— Вам, Нэд, я не желал бы вредить, но этого вашего офицеришку я пристрелю. Ну, милостивый государь, выбирайте пистолет и стреляйте в меня через стол. Пистолеты заряжены, метьте лучше и постарайтесь меня убить. Если вам это не удастся, то ваше дело кончено.
Напрасно лорд Ровтон требовал, чтобы Дакр дрался не со мной, а с ним. Я воспротивился этому. Да, впрочем, мне и выбора не было, потому что лорд Дакр жаждал всадить в меня пулю. Мы были удивительно солидарны на этот счет, так как и я горел желанием оказать ему это маленькое одолжение. Напрасно Ровтон спорил и ругался. Дуэль должна была состояться.
— Ну, хорошо! — воскликнул Ровтон. — Если вам так уж непременно хочется драться не со мной, а с моим гостем, то пусть дуэль состоится завтра и при двух свидетелях. Но стреляться тут и через стол я не позволю, потому что это будет не дуэлью, а убийством.
— Но мне так хочется, — произнес лорд Дакр.
— И мне также, милостивый государь! — добавил я.
— В таком случае, я не желаю иметь никакого отношения к этой дуэли. Слушайте, Джордж, если вы убьете при такой обстановке полковника Жерара, то вам придется отвечать за убийство. Об'являю вам, что не желаю быть секундантом.
— Ну, что ж, будем драться без секунданта, — предложил я.
— Нет, это не годится! — воскликнул лорд Дакр. — Это противозаконно. Но мы найдем человека, который согласится быть нашим секундантом.
И, закрыв скатертью лежавшие на столе пистолеты, он позвонил. Вошел слуга.
— Попросите сюда полковника Берклея, он находится в биллиардной комнате, — сказал лорд Дакр.
Минуту спустя, в комнату вошел высокий худой англичанин с большими усами. Англичане любят гладко бриться и усы у них чрезвычайная редкость, доступная только гвардейцам и гусарам.
Полковник Берклей служил в гвардии. Удивительно странный был этот полковник! Он имел вид утомленного и точно расслабленного человека. Более медлительного суб'екта я никогда в жизни не встречал. Он не шагал, а таскал за собой ноги. Во рту у него всегда торчала большая черная сигара, выглядывавшая из-под его огромных усов, как палка из куста. Невозмутимо выслушав, в чем дело, он остался совершенно спокоен.
— Полковник Берклей, я отказываюсь участвовать в этом деле! — воскликнул лорд Ровтон. — Имейте в виду, что без вас дуэль не может состояться и, стало-быть, вы несете ответственность за все ее последствия.
Полковник Берклей оказался авторитетом в вопросах этого рода. Он вынул сигару изо рта и ленивым голосом, невероятно растягивая слова, об'яснил, что дуэль при таких условиях не противоречит закону, и что он готов принять ответственность на себя.
Больше толковать было не о чем. Лорд Ровтон нахмурил брови, засунул руки в карманы рейтуз и угрюмо уселся
— Готовы! — ответили мы.
Рука полковника разжалась и платок упал на пол. Быстро наклонившись вперед, я схватил пистолет. Но лорд Дакр, у которого были длинные руки, дотянулся до него скорее. Он выстрелил прежде, чем я успел выпрямиться, и только благодаря этому обстоятельству я остался жив. Если бы я стоял прямо, пуля пробила бы мне голову. Но она всего только задела мне волосы, так как я стоял наклонившись.
Я поднял пистолет и готовился отправить англичанина на тот свет. Но в это время дверь отворилась и кто-то обнял меня руками. Это была леди Джен.
— Не стреляйте, полковник Жерар, прошу вас, не стреляйте, ради меня! - вскричала она, — это недоразумение! Лорд Дакр — лучший из мужей, он — чудный человек! Я никогда его не оставлю!
И она схватилась рукой за пистолет.
— Джен, Джен, поедемте со мной, — воскликнул лорд Ровтон, — вы не должны оставаться здесь.
— Все это чертовски неправильно, — медленно произнес полковник Берклей.
— Полковник Жерар, не стреляйте, умоляю вас. Если с ним что-нибудь случится, я умру, — сказала леди Джен.
— Чорт возьми, Дженни, не мешай ему стрелять! — промолвил, наконец, лорд Дакр, стоявший под моим пистолетом, как подобает настоящему мужчине. — Я не хочу, чтобы ему мешали. Пускай будет, что должно быть!
Я обменялся с леди Джен быстрым взглядом; она поняла, что ей не о чем беспокоиться, и произнесла:
— Я вручаю жизнь моего мужа и мое собственное счастье полковнику Жерару.
О, как хорошо знала меня эта восхитительная женщина! Я несколько мгновений стоял в нерешимости, направив пистолет на лорда Дакра. Он стоял спокойно, все мускулы его лица были неподвижны, голубые глаза попрежнему выражали спокойствие и отвагу.
— Стреляйте, милостивый государь! — крикнул полковник Берклей, продолжавший все время греться около
— Я тоже прошу вас стрелять, — сказал лорд Дакр.
Услышав это, я решил им всем доказать, что жизнь лорда Дакра действительно находится в моей власти. Я имел право удовлетворить свое самолюбие хотя бы этим и оглянулся, ища чего-нибудь подходящего. Берклей, глядя на моего противника, спокойно курил сигару. Я заметил, что на сигаре было, по крайней мере, на дюйм пепла. Несмотря на то, что сигару Берклей держал во рту, я поднял пистолет и выстрелил.
