— Как?! император! — воскликнул я.
Ласалль, видя мое изумление, улыбнулся и ответил:
— Ну, да, император.
— Но ведь император не знает даже о моем существовании. Как же это он вдруг послал вас за мной?
— Это и меня удивляет, по правде говоря, — ответил, крутя усы, полковник, — если ему нужен человек, умеющий владеть саблей, то ему незачем было снисходить до лейтенантов. Он мог обратиться прямо к полковнику.
А затем Ласалль ласково потрепал меня по спине и добавил:
— Впрочем, каждому человеку своя удача. Вперед, мальчик! Кто знает, может быть вам доведется обменять свою шапочку на треуголку.
Было только два часа. Ласалль ушел, пообещав зайти к четырем и отправиться вместе во дворец. Я строил тысячи предположений, стараясь решить — зачем меня призывает император. Раздумывая таким образом я, в конце концов, решил, что император призывает меня потому, что нуждается в храбром офицере.
Придя к такому решению и страшно обрадованный им, я стал писать письмо матери, в котором сообщал, что меня ждет император, желающий со мной посоветоваться об одном важном деле. Получив мое письмо, матушка должна была убедиться в том, что у императора большой ум, и что он всегда знает, с кем нужно советоваться.
Ровно в половине четвертого в мою комнату вошел Ласалль в сопровождении хромого статского господина, который был одет в черный костюм с белыми кружевами. У нас в армии мало знали статских, но этого господина знали все, потому что он был единственным во всей Франции человеком, с мнением которого считался сам император.
— Господин Талейран[3], — произнес, Ласалль, — позвольте вам представить лейтенанта Этьена Жерара.
Я поклонился, а государственный деятель оглядел меня с ног до головы. Взгляд его впивался в меня, как острие рапиры.
— Сообщили ли вы лейтенанту об обстоятельствах, при которых император приказал ему явиться? — спросил Талейран своим сухим, скрипучим голосом.
— Вот как это случилось, юноша, — начал Ласалль. — Сегодня утром я был у императора в кабинете. Вдруг ему приносят записку. Он разорвал конверт, глянул на письмо и вздрогнул так, что письмо упало на пол. Я поднял письмо и подал ему, но император уже ни на что не обращал внимания. Он уперся глазами в стену, точно там было привидение. Наконец, он пробормотал: «Fratelli dell'Ajaccio». У императора был совсем растерянный вид. Мне даже показалось, что он сошел с ума, да и вы были бы такого же мнений, господин Талейран: нужно было только видеть глаза императора в эту минуту. Прочитав письмо, он полчаса или даже более сидел без малейшего движения.
— Ну, а вы? — спросил Талейран.
— Я стоял, не зная, что мне делать. Наконец, император пришел в себя и спросил:
— Скажите, Ласалль, есть ли у вас в полку храбрые молодые офицеры?
— У меня все офицеры храбры, ваше величество, — ответил я.
— Мне нужен такой офицер, на которого можно вполне положиться в боевом деле, и который мало думает. Есть у вас такой человек?
Я понял, что император нуждается в офицере, который был бы неспособен разгадать его тайны.
— Такой офицер у меня есть, — ответил я, — самое главное в нем усы и шпоры; кроме женщин и лошадей, он ни о чем не способен думать.
— Такого именно человека мне и нужно, — сказал Наполеон, — приведите его ко мне в четыре часа.
— Ну, вот и все, — закончил Ласалль свой рассказ, — я, разумеется, направился прямо к вам. Теперь вы должны изо всех сил стараться поддержать честь 10 гусарского полка.
Я отнюдь не был польщен соображениями, в силу которых выбор полковника остановился на мне, но в это время Талейран отвлек мое внимание:
— Прежде чем вы удалитесь, господин Жерар, — сказал он, — я хочу дать вам совет. Вы попадете во взбаламученное море, а я позволю себе думать, что лучше вас управляю рулем. Мы оба, я и полковник Ласалль, не имеем ни малейшего понятия о деле, в которое вас хочет посвятить император, а, говоря между нами, для нас, людей, поддерживающих на своих плечах судьбы Франции, весьма важно знать, в чем это дело заключается. Мы должны быть в курсе событий. Вы понимаете меня, господин Жерар?
Я совершенно не мог понять, к чему клонит Талейран, но я поклонился и сделал вид, будто отлично его понимаю.
Дипломат продолжал:
— Поэтому, господин Жерар, ведите себя осторожно и никому ничего не рассказывайте. Мы с полковником Ласаллем находим излишним показываться с вами на улице и подождем вас здесь. Когда вы расскажете нам о поручении, которое возложит на вас император, мы дадим вам соответствующий совет.
Тотчас же я направился во дворец. Приемная была битком набита народом. Находившийся здесь Дюрок, подойдя к Коленкуру, шепнул ему:
— Одна половина немецких герцогов ждет, чтобы их сделали королями, а другая половина ждет, чтобы их сделали нищими.
Увидав меня, Дюрок повел меня в кабинет императора.
Если бы вы встретились с Наполеоном, не зная, что это Наполеон, то вы не заметили бы в нем ничего необыкновенного: просто маленький, толстенький человек с большим лбом и толстыми ногами, на которых были белые кашемировые панталоны в обтяжку и белые чулки.
