Мы дружно вздыхали: правда, истинная правда. Не слушаются нас уши. Эх, скорей бы вырасти!
— А как хвостики? Умеете вы обращаться с хвостиками?
— Да, мама! Умеем,— закричал Боб.
— Боб научился поджимать хвост со страха,— сказал я.
Боб обиделся.
— Я и задирать умею!. Вот смотрите, какая большая баранка на спине.
— Ха, и я могу хвостик баранкой свернуть,— сказал я.
— Ну и баранки же у вас! Не баранки, а маленькие сушки. Есть такие — твёрдые как кость. Толя давал мне — вкусные. Когда-нибудь и вы попробуете, научитесь твёрдое грызть. Ну, а сейчас я не об этом. Задерите хвостики и помашите ими!
Мы задрали хвосты на спину.
— Молодцы. Если хвост баранкой и тугой, это многое может означать. Например, что у собаки прекрасное настроение. Или что она встревожена, рассержена. Если же хвост крючком и ещё помахивает из стороны в сторону, это означает: «Здравствуйте!» Это когда издали увидишь знакомую собаку. Если же это добрый приятель, тогда надо махать сильней и чаще. Сойдитесь и лизните друг друга в уголок рта. Можно и носами потереться, потыкать мордой. Если же и правда близкий друг, то вилять хвостом надо изо всей силы, прижимать уши, морщить лоб, улыбаться уголками губ, лизать его, вертеться, пританцовывать. Помню я, ещё Толя и Коля маленькие были, года по полтора, приехали они из города на лето. Топ, топ, идут к будке. Я так тогда обрадовалась, так виляла — сбила хвостом с ног и одного и другого.
— Ха-ха-ха! — рассмеялись мы с Бобом.
— Ничего тут смешного нет. Всё надо делать в меру, а то и за подлизывание это принять могут. Вот ещё был случай. Неподалёку от нас мальчик Гена живёт, у него большая собака Султан… Да, так Генке тогда было лет пять, а Толе и Коле по три. Генка обидел Колю… Я сразу за Колю заступилась, толкнула Генку лапами в плечи. Он и шлёпнулся. Коля ревёт, Генка упал — ревёт… Взрослые прибежали, стали кричать на меня, думали — я укусила его. Запомните, сыночки: собаки никогда не кусают детей — ни своих, ни человечьих, ни каких других… Но я начала о другом. А о чём это мы говорили?
— О хвостах,— напомнил я.
— Да-да. О хвостах. Повторяю, без хвоста в собачьем разговоре не обойтись. Не все люди это знают и понимают. Есть некоторые породы собак, которым обрубают хвосты, когда они ещё совсем маленькие. Боксёрам, например. Они подрастают и не помнят даже, что был у них когда-то нормальный собачий хвост. Даже гордятся тем, что они бесхвостые, свысока поглядывают на других. А чем тут гордиться? Тем, что калека? Не лезь, Боб, не пристраивайся… Есть ещё рано: у нас урок не окончен.
Я схватил Боба за хвост и оттащил от маминого живота. Ишь, какой хитренький! Пока я, развесив уши, слушаю, он уже прилаживается пососать…
— Я ещё не кончила про хвосты. О хвосте в собачьей жизни надо много чего знать. Я расскажу вам, что надо показывать хвостом при первом знакомстве. Мы, собаки, плохо видим издалека. Видишь, что собака бежит. А кто она, друг или враг? Может быть, придётся в драку вступить? Поэтому всё тело настораживается, напрягается, хвост поднят, кончик чуть загнут. Это ты спрашиваешь у него: «Ну-ну, что ты за цаца?» Видишь, и он так хвост ставит, подходит полукругом. Тогда ложись на живот, передние лапы протяни, задние под себя, голову пригни. А вдруг обманет? Придётся вскочить мгновенно… Он кругами всё ближе, ближе… Уже видно, что лоб и нос сморщены, клыки оскалены, уши насторожены и наклонены вперёд. Рычит угрожает… Вскакивай и ты, старайся рычать ещё страшней, этим показываешь свою силу.
