— Скорей включай камеру! Это они!
Оценив ситуацию, левретка тут же преобразилась. С внушительным и на первый взгляд строгим видом она важно зашагала за Гоги, холодно оглядывая журналистов свысока.
— Смотри на них гордым Юпитером! Представь, что мы молодые собачьи богини, — инструктировала она Ладу.
— Клеопатра, Эрминтруда, рядом! — громко скомандовал Гоги.
— Тс-с! Совсем не обязательно, чтобы весь Лондон знал мой дурацкий псевдоним!
Пёстрая толпа бушевала:
— Почему собаки оказались в Дании? Это как-то связано с пребыванием датских войск в Ираке?
— Каким образом они пересекли границу? Известны ли имена преступников, похитивших собак?
— Без комментариев! — Алиев прибавил шагу. Его непроницаемое лицо походило на путешествующую в космосе каменную глыбу.
— Ходят слухи, что Отке сделана пластическая операция по смене пола. Это правда? — неделикатно спросил какой-то слащавый журналист.
— Я откушу твой длинный язык! — оскорбилась Юлька.
У Лады сжалось сердце.
Невдалеке от беснующейся толпы стоял Николас.
На секунду собака и хозяин встретились глазами. Ладе показалось, что на неё смотрят холодные окна пустого дома.
От радости таксиный хвост превратился в пропеллер. Что было сил, она дёрнула поводок и с радостным визгом вырвалась к хозяину. Потерявшая от счастья голову, она перемахнула через ограждение, через чьё-то плечо, очутилась на полу, перескочила багаж, прыгнула, но не допрыгнула и поползла между ног. Переходя с рук на руки, продвигаясь ближе, наконец, она оказалась в руках Николаса и принялась лизать его родное лицо. Чувства переполняли собачью часть её души. Николас, смеясь, отбивался от мокрых поцелуев.
— А про меня ты забыл? — левретка была тут как тут. Она прыгала на задних лапах, вскидывала передние хозяину на грудь и пыталась залезть к нему на руки.
— Николас Стивенсон! — журналисты, стараясь опередить друг друга, как стая меченосцев, метнулись к нему.
— Вам было что-нибудь известно о месте нахождения собак?
— Как вы можете объяснить отсутствие информации о пропавших?
— Здравствуйте, сэр Стивенсон, — братья Алиевы невежливо растолкали репортёров. Мужчины энергично пожали друг другу руки.
— Спасибо за собак. Если не возражаете, проедем ко мне. По пути мы сможем всё спокойно обсудить.
— Неужели вы не прокомментируете неожиданное появление собак? — волновались журналисты.
— Видимо, для вас оно было ожидаемым. Как вы вообще узнали об их прибытии? — рот Николаса вытянулся в жёсткую полоску.
— У нас есть надежные источники и проверенные информаторы!
— Хорошо. Я сделаю заявление для прессы. Никакого похищения не было! Собаки в составе труппы Датского королевского цирка «Карлсен» ездили на гастроли. Мы решили, что Отке и Франтишке необходим отдых от пристального внимания прессы. Поэтому собаки путешествовали инкогнито. — Всё, что выложил Николас, было, конечно же, блефом.
— А как ваш сын отнёсся к разлуке с любимицами? — гаденьким голосом поинтересовалась какая-то журналистка в розовой кофточке.
Лицо Николаса передёрнулось. Будто скрывая сильную боль, он низко опустил голову:
— Я сказал всё, что считаю нужным. Остальное вы наверняка узнаете у своих «проверенных информаторов».
ГЛАВА 10Горе и беда
Что-то неуловимо изменилось в атмосфере дома. Что-то неладное и гнетущее носилось в его спёртом воздухе. Не было слышно ни звука — казалось, замок вымер; подруг никто не встречал. За плотно занавешенными окнами бесшумно лил дождь, а в углах собрались сумерки. На стене медленно и беззвучно отсчитывали время часы. Ладе почудилось, что она оказалась в безвоздушном пространстве, как будто на Луне. На душе было невыносимо скверно.
— Ба! Кого я вижу! — Бисти сидела на перилах и вылизывала шкурку. — А я, грешным делом, думала, что вас и в живых-то уже нет.
«Мерзавка!» — воскликнула такса мысленно, а вслух сказала: — Мы тоже рады тебя видеть, Бисти.
— Что, намучились в датском плену? — кошка изобразила на морде сострадание.
— Отнюдь, мы провели чудеснейший отпуск во фьордах! — ответила Юлька.
— А вы в курсе, что Кристофер умирает и что он уже почти умер?
— Врёшь!
— У него рак или что-то в этом роде, — с отлично подделанным печальным видом молвила Бисти. — Недолго осталось мучиться: день, максимум — два.
— Неужели мы опоздали?
— Да-да, ему уже не поможешь. Кристофер Стивенсон — ребёнок характера инвалидного, не жилец…
— Если ты думаешь, что это смешно, то ошибаешься! — сказала Юлька. — Патента на остроумие тебе не видать, как собственных ушей!
— А правда почти всегда бывает неостроумной. Кстати, Бэрримор уже снял мерку и заказал маленький гроб из морёного дуба.
От ярости у Лады пресеклось дыхание. Она рванулась вперёд, но Юлька её остановила.
— Пускай себе живёт! Кошка ведь полезное существо. Можно будет содрать с неё шкуру и сшить тёплый пояс от радикулита. В старости он Крису ещё пригодится.