— Позвольте мне стряхнуть с вашей сигары пепел, милостивый государь, — сказал я и поклонился полковнику Берклею с грацией, недоступной для этих островитян.
При этом вышла небольшая ошибка, но виноват в ней был не я, а пистолет. Можете быть в этом совершенно уверены. Я прямо глазам своим не верил. Я отстрелил не только пепел, но и большую часть сигары. Во рту полковника теперь торчало не более полдюйма.
Стоя с этим остатком сигары во рту, полковник вытаращил на меня глаза. Он почему-то сразу изменил своему спокойствию и стал необычайно разговорчив. О, как он говорил! Я не ошибался, думая, что англичане вовсе не так флегматичны и молчаливы, как это предполагают. Их только надо уметь расшевелить. В Берклее сразу пробудился темперамент и он так воодушевился, что леди Джен зажала себе Уши.
— Ну, ну, полковник Берклей! — сурово произнес лорд Дакр, — вы забываетесь. Здесь дама!
Полковник как-то странно, не сгибаясь, поклонился.
— Если леди Дакр будет так добра и выйдет из комнаты, — сказал он, — то я расскажу этому маленькому проклятому французу, что я думаю о нем и об его обезьяньих фокусах!
Я был великолепен в этот момент. Не обращая никакого внимания на его брань, я тем не менее понял, что он вызывает меня на дуэль, и сказал:
— Милостивый государь, я охотно приношу вам извинение за этот несчастный случай. Я вовсе не хотел жертвовать вашей сигарой, а из любезности имел намерение только стряхнуть пепел. Кроме того, я должен был разрядить пистолет; в противном случае лорд Дакр мог почувствовать себя оскорбленным. Я искал прицела и, к несчастью, испортил вам сигару. Этого намерения у меня не было. Меня подвел пистолет. Таково мое об'яснение, милостивый государь, и если, выслушав его, вы продолжаете думать, что я вам должен дать удовлетворение, то я весь к вашим услугам.
Я был очарователен в эту минуту и неудивительно, что я покорил все сердца. Лорд Дакр приблизился ко мне и, растроганно пожимая мне руку, сказал:
— Вы — человек и джентльмен. Большего сказать я не могу.
Лорд Ровтон ничего не сказал, но его рукопожатие было красноречивее всяких слов. Даже полковник Берклей удостоил меня комплиментом и об'явил, что не будет думать о злополучной сигаре.
А она… (не сигара, конечно, а леди Джен) о, если бы вы видели ее раскрасневшееся личико, влажные глаза и дрожащие губы!
Вы, надеюсь, понимаете, что случилось. Дакр действительно увез жену силой, но дорогой он убедил ее в искренности своего раскаяния и она поверила ему.
Если Дакрам суждено жить в мире, то мне необходимо уехать. Зачем нарушать домашний мир? Одно мое присутствие, одна моя внешность могла смутить душевный покой леди Джен. Я слишком хорошо это знал.
Нет, нет, я должен был уехать… Даже ее просьбы— если бы она стала просить меня остаться — были бы бессильны удержать меня. Как я узнал потом, Дакры были вполне счастливы.
И все-таки я скажу… Если бы Дакр заглянул в душу своей жены, но нет, не надо. Тайна женщины принадлежит ей одной, тем более, что она скрывала эту тайну даже от меня. Может быть, она уже давно погребена на каком-нибудь девонширском кладбище и вместе с нею погребена тайна ее любви.
XI. ПЕЧАЛЬНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЖЕРАРА В ГОР. МИНСКЕ
Грустно мне сегодня, друзья мои, нуды лежат на сердце старого солдата. Странное дело, право, эта старость, подкрадывающаяся к человеку, словно кошка к мыши. Внезапно, в один прескверный день начинаешь вдруг замечать, что состарился. Сознание это неприятно, как блеск занесенной над головой сабли. Сразу начинаешь понимать, чем ты был прежде и чем стал.
Со мной именно это сегодня и случилось. Я увидел, что становлюсь совсем стариком. И знаете почему? Был я сегодня на смотру, видал молодых гусар и — сердце мое больно сжалось. Не люблю я этих смотров. Но теперь нам предстоит война в Крыму[10]. А когда происходит сбор храбрых людей, мне нельзя сидеть дома. Мимо меня прошла атакующим аллюром гусарская бригада. Какая это была красота, какой блеск, какая удаль!
Сердце мое забилось при виде гусар. И что всего поразительнее, шествие замыкал мой старый полк. Я увидел, как они мчатся вслед за своим молодым полковником, блещущим молодостью и силой. Вспомнилось прошлое, от которого меня отделяет сорок лет.
Гусары увидали меня. Они улыбались, приветствуя меня. Император засмеялся и кивнул мне головой, но я ничего этого почти не замечал. Настоящее мне казалось смутным сном. Я видел только давно умерших восемьсот гусар и Этьена былых дней. Довольно, однако… Храбрый солдат, умевший бороться с казаками и уланами, должен уметь бороться со старостью и судьбой.
Так как наши гусары идут теперь в Россию, то и я вам буду рассказывать о России. Ах, этот русский поход мне кажется до сих пор плохим сном. Кровь и лед! Лед и кровь! Бесконечная покрытая снежным ковром равнина. Вот и все, что можно сказать об этом ужасном походе. Представьте себе свирепые лица с заиндевевшими усами и бородами, синие от холода руки, простирающиеся с мольбой о помощи… Нет, тяжело вспоминать…