Он не отходит, но и не нападает. Тогда обходите друг друга, всё ближе, ближе… Хвост пока опускать не следует, можно только слегка поводить кончиком из стороны в сторону. Если он поймёт дружелюбный знак, тогда тоже немного вильнёт. А после этого сходитесь, нюхайте хвосты. Если собака мирная, это сразу узнать можно.
— Кушать, кушать…— запищал Боб. Он, верно, ничего и не слышал, только об еде и думал, толстяк.
— Ну ладно, кормитесь,— позволила мама.— Главное уметь следить и понимать, что говорит собака хвостом, ушами, спиною, мордой.
Мама ласково улыбалась — я узнал это по голосу, по морщинкам в углах её глаз.
Я уже немножко умел наблюдать.
ЗНАКОМСТВО С ГЕНКОЙ
Генку, у которого есть большая собака Султан, привели на следующий день Толя и Коля. Правда, без Султана.
Сначала мы услышали их звонкие голоса. Сразу проснулись, но вставать не хотелось. Мы нежились, зевали — кто дольше продержит рот разинутым?
— А я говорю беспородные! — всё приближался чей-то незнакомый голос.
— Породистые, породистые! — наперебой настаивали Толя и Коля.— Они серые, как овчарки! Мы их в город заберём, двух овчарок вырастим!
— Ха-ха-ха! И ещё раз — ха! — уже совсем близко послышался тот же голос.— Если хотите знать, тут на всю деревню у меня у одного породистая собака. Откуда у Пальмы могут быть породистые дети, если сама она неизвестно кто?
Мне этот незнакомый голос не понравился. Задавака, наверное, тот, кто так говорит. И нахал. Ещё не видел нас, а уже обзывает беспородными. И маму нашу так непочтительно — «неизвестно кто». Как это неизвестно? Каждый здесь знает, что она — наша мама и лучше всех.
Меня всё больше разбирала досада…
Возле будки протопали и затихли шаги. Дети присели. Мы увидели Толю, Колю и незнакомца. Лицо у незнакомца длинное и нос длинный, рот маленький с тонкими губами. Он сунул руку в будку и большими своими пальцами ухватил меня за лапу. Мне стало больно, и я его цапнул.
— Ого! — незнакомец отдёрнул руку.— Ишь, зубки показывает. Это хорошо. И глаза широко открытые, умные — тоже хорошо. Их уже воспитывать надо. Если что не так сделают — наказывать.
Незнакомый мальчик схватил меня за загривок и, несмотря на мое сопротивление, вытащил из будки.
— Вот так наказывать, вот так…— и он дважды щёлкнул меня по носу. Я взвизгнул: было и больно и обидно. За что?!
— Ты… Ты… Ему ведь больно! — чуть не заплакал вместе со мной Толя. Он выхватил меня иэ его цепких рук.— Он тебя любить не будет! Противный Генка!
— И не надо, чтоб он каждого любил. Надо, чтоб любил только своего хозяина Только хозяина слушался. Мой Султан слушается только меня. Моё слово для него закон!
— Генка, а попробуй взять Боба! — сказал Коля.
Толя присел на корточки и, не выпуская меня из рук, заглянул в будку. Возле него присел Генка, за Генкой — Коля. Все смотрели в будку. Я ничего в ней не увидел, темно, как ночью.
Генка вытащил за загривок Боба. Посадил на согнутую левую руку, правой погладил и дёрнул за ухо. Боб, вместо того чтоб схватить его за руку зубами, лизнул.
— Э-э, кисель… На! — сунул он Боба Коле. Вытер облизанное место о штаны.— Хотя подожди. Поглядим, что у него во рту.
Коля держал Боба, а Генка раскрывал, раздирал ему рот. Раскрыл, заглянул…
— Кисель, я же говорю… А у этого?
