— Да вот в этом замке. Это — замок Мрака. Он принадлежит барону Штраубенталю, — ответил крестьянин, указывая на темные башни замка, выглядывавшие из-за хвойного леса. Дюрок очень обрадовался.
Так радуется охотник, напавший на след желанной дичи. Глаза его сверкали, лицо стало мертвенно-бледным, на губах появилась такая зловещая улыбка, что крестьянин стегнул лошадь и хотел уехать, но я остановил его:
— Почему этот дом называется замком Мрака? — спросил я.
— Да так у нас все называют этот замок, — ответил крестьянин, — наверно уж в этом замке творились нехорошие дела, если ему дали такое прозвище. Да, и, по правде сказать, за последние четырнадцать лет в этом замке жили самые дурные во всей Польше люди.
— Кто же это такой? Какой-нибудь польский дворянин?
— Нет, у нас в Польше таких злодеев никогда не водилось, — ответил крестьянин. — Говорят, будто он из Франции приехал.
— Он рыжий? — спросил вдруг Дюрок.
— Да, рыж, как лисица.
Мой товарищ, весь дрожа от возбуждения, воскликнул:
— Это он! Он и есть! Поедемте поскорее. Я размещу на отдых людей, а потом займусь этим делом.
Через десять минут мы были у входа в постоялый двор Аренсдорфа. Здесь должны были переночевать гусары.
Как видите, друзья мои, все это дело решительно меня не касалось. Поэтому, выпив стакан вина, я сел на лошадь, чтобы отправиться в дальнейший путь. Но вдруг ко мне подошел Дюрок и, взяв меня за руку, воскликнул:
— Господин Жерар, прошу вас не оставлять меня одного.
— Мой милый друг, я, право, не знаю, чем могу быть вам полезен? Расскажите мне, в чем заключается ваше дело и чего вы от меня хотите?
— Я очень много о вас слышал, господин Жерар! — воскликнул он. — Вы — единственный человек в мире, в помощи которого я нуждаюсь в эту ночь.
— Но ведь я должен ехать к своему полку?
— Вы все равно сегодня ночью не доберетесь до Росселя. Останьтесь, пожалуйста, со мною. Вы мне окажете величайшую услугу. Впрочем, я должен вас предупредить, что мне предстоит опасное дело.
Дюрок поступил очень хитро, упомянув об опасности. Он знал, что таких людей, как я, опасности только привлекают. Я немедленно же соскочил с лошади и велел конюху отвести Ратаплана в конюшню.
— Пойдемте в гостиницу, — сказал я Дюроку, — расскажите мне толком, чего вы от меня хотите.
Мы вошли в одну из комнат гостиницы, и Дюрок затворил дверь, чтобы никто не мог прервать нашей беседы. Я отчетливо помню его серьезное, возбужденное лицо. Он был красивый, высокий ростом юноша. Его серо-серебряная форма шла к нему, как нельзя более. Я полюбил его в эти минуты. Да и нельзя было его не полюбить, — он был слишком похож на меня. Такой же храбрый и отважный, несмотря на свои юные годы!
— Я вам расскажу все в кратких словах, — произнес Дюрок. — Если я до сих пор не удовлетворил вашего вполне естественного любопытства, то это только потому, что мне тяжело вспоминать об этом. Но я должен рассказать вам все, ибо я нуждаюсь в вашей помощи. Знайте же, господин Жерар, что отец мой, Христофор Дюрок, был известным революционером, участвовавшим в Великой Французской Революции. В 1790 г. он был предательски убит одним из аристократов, грубым насильником и зверем. Когда мой отец был ранен в одной из уличных стычек, этот негодяй, воспользовавшись временным замешательством, стащил с носилок моего отца и своими руками буквально растерзал его. Я вам не стану описывать этого ужасного преступления: при одном воспоминании о нем мною овладевает такой гнев, что я не в силах сдержать себя.
Когда настали дни спокойствия и порядка, мой старший брат стал наводить справки об убийце. Я тогда был еще ребенком, но, так как дело это было семейное, то разговоры велись при мне. Оказалось, что убийцу звали Жаном Карабином. Впоследствии, Жан Карабин женился на баронессе Штраубенталь и, присвоив себе имя и титул жены, бежал из Франции. Мы так и не могли узнать, куда он девался, но продолжали помнить прошлое и таили планы мести.
Мой брат поступил армию и прошел вместе с нею всю южную Европу. Повсюду он справлялся о бароне Штраубентале. В прошлом году, в битве при Иене, брат был убит. Он так и не выполнил своего дела. Наступила моя очередь. И сегодня я оказался счастливым. В полк я вступил всего навсего две недели тому назад и в первой же польской деревне, куда меня послали, нашел человека, который мне нужен. Кроме того, я как-раз сегодня познакомился с вами, а вы, как я слышал, человек, способный на смелые, благородные дела. Я рассчитываю на вашу помощь.
Я слушал его с величайшим интересом, но даже и теперь, ознакомившись со всеми обстоятельствами дела, я не мог понять, что собственно нужно от меня Дюроку.
— Чем же я могу быть вам полезен? — снова спросил я.
— Поедемте сейчас со мною в замок.
Не в моем характере отказываться от участия в приключениях. Кроме того, я сочувствовал мальчику. Мне нравились одушевлявшие его чувства. Хорошо прощать врагам, но еще лучше сделать своим врагам что-нибудь такое, за что они могли бы вас простить. Я протянул Дюроку руку и сказал:
— В Россель я отправлюсь завтра утром. Сегодня же ночью я весь в вашем распоряжении.
Солдат мы оставили на их квартирах, а так как до замка было не более полуторы версты, то мы отправились пешком. С собой мы захватили наши сабли, а я, кроме того, вынул из седельного кобура пистолет и спрятал его в карман. Мне казалось, что ночью у нас будет серьезная работа.
Дорога к замку шла через густой, темный лес. Только изредка над нашими головами мелькали звезды. Выйдя из леса, мы очутились перед замком. Это было громадное, нескладное строение, по всем признакам чрезвычайно старое. По углам виднелись башни, а с ближайшей к нам стороны находилось квадратное укрепление. В этом громадном доме царил полный мрак и мертвая тишина.
Подойдя к замку, мы увидели тяжелую, обитую гвоздями входную дверь. Звонка или молотка при ней не было. Мы долго стучали в эту дверь рукоятками наших сабель.
Наконец, она приотворилась и из нее выглянул худощавый человек с ястребиным носом и окладистой бородой. В одной руке он держал фонарь, а в другой — цепь, к которой была привязана громадная черная собака. Он взглянул на нас очень сурово, но затем, увидав наши мундиры, сделался сразу сдержанным и угрюмым.
— Барон Штраубенталь не принимает гостей так поздно, — произнес он на прекрасном французском языке.
— Передайте барону Штраубенталю, — сказал Дюрок, — что я нарочно приехал за восемьсот лье для того, чтобы с ним повидаться, и не уйду отсюда, не переговорив с ним.
Видя нашу настойчивость, человек задумался и сказал, наконец:
— Видите ли что, господа, — барон у нас основательно выпивает по вечерам. Лучше не встречаться с ним в это время. Заходите завтра утром.
Разговаривая с нами, человек растворил дверь, и мы увидали стоявших за ним еще трех дюжих ребят. Один из них держал на цепи другую собаку, похожую на чудовище. Несмотря на это, Дюрок, решительно оттолкнув разговаривавшего с ним слугу, вошел в замок.
— Довольно разговоров! Мне нужно не с вами говорить, а с вашим хозяином! — произнес он тоном, не допускающим возражений.
Слуги посторонились и дали ему дорогу. Так всегда бывает. Один человек, у которого есть определенное намерение, оказывается сильней шестерых, находящихся в нерешимости. Одного из них Дюрок потрепал по плечу и сказал:
— Проведите меня к барону.
Слуга пожал плечами и пробурчал что-то по-польски. Бородатый человек тем временем захлопнул дверь, запер ее и, обращаясь к нам, произнес:
— Ладно, ладно, будь по-вашему! — По его лицу промелькнула не обещающая ничего хорошего улыбка. — Барона вы увидите, но только попомните мое слово: вы сами раскаетесь, что настояли на своем.
Пройдя по передней, мы вошли в небольшую комнату, очень скудно меблированную. Напротив виднелась дверь, полузакрытая драпировкой. Посредине стоял квадратный стол, заставленный грязными тарелками с остатками еды и несколькими бутылками.
Прямо против нас восседал великан с лицом, напоминавшим львиную морду. На голове его торчала целая копна рыжих волос. Рыжая борода этого гиганта была сбита и перепутана, словно лошадиная грива. Много я видел разных лиц на своем веку, но никогда еще не приходилось мне встречать такой зверской физиономии. Голова у пьяного барона качалась. Он поглядел на нас тупым, недоумевающим взором. Хотя он был пьян, но все же сообразил, что перед ним стоят французские офицеры.
— Ну, мои храбрые деточки, каковы последние вести из Парижа? — воскликнул он, — слышал я, что вы собираетесь Польшу освобождать, а тем временем сами рабами стали, ха-ха-ха! Да, да, вы рабы маленького дворянчика в треугольной шляпе и сером сюртуке!
Дюрок, не ответив ни слова, приблизился к барону и произнес:
— Жан Карабин!
Барон вздрогнул и как-будто сразу протрезвел.
— Жан Карабин! — повторил Дюрок.
Барон выпрямился и схватился за ручки кресла.
— Что вы хотите сказать, молодой человек? Зачем вы повторяете это имя? — спросил он.
— Жан Карабин, вы — человек, с которым я давно хотел повидаться, — ответил Дюрок.
— Прекрасно. Положим я носил некогда это имя, но вам-то какое до этого дело? Вы были ребенком в то время, когда я назывался Жаном Карабином.
— Меня зовут Дюрок. Я — сын убитого вами человека.
Барон попробовал засмеяться, но в глазах его виден был ужас.
— Ну, молодой человек! — воскликнул он, мы должны оставить в покое прошлое. Тогда было время такое, что все воевали против всех и каждый против каждого. Ваш отец принадлежал к моим врагам и бил нас. Наших тоже много легло. Все ведь зависит от военного счастья. Мы должны позабыть о прошлом.
И, говоря так, он протянул Дюроку дрожащую красную руку.
— Довольно! — ответил Дюрок. — Я мог бы вынуть саблю и зарубить вас на месте. Я имею право поступить так. Драться с вами на дуэли — значит позорить себя, но так или иначе вы — француз и некогда служили в той же армии, в которой я служу. Беритесь за оружие и защищайтесь.