Такие осколки небесного железа находили во все времена и на всех точках земного шара; да и совсем недавно, именно в 1870 году, были найдены в громадном количестве такие куски в Гренландии.
Фо, наверно, заметил, пользуясь вначале своей тяжеловесной находкой, как прочным молотком для более тонкой обделки кремня, что этот солидный молоток извлекал из кремня искры длиннее и ярче, чем те, которые получались при ударе камня о камень. Вид этих больших искр быстро вызвал в наблюдательном уме Фо мысль воспользоваться ими для зажигания сухих листьев или мха…
При всем своем несовершенстве, это доисторическое огниво представляло тем не менее сокровище громадной ценности.
Оно должно было стать для племени, которому было открыто его употребление, семейным очагом, не боящимся никакой случайности и притом неугасимым. — Это был очаг, который можно было зажечь, когда и где пожелаешь, т. е. в некотором роде переносный очаг.
Старейший рассчитывал восхитить своих сыновей при помощи этого драгоценного огнива и вырвать у них, пользуясь их изумлением и радостью при возрождении огня, помилование обоим виновным.
Изгнанник пещеры
Пока старик с сыновьями осматривал пещеру, разыскивая сокровище Фо-чужеземца, виновные сидели молча, на скале, в некотором расстоянии от входа, с удрученным видом и закрытыми глазами, ожидая приговора.
Рюг наблюдал за ними, не говоря ни слова; только его большие уши, вместо того, чтобы быть неподвижными, вдруг начинали лихорадочно двигаться.
Совещание старейшин продолжалось долго.
Наконец, старик вышел из пещеры и направился к детям.
Но морщинистое чело его было совсем мрачно.
Отвечая на молчаливый вопрос, прочитанный им в тревожном взоре Рюга, он сказал:
— Огонь снова горит! Ожо может вернуться в жилище. Ему прощают, так как он еще ребенок. Ему еще