На меня он поглядел довольно милостиво. Он отпустил своего секретаря, и мы остались с глазу на глаз. Не говоря ни слова, он принялся меня оглядывать с головы до ног.
Будучи сам маленького роста, Наполеон очень любил окружать себя красивыми и высокими людьми. Поэтому я, конечно, не мог не понравиться ему.
— Итак, господин Жерар, — произнес, наконец, император, постукивая пальцем по золотому шитью моего мундира, — мне сообщили, что вы очень хороший молодой офицер.
Мне хотелось ответить как-нибудь получше, но я вспомнил слова Ласалля о том, что во мне, кроме усов и шпор, ничего нет, и язык у меня прилип к гортани. Император следил за душевной борьбой, которая отразилась на моем лице, и ждал ответа.
— Да, да, теперь я вижу, что вы именно такой чело-век, который мне нужен, — сказал он, — храбрых и умных людей у меня много, очень много. Но храбрый и…
Император не кончил своей речи. Я не мог понять, к чему он клонит, но тотчас же заявил о своей готовности итти хоть на смерть ради императора.
— Вы хорошо владеете саблей? — спросил император.
— Так себе, ваше величество.
— Ваш полк выбрал вас, чтобы биться с чемпионом Шамбаранского гусарского полка.
Я обрадовался: стало-быть, император знает кое-что о моих подвигах.
— Точно так, ваше величество, товарищи оказали мне эту честь.
— А вы, чтобы напрактиковаться, в течение недели перед поединком оскорбили шестерых учителей фехтования и дрались с ними на дуэли.
— Никак нет, ваше величество, я дрался с семью учителями фехтования.
— С какими результатами?
— Учитель фехтования двадцать третьего полка тронул мой левый локоть, ваше величество.
Улыбаясь своей странной улыбкой (император всегда улыбался одними губами, глаза же оставались бесстрастными), он сказал:
— Я нуждаюсь в ваших услугах, господин Жерар. Мне нужен человек, умеющий владеть саблей. Я решил выбрать для этого дела именно вас, но, прежде всего, приказываю нам хранить это дело в строгой тайне. Пока я жив, никто, кроме нас, не должен знать дела, которое я вам поручаю.
Я вспомнил о Талейране и Ласалле, но дал императору требуемое слово.
— Затем я не нуждаюсь в ваших мнениях и догадках. Вы должны только исполнять то, что вам прикажут.
Я поклонился.
— Я нуждаюсь в вашей сабле, а не в вашем уме. Думать буду я сам. Вы меня поняли?
— Точно так, ваше величество.
— Вы знаете Канцелярскую рощу в лесу Фонтенебло?
Я опять поклонился.
— Там имеется большая пихта, к которой вы должны притти в десять часов вечера. Я буду вас там ждать.
Эту пихту я знал очень хорошо, так как под нею я в течение недели имел три свидания с одной хорошенькой девушкой.
— В лес мы пойдем вместе, — продолжал император, — вы должны иметь саблю, но пистолетов с собой не берите ни в каком случае. Ко мне вы с разговорами не обращайтесь, и я с вами также не буду говорить ни слова. Вы меня понимаете?
— Понимаю, ваше величество.
— Там мы увидим двух человек, стоящих под деревом. Приблизимся мы к этим людям вместе. Если я подам вам знак защищать меня, обнажайте саблю. Если же я стану спокойно разговаривать с этими людьми, стойте смирно и ждите событий. В случае, если произойдет схватка, вы должны принять все меры к тому, чтобы ни один из них не ушел живым.
— Ваше величество! Я уверен, что легко справлюсь с двоими, но не лучше ли будет, если я пойду с товарищем?
— Я вам приказал уже не спорить со мной. Делайте лишь то, что я вам приказываю. Если сабли будут обнажены, ни один из них не должен остаться в живых.
— Они и не останутся в живых, ваше величество.
— Очень хорошо! Больше ничего не надо. Можете итти.
Я повернулся к двери, но в эту минуту мне пришла в голову какая-то блестящая мысль и я заикнулся:
— Я думал, ваше величество…
Император кинулся на меня, как дикий зверь. Я так и ждал, что он меня отколотит.
— Вы думали?! — закричал он, — вы? Да неужели вы воображаете, что я прошу вас думать?! А я-то предполагал что вы единственный человек, который… Однако, довольно! В десять часов вечера извольте явиться в назначенное место — и больше ни слова!
Уж как я рад был выбраться из императорского кабинета на свежий воздух — вы и представить себе не можете! Бежал я к себе домой точно мальчишка, высеченный строгим учителем. Отворив дверь и заглянув к себе в комнату, я первым делом увидел две пары ног. Одна пара была длинная, голубая, в гусарских сапогах. Другие же две ноги были покороче, черные и в башмаках с пряжками.
— Ну, что нового? — воскликнули разом оба мои «гостя».
— Ничего, — ответил я.
— Что вам сказал император?
— Господин Талейран! С великим сожалением должен заявить вам, что мне нельзя говорить ни слова с вами об этом деле. Я обещал императору сохранить тайну.