И тут послышался испуганный голос Боба: «Ау-у-у! Ау-у-у!»
Сам заблудился, не знал, в какую сторону идти!
— Гав! Гав! — откликнулся я и полез в гущу огорода на выручку.
«МОЛОДЦЫ!» — СКАЗАЛА МАМА
— Ау-у-у! Где ты? — кричал Боб.
Я продирался сквозь дремучие заросли на его голос. Листы и стебли растений были то колючие, то ломкие и холодные. Как сыро в огороде, как сумрачно!
— Ты где? — спрашивал я. Боб откликался:
— Я тут. А ты где?
Его голос слышался то справа, то слева.
На тропочку между двумя рядами растений мы выскочили в одно время. Я присел от страха — это что за зверь? Присел и Боб, увидев меня. Одно ухо у Боба завернулось, к грязному носу пристал какой-то лист.
— Это ты? — голос у Боба задрожал.
— А ты — это ты? — спросил я.
— С какой стороны двор? — спросил Боб.
— Надо идти сюда,— показал я налево.
— Нет сюда! — показал Боб направо.
— Когда я лез в огород, солнце светило оттуда,— сказал я.— Значит, когда мы повернём назад, оно должно быть там.
— Оно что — живое? Зачем солнцу прыгать то направо, то налево? — Боб словно одурел, сам не понимал, что говорит! — Как хочешь, а я поверну сюда…
— А я сюда,— сказал я.— Посмотрим, кто скорее выберется во двор.
— Нет, я пойду с тобой,— вдруг согласился Боб и испуганно оглянулся.
Выбирались мы долго. Ряды растений окончились, начались заросли каких-то собранных в комочки цветов с сильным запахом. Каждый лист на длинном стебельке-черенке состоял словно из трёх листочков. Идём, плутаем, пробираемся, ковыляем, а зарослям конца-краю нет. Боб потихоньку подвывал, скулил: «Мы уже никогда не выберемся?» Может, мы и вправду кружили на одном месте?
Вдруг впереди проглянула полянка. Хоть ноги у нас подкашивались, дрожали, мы прибавили шагу: может быть, там удастся разглядеть, понять, с какой стороны двор?
— Тише? Там кто-то есть? — присел Боб.
Пёстрый кот, раза в два больше нас, забавлялся на полянке под яблоней. Что-то чуть слышно попискивало там. Кот то подбрасывал вверх серую, рябоватую подушечку с лапками, то пытался поймать её на лету. Потом подкидывал и передними лапами падал на то место, куда падала она. Садился на хвост и передней лапой тихонько трогал, подцеплял коготками, чтоб снова подбросить… Прятался за яблоню и — внезапно налетал на свою добычу из засады, подняв хвост с загнутым вниз кончиком…
— Наш кот играет с жабой,— догадался я.
Кот услышал шум, насторожённо глянул в нашу сторону. А потом сел возле жабы, равнодушно отвернувшись: пусть убегает…
— Отпустил уже! Пойдём…— прошептал Боб.
Но стоило жабе зашевелиться, как кот взлетел и упал на неё сверху всеми четырьмя лапами. «И-и-и-и-и!» — слабо пискнула жаба.
— Ты справа, я слева — вперёд! — скомандовал я и ринулся на кота.
— Ш-ш-ш-ш!!! — взвился кот. Оскалил зубы, выгнул спину, шерсть на спине и на хвосте стала дыбом. Он стукнул меня лапой по носу, рванул когтём. От боли у меня в глазах всё кругом пошло. Я завопил…
Кот повернул в другую сторону, оцарапал Бобу ухо.
— А-я-яй! — пронзительно завизжал и он.
— Вместе! Вперёд! — я снова бросился на кота.
Пёстрый взлетел на яблоню.
— У-у-у-у-у-у! — угрожающе завыл кот. Кончик его хвоста от злости ходил из стороны в сторону.
Ага, испугался, негодяй… Пусть теперь посидит, повоет. Разбойник, весь нос мне располосовал, кровь капает.
— Где жаба? Прислушайся, она дышит? — спросил я, осторожно ощупывая нос.
Боб припал на передние лапы, приложил ухо к спине жабы. Вильнул хвостиком…
— Ну, что? — спросил я с нетерпением.
— Не дышит… А как пахнет — ф-фу-у-у-у…— выпрямился Боб.
— Доктор у человека, я слышал, пульс щупает. А где у жабы пульс? — Я потыкался носом жабе в спину. И чихнул, замотал головой.
Нос обожгло, словно крапивой. От жабы шёл едкий запах — даже в носу засвербело, захотелось чихать.
— Она этим запахом защищается. Отбиться — силы маловато, так она дух пускает,— сказал я.
В это время жаба приподняла голову. Подо ртом у неё зашевелился белый мешочек.
— Живая! — ахнули мы оба.— Беги, ну! — подтолкнул я жабу лапой. Но она решила, что ею снова хотят играть, и, подобрав лапки, замерла.
Боб залаял на кота, залаял и я.
— У-у-у…— завыл было кот, но раздумал, только кончик хвоста шевелился. У котов движение хвоста означает совсем другое, чем у собак.
И нас и кота услышала во дворе мама Пальма, тоже залаяла. На лай выбежал из дома Коля.
— Вот они где! В огороде! — крикнул он и быстрёхонько взобрался на забор. Спрыгнул.— А перемазались! — сказал он, схватив Боба под живот и передавая его через забор Толе.— А грязные! — он поймал и меня и тоже переправил через забор.
— Поешьте на дорогу,— сказал Толя и понёс к маме Пальме, положил в будку.
Мама, увидев, какие мы, только тяжело вздохнула.
— А мы жабу спасли от кота! На яблоню кота загнали! — наперебой похвалялись мы.
— Молодцы! — сказала мама, ещё раз вздохнула и облизала мне окровавленные нос, морду, уши.— Черти вы болотные, а не щенята!
ДЯДЯ МИХАСЬ ОПАЗДЫВАЕТ
Мама мыла нас, лизала то меня, то Боба. А мы посапывали и усердно сосали её. У будки на корточках сидели Толя и Коля, смотрели, как мы едим. У Толи на шее было намотано ещё больше, чем у Коли.
— Мама, а мы хотели цыплёнка поймать,— похвастал Боб.— Он, должно быть, вкусный!
— Ты что?! Вы — что?! Обалдели? Это же наш цыплёнок. И вообще, свою птицу ни одна собака не трогает. Хотите, чтоб вас куроловами прозвали, из дому выгнали? Какой позор, какой стыд!
— Не-ет, мы хотели его найти и вывести из огорода, он заблудился… — сказал я.
Но мама точно и не слышала.
— Вы… Эх, вы! Есть, правда, охотничьи собаки, они помогают людям охотиться на диких птиц, на зверя. Я вам нарочно об этом не рассказывала, чтоб не вздумали попробовать… А вы… Ох, горе с вами!
Мы слушали её, но ничего не отвечали: рты были заняты — мы ели.
— Где вы там? Поспешите, а то и так опаздываем, дотемна не доедем,— послышался голос дяди Михася. На дворе зарокотала машина.
— Папа, они ещё сосут! — закричали в ответ Толя и Коля.
— Ну пусть пососут, пусть как следует насосутся в последний раз,— слышался ласковый голос бабы Ганны.— Михась, я тут поставлю сумку, на переднем сиденье. Может, в дороге захотят эти сорванцы есть, так там яйца крутые, молоко, творог.
«Пип! Пи-и-и-ип!» — посигналила машина.
— Бери, они уже не сосут. За Пальму прячутся,— сказал Толя.