Генка повернулся к Толе, у которого на руках сидел я. Протянул ко мне руки. Я злобно зарычал. Не хватает, чтоб ещё в рот ко мне лезли немытыми руками! Но Генка изловчился и схватил меня одной рукой за верхнюю челюсть, другой за нижнюю. Раскрыл силой, хотя я и сопротивлялся, стискивая зубы.
— О-о, вот этот мне нравится. И у моего Султана чёрная пасть. С характером!
Я не понял, кто с характером. Я или Султан? Если я, то разве это плохо?
— Воспитывать их надо, воспитывать,— повторял Генка.— Строгий режим…
— Они ещё маленькие! Всего второй месяц пошёл, что они понимают? — защищали нас Толя и Коля.
— Уже надо начинать воспитание. Теперь же! Если хотите забрать с собой и держать в квартире… Это вам не деревня! — Генка пошёл за будку, за ним Толя и Коля. Генка поднял ошейник, который пахнул мамой. За ошейником потянулись одно за другим кольца. Они были соединены между собой! — Хорошо держать собак в деревне,— говорил Генка.— Посадил на цепь, и пусть себе лает. Дайте-ка молоток и гвоздь… Вобьём в стену — вешать ошейник. Чтоб не валялся где попало. А может быть, сами вобьёте?
— Сами! Сами! — закивали головами Толя и Коля.
Генка положил ошейник на будку.
— Это мы пускаем Пальму гулять,— сказал Толя.— Жалко ведь.
— Я так и думал, что вы… У деда Антона она не очень-то разгуливала.
Я не понимал, о чём они говорят. Как это — сажать на цепь? Если б меня посадили на эти холодные кольца, я бы убежал в будку. От них холодно лапам, хвосту. А в будке тепло, мягко, уютно.
— И пора их уже подкармливать, учить есть. Когда папа забирает вас? — спросил Генка.
— Наверно, через месяц.
— За этот месяц они должны научиться и лакать, и густое есть, и твёрдое.
— Через месяц мы в школу пойдём, в первый класс,— похвастался Толя.
— Ага, и я в первый! — кивнул Коля.
— Мелюзга! Я в четвёртый пойду и то не хвалюсь. Кто сейчас со мной на речку? Я удочку возьму и Султана.
— Бабушка будет сердиться,— вздохнул Толя.
— Эх, вы! Бабушкины внуки! — презрительно скривил губы Генка.
— Я пойду! И Бульку возьму! — сказа» Толя.
— А я Боба! — обрадовался Коля и погладил моего братца.
Я тоже обрадовался, заволновался: что такое речка? Далеко ли? Мы же не можем далеко идти. И что это за Султан такой? Только и слышишь — Султан, Султан…
А ещё я думал: почему это мы не породистые? Разве плохо быть непородистым? У нас ведь и лапы, и хвост, и голова, и всё остальное. Всё на месте…
Только не думал о том, куда это Толя и Коля хотят нас забрать. Просто пока забыл об этом.
СЕРЬЕЗНЫЙ ЛИ ЧЕЛОВЕК ГЕНКА?
Мы с Бобом не пошли своими ногами. Нас понесли на руках Толя и Коля.
Как велик белый свет! Кроме двора есть ещё и улица, по обеим сторонам её стоят большие дома. Из какого вышел Генка, я не заметил, хотя с рук видно гораздо лучше, чем с земли. Оказался он возле нас неожиданно, рядом с ним шла высокая серая собака. Толе и Коле, пожалуй, до подбородка. Сама серая, а живот у неё светлый, на спине чёрная полоса. Какие подвижные и весёлые у неё уши! Стоят торчком, мгновенно поворачиваясь во все стороны. Я сразу догадался, что это Султан. Даже заёрзал на руках у Толи, заскулил. Хотел, чтоб Султан заметил меня. Но он шёл рядом с Генкой, шаг в шаг, и на меня даже не глянул. И на Боба не взглянул ни разу, словно мы и не существовали. Ну и гордец!