— Крайне печально, сэр, но мне пришлось задержать адресованную на ваше имя корреспонденцию.
Начальник дал знак тюремщикам, чтобы они меня арестовали, и стал читать письмо. Лицо его приняло странное выражение.
— По всей вероятности, это то самое письмо, которое было потеряно сэром Чарльзом Мередитом, — сказал он.
— Да, оно было в кармане его пальто.
— И вы носили его с собой два дня?
— Да, я получил это письмо третьего дня вечером.
— Вы не читали письма?
Я вежливо указал начальнику, что порядочные люди не должны задавать друг другу таких вопросов.
К моему удивлению, начальник тюрьмы разразился громким смехом. Хохотал он до слез.
— Слушайте, полковник, — произнес он, наконец, отирая слезы, — вы наделали понапрасну хлопот и себе и нам; позвольте вам прочитать письмо, которое вы носили с собой два дня.
И начальник тюрьмы прочитал мне следующее:
«По получении сего вам предписывается освободить полковника Этьена Жерара из Третьего гусарского полка, который обменен на полковника Мэзона из конной артиллерии, находившегося в плену в Вердене».
Прочтя это письмо, он снова рассмеялся. Засмеялись и тюремщики, и двое бойцов, вышедших из домика и слушавших чтение. Это всеобщее веселье заразительно подействовало и на меня, и, как подобает добродушному солдату, я прислонился к двери и стал тоже хохотать. Так кончились мои злоключения в английской тюрьме.
VII. СОСТЯЗАНИЕ С РАЗБОЙНИЧЬИМ МАРШАЛОМ МИЛЬФЛЕРОМ
Офицеры и солдаты не очень долюбливали Массену[7], потому что он был скряга, а в войсках любят только щедрых вождей. Но его искусство в военном деле и храбрость были всем известны. Одинаково трудно было заставить Массену расстаться и с его шкатулкой и с боевыми позициями.
Однажды Массена вызвал меня к себе. У Массены я всегда считался любимцем; ни одного офицера он не ставил так высоко, как меня. Хорошие генералы прежнего времени умели отличать достойных и воздавать должное хорошему воину.
Увидя меня, Массена улыбнулся.
— Добрый день, полковник Жерар.
— Добрый день, маршал.
— Ну, как поживает Третий гусарский полк?
— Третий гусарский полк, маршал, представляет собой, как и всегда, семь сотен несравненных солдат на семистах несравненных лошадях.
— А ваши раны зажили?
— Мои раны никогда не заживают, маршал.
— Почему?
— Потому что я всегда получаю новые.
Массена засмеялся, при чем все его лицо покрылось мелкими морщинами.
— Я не хотел посылать вас, полковник, в бой именно потому, что вы были ранены.
— Очень обидно.
— Ну, ну! не огорчайтесь. С тех пор, как англичане занимают эти проклятые позиции при Торрес-Ведрас, настоящего дела никто не имел. Вы немного потеряли, попав в Дартмурскую тюрьму. Теперь другое дело: вам придется поработать.
— Мы наступаем, значит?
— Нет, отступаем.
Я страшно огорчился. Как?! Стало-быть, мы уступаем этой собаке — Веллингтону, который не был тронут моими словами и отправил меня в свое туманное отечество? При одной этой мысли я готов был заплакать.
— Я вызвал вас, — продолжал Массена, — для того, чтобы поручить вам руководство очень важной и своеобразной экспедицией.
При этом маршал развернул большую карту.
— Вот это Сантарем, — произнес он, тыча пальцем в карту.
Я утвердительно кивнул головою.
— А вот здесь, в двадцати пяти милях к востоку, находится Альменхаль, известный своими виноградниками и громадным аббатством.
Я снова кивнул головой в знак согласия.
— Вы слышали что-нибудь о маршале Мильфлере? — спросил Массена.
— Я служил под начальством всех маршалов, но о таком никогда не слыхивал, — ответил я.
— О! «маршал Мильфлер» — это один англичанин, хорошо образованный. Держит он себя изысканно-вежливо. Поэтому-то ему и дали такое прозвище[8]. Я хочу, чтобы вы с'ездили к этому англичанину в Альменхаль.
— Слушаю, маршал.
— Вы должны повесить этого маршала Мильфлера на первом попавшемся дереве.
— Слушаю, маршал.
И, повернув направо кругом, я собирался уйти из палатки, но Массена позвал меня назад.
— Одну минутку, полковник! Прежде чем ехать, вы должны знать, как обстоит дело. Настоящее имя этого маршала Мильфлера — Алексей Морган. Прежде он служил офицером в английской гвардии, но попался однажды в шулерстве и был исключен из офицерских списков. Собрав несколько английских дезертиров, он удалился в горы. Скоро к нему стали присоединяться беглые французы и португальские разбойники. Теперь у него под командой имеется пятьсот человек. Маршал Мильфлер захватил аббатство Альменхаль, выгнал монахов и, превратив монастырь в крепость, грабит всю окружную страну.
— Такого человека давно пора повесить! — сказал я и снова устремился к выходу.
— Погодите, погодите! — крикнул маршал, улыбаясь моему нетерпению, — самое худшее еще впереди. На прошлой неделе эти разбойники напали на графиню Дэлла Гонда и схватили ее. Теперь она находится пленницей в аббатстве и не убита только благодаря своему…
— Возрасту и красоте, — попытался я догадаться.
— Нет, — ответил Массена, — она стара, но может уплатить выкуп. Надеясь на это, разбойники и оставили ее в живых. Таким образом, полковник, я вам даю три поручения. Во-первых, вы должны освободить эту несчастную даму, во-вторых, надо наказать разбойника Моргана и, в-третьих, разрушить, если возможно, это разбойничье гнездо. Я вам всегда доверял и поэтому даю на это предприятие пол-эскадрона гусар. С этими силами вы должны исполнить мое предписание.
Честное слово, я был поражен его словами! Для такого дела необходим, по крайней мере, весь мой третий полк.
— Я бы дал вам и больше солдат, — продолжал Маcсена, очевидно, догадавшись о моей мысли, — но сегодня я начинаю отступление, и мне дорог каждый солдат. Посмотрите, что можно сделать в Альменхале, и явитесь ко мне в Абрантес с докладом не позже завтрашнего утра.
Хорошенькое дело! Мне поручили освободить старую даму, повесить английского разбойника и разорить гнездо, состоявшее из пятисот убийц. Извольте сделать все это с пятьюдесятью солдатами.
Меня утешала лишь одна мысль: эти пятьдесят человек были конфланские гусары, а начальником их был сам Этьен Жерар.
Будьте уверены, что я выбирал своих пятьдесят солдат очень тщательно. Все мои спутники были старые ветераны, принимавшие участие еще в немецких войнах.
Мы выбрались из лагеря и переплыли через реку Таго. Я поехал с своими двумя вахмистрами вперед. Взобравшись на вершину гор, соседних с Сантаремом, я оглянулся назад. Передо мной тянулась длинная черная полоса. То была армия Массены.
Вдали, в южном направлении, виден был лагерь Веллингтона.
Нам нужно было двигаться к востоку. Вся местность кругом была занята нашими Французскими мародерами и разведочными отрядами англичан. Солдат у меня было мало, и поэтому я должен был принять все меры предосторожности. Весь день мы ехали по пустынным горным склонам.
Солнце начинало садиться, когда мы в'ехали в обширную долину. До Альменхаля оставалось не более нескольких миль. Я решил ехать лесом, чтобы скрыть отряд от посторонних взоров. Вдруг ко мне подскакал один из сержантов и доложил:
— В долине видны англичане, полковник.
— Кавалерия или пехота?
— Драгуны, полковник, — ответил он.
Я остановил отряд и поспешил к опушке леса. Никаких сомнений в присутствии врага не могло быть.
Когда английские драгуны в'ехали на прогалину, я увидал сразу весь их отряд. По численности он был таков же, как и мой.
Мне очень хотелось устроить с этими драгунами лихую кавалерийскую стычку, но я вспомнил о том, что в Альменхальском аббатстве мне предстоит трудное дело. Если я устрою с англичанами бой, то потеряю нескольких солдат. Пока я раздумывал, что предпринять, один из англичан, показав на меня пальцем, пронзительно крикнул:
— Галло! Галло!
Раздался трубный сигнал, и весь английский отряд выехал на открытое место. Потом этот отряд выстроился в двойную колонну, по двадцати пяти человек в ряд.
Я немедленно же построил свой отряд таким же порядком. Теперь нас, драгун и гусар, отделяло только поросшее травой пространство в двести ярдов. Стоявший впереди английского отряда офицер как бы вызывал меня в бой.
Не таков я человек, чтобы стоять и ждать врага. Мой конь Ратаплан хорошо знал мой характер. Он ринулся вперед без понуждений, и я помчался навстречу англичанину.
Есть две вещи, о которых я никогда не забываю: это лица виденных мною хорошеньких женщин и ноги красивых коней.
Приближаясь к противнику и глядя на его коня, я стал припоминать:
«Когда же, чорт возьми, я видел эту великолепную саврасую лошадь? Где я видел эти красивые ноги?»
Пристально взглянув на всадника, я сразу все вспомнил. Это был тот самый человек, который спас меня от испанских разбойников. Потом я играл с ним в экарте, поставив на ставку мою свободу. Несомненно, это был Крауфорд.
— Сэр Крауфорд! — крикнул я.
— Эге, да это Жерар! — произнес он. — А я уже приготовился к маленькой забаве!
Крауфорд произнес эти слова с таким разочарованием, что я почувствовал себя несколько раздраженным. Вместо того, чтобы радоваться встрече с другом, он огорчался, что перед ним нет врага.
— Я бы и сам рад был позабавиться саблей, дорогой Крауфорд, но я не могу поднять оружие на человека, спасшего мне жизнь.
— Вы придаете слишком много значения пустяковой услуге.
— Нет, дорогой мой, не только я, но и моя мать пылает желанием обнять вас. Если вам придется когда-либо побывать в Гаскони…
— Вероятно, эта местность скоро будет в наших руках, так как лорд Веллингтон уже направился туда во главе шестидесяти тысяч солдат.
— Один из этих солдат останется, во всяком случае, в живых: это будете вы, — ответил я, — а пока-что уберите свою саблю в ножны.