Две Колиных руки пролезли в будку, оторвали меня от мамы. Я пролетел по воздуху и попал в руки к Толе. За мной таким же манером пролетел и остался на руках у Коли Боб. Следом вылезла, погромыхивая цепью, мама. Она щурила глаза, жалобно повизгивала, пытаясь лизать руки Толе и Коле.
— Идём… Догадывается, должно быть,— сказал Коля.
Интересно, слышала ли мама тот разговор в доме? Знает ли она, что нас забирают, что мы поедем далеко-далеко, в незнакомый и таинственный город?
«Пи-и-ип!» — снова нетерпеливо посигналила машина.
Толя и Коля пошли к машине. Там стояла, сложив руки под грудью и вздыхая, баба Ганна. Дед Антон открывал ворота на улицу. Дяди Михася не было видно, верно, сидел уже в машине.
Мама Пальма стала прыгать на задних лапах, натягивать цепь, визжать и хрипеть. Повизгивали и мы, нам тоже было невесело. Мама схватила зубами цепь, чтобы перегрызть. Нет, вовсе это не награда — цепь с ошейником. Я уже хорошо это понял. Но что она может сделать с цепью? О железо только зубы сломаешь, это не петушиная косточка.
— Сыночки!.. — хрипела и выла мама Пальма.
— Мама! Ма-а-ама! — пищали и мы, вырываясь из рук Толи и Коли.
А они пригнулись и нырнули в машину на заднее сиденье. Смрад, который шёл от машины, внутри, казалось, был меньше.
— Подождите! Внучата дорогие, дайте хоть поцелую вас!
Баба Ганна, просунув голову в машину, поцеловала Колю, прижала к себе Толину голову и тоже поцеловала. А нас баба не поцеловала, словно нас и на свете не было.
Дед Антон пожал руку дяде Михасю, тот для этого вышел из машины. Снова сел за руль, захлопнул дверцу. Толе и Коле дед просто помахал. Обошёл машину кругом, попробовал все ручки, хорошо ли закрыты.
— Ну, счастливого пути! — дед и баба махали руками, прощаясь со всеми, а Толя и Коля махали деду и бабе.
Машина рванула с места, за воротами сразу повернула вправо. Поэтому Толя навалился на Колю и нас прижали. Потом выровнялись, поехали хорошо.
Машина потряхивала и гудела, гудела..
Я начал уже задрёмывать, как вдруг что-то случилось. Машина завизжала, как тот поросёнок, застрявший в заборе, дёрнулась и стала. Толя и Коля подхватили нас на руки, повернулись к заднему окошку машины. Подсадили туда нас…
— Пальма! Пальма бежит!
— Папа! Подожди, возьмём и Пальму!
Дядя Михась только оглянулся и снова что-то сделал с машиной — она рванулась вперёд. Через окно нам видно было, что улица и дома уже окончились, и там, где улица переходила в дорогу, действительно кто-то бежал. Может, и правда мама? За ней курилась пыль и гнались несколько мальчишек, размахивая руками. Мальчики по очереди падали на землю, пытаясь что-то ухватить, словно за Пальмой тянулся длинный-длинный хвост.
— С цепью бежит! -— кричал Толя.
— Оторвалась с цепью! — вторил ему Коля.
Вдруг Толя всхлипнул, расплакался.
А мы уже едва видели маму, она всё больше и больше отставала, становилась маленькой.
— Она заблудится, домой не вернётся! — плакал уже и Коля.
— Не заблудится,— спокойно ответил дядя Михась.— И нас не догонит — сейчас выедем на шоссе.
— Ой! Поймали её! За цепь ухватили! — закричали вдруг Толя и Коля.
— Ну и хорошо, отведут домой.
Мы выехали на гладкую, как пол в комнате, дорогу. Должно быть, это и есть шоссе?
Толя и Коля сели на свои места. Вытерли глаза. Мы их уже не радовали, хотя опять лежали у них на коленях. Нам тоже было грустно и хотелось выть. Мама… Мама Пальма осталась одна…