом, вертелся с боку на бок — и все зря.
Вышел из палатки и забрался на машину, где под старым брезентом и доспал ночь.
Проснулся от утреннего холодка и вошел в палатку. У моего спального мешка сидела Белка и ловила… кузнечиков.
Припомнилось, что накануне мы с собакой наловили их полную коробку. Кузнечики шуршали в коробке и привлекали к себе любопытную собачонку. Разыгравшись, она уронила корзинку и распустила, кузнечиков по спальному мешку. А они не только прыгают и бегают, но и кусаются, крепкими стригущими челюстями травинки перекусывают. Что им стоит человеческую кожу прокусить.
…У Белки завелись блохи.
— Надо мыть! — предложил Валентин.
— У нас таза нет, — заявила Светлана. — В чем ее мыть-то?
— А ты бы с собой мраморную ванну захватила, — пошутил Валентин. — Выкупай в реке.
Светлана приготовила мыло, губку, подозвала Белку и подтащила ее к реке. Собака, почувствовав под лапами воду, заупрямилась, стала биться, визжать, кусаться. Она вспомнила, как «обожглась» ледяной водой в речке в первый день выхода на рыбную ловлю. Вырвалась из рук Светланы и побежала. Но ее перехватил Валентин, а от него не вырвешься.
Валентин забрел в реку по колено и отпустил Белку. Та быстро-быстро зашевелила лапами и поплыла к берегу. Светлана встретила ее, намылила, смыла мыльную пену и отпустила.
Вместо того чтобы обсушиться на солнышке, Белка давай валяться в грязи. Досыта навалявшись, влетела в палатку на спальные мешки. С трудом ее поймали, и снова пришлось мыть.
— Что с ней делать? — недоумевала Светлана. — Отпустишь, а она опять выпачкается.
— Держи в руках, пока не высохнет, — пошутил Валентин.
Наконец нашли выход из положения: засадили собаку в пустой кузов машины и закрыли сверху брезентом.
И началась ежедневная возня. Купались мы каждое утро. Белка от нас не отставала. Она обычно первой с разбегу плюхалась в воду, а затем без разбору, трава ли под ногами или земля, каталась на берегу. Мы уже не рады были, что научили ее плавать.
Однажды Белка чуть не утопила меня. В жаркий день во время переезда на новое место мы так запылились и устали, что решили остановиться у реки Чулым и выкупаться. Разделись — и в воду. Белка тоже с нами.
Переплыв реку, мы отдохнули немного на песочке и поплыли обратно. Белка бегала где-то в кустах и, увидев нас на середине реки, кинулась вдогонку. Течение было быстрое.
Я старательно выгребал к своему берегу. Белка догнала и забралась мне на спину. Я нырнул, она отстала. Но как только мои плечи снова оказались над водой, она опять залезла, причем не на плечи, а на голову.
Нырять было рискованно. Я мог бы утопить собаку. Хорошо, что скоро добрались до мелкого места, и я пошел бродом.
Товарищи шутили и смеялись, а мне было не до смеха. Собачонка острыми когтями всю шею мне исцарапала.
Пора сказать несколько слов о бородачах — моих товарищах по отряду. Володю Борзунова, самого длинного из нашей компании, шофера Валентина, Светлану мы уже знаем. Начальником отряда был молодой геолог Мельников, и были еще студенты-практиканты Борис и Эмиль.
У молодых геологов есть привычка отращивать во время летних экспедиций длинные бороды. Смешно бывает глядеть на таких «лесных человеков», когда они съезжаются на базу в конце полевого сезона. Иному и двадцати лет нет, а у него торчит клочьями рыжая борода.