Горячо встретившись с собаками, Гарри рассказал, что после их исчезновения Кристофер слёг. День ото дня ему становилось всё хуже, мальчик умирал. Доктор Герценштубе бессменно дежурил у его постели. С Элизабет всё чаще случались истерики. Сначала Николас пытался разыскать собак, связывался с полицией, Интерполом, но поиски не увенчались успехом. Видимо, в чём-то Пиппа была сильнее сэра Стивенсона.
— А вчера позвонил кто-то с сильным скандинавским акцентом и сказал, что вы прилетаете утренним рейсом. Сначала мы не поверили. Многие на вашем исчезновении заработать пытались. Новые псевдоотки и псевдофрантишки каждый день объявлялись. Но хозяин решил всё же проверить, и сам поехал в аэропорт.
— Это Джонни звонил, — догадалась Лада. — Скажи, Крису действительно уже ничего не поможет?
— Может, только чудо? — тяжело вздохнул мальчик.
— А вот я уверена, с его болезнью что-то нечисто! — вдруг заявила левретка.
— Знаете… — на минутку Гарри задумался. — Это всего лишь мои догадки, но…
— Что «но»?! — в один голос закричали собаки.
— Мне кажется, Бэрримор как-то связан с болезнью Криса. Позавчера я случайно услышал его разговор с мистером Стивенсоном…
— Проходите, проходите, — суетился доктор Герценштубе.
Собаки тихонько вошли в комнату Кристофера.
Элизабет, словно деревянная кукла, сидела возле кровати сына. Её тонкие черты были, точно у мёртвой. За последнее время она сильно сдала: лицо осунулось, под глазами от недостатка сна темнели круги. Увидев Ладу, Элизабет слабо улыбнулась.
— Франтиша, подойди сюда. Крис тебя ждал…
Лада остолбенела — она не могла осмелиться и посмотреть на того, кто лежал там, среди подушек и одеял.
— Иди, — подтолкнула её Юлька.
На слабых лапах такса приблизилась к постели.
Кристофер лежал на кровати, как смертельно раненный зайчонок. Посиневшая рука с капельницей бессильно свесилась вниз. Мальчик не двигался. Исхудавший и тоненький, казалось, он будет худеть и усыхать всё больше. Ребёнок дышал тяжело и прерывисто — слегка раздувались его заострённые ноздри. Кристофер рассеянно смотрел в какую-то точку на потолке.
Лада встала на задние лапы. Почувствовав тёплое дыхание, мальчик перевёл взгляд. Он не узнал собаку. В его теле почти не осталось жизни; Крис тихо угасал, как догорающая свечка. Лада трепетно лизнула мальчика в лицо.
— Эй, малыш, как ты? — к кровати подошла левретка. — Потерпи чуток. Мы тебя вытащим!
— Он третий день никого не узнаёт, — надорванным голосом сказала Элизабет. — Такое чувство, что всё это происходит не со мной, не с моим сыном…
— Возьмите себя в руки, Элизабет, — в комнату беззвучно вошёл Бэрримор. Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого соболезнования.
— Зачем вы пришли? — сухо пробормотала Элизабет. — Вы же знаете, что Крису становится хуже, когда вы здесь.
Последовало некоторое молчание. Бэрримор стоял в дверях и высокомерно улыбался в галстук.
— Прошу прощения, я только на секунду. Принёс лекарство, которое вы просили. Но вам действительно не стоит проводить здесь всё время, — мягко и убедительно заметил он.
— Это не ваше дело, — сверкнув глазами, Элизабет вышла из комнаты.
— Доктор, ну как самочувствие пациента? — вежливо-фамильярно поинтересовался Альбинос.
— Плохо… Плохо…
ГЛАВА 11В логове врага
Вечернее небо из пасмурно-голубого на глазах становилось серым, серо-синим, постепенно превращаясь в жидкий индиго. Со стороны ворот доносился неразборчивый заливистый лай. В сумерках было трудно что-либо разглядеть, но за оградой явно творилось что-то неладное. Двое охранников с фонарями и криками гонялись за небольшой лохматой псинкой. Увёртываясь от стражи, собака старалась привлечь к себе чьё-то внимание. Она отчаянно лаяла и грудью бросалась на решётку.
— Что там происходит? — насторожилась такса.
— Нам некогда! — отрезал Гарри. — Надо попасть в башню до полуночи.
В саду было совсем темно. Лишь луна, похожая на поднос из нержавейки, тускло освещала землю. Густо разросшиеся ветви дубов отбрасывали чёрные тени. В клумбах до утра заснули цветы. Едва различимые в сумерках, они тревожно наклонялись друг к другу и словно бы перешёптывались. Ночью, среди перепутавшихся на дорожках теней, Лада не узнавала сада. Ей стало жутко среди этого величественного безмолвия, в котором отчётливо слышались их шаги. Казалось, сад был наполнен затаившимися кровожадными врагами, со злой усмешкой следящими за каждым её движением. И в то же время какая-то головокружительная отвага щекотала собачье сердце.
Предметы один за другим, как робкие зверюшки, забывшие о предосторожности, выступали из мрака. В небе ясно вырисовывался зловещий силуэт одинокой Восточной башни. В её иссиня-чёрной тени царила чуткая, пугливая тишина. Лунный свет, прорезавшийся сквозь чащу деревьев, скользил по старой кладке, отражаясь в мёртвых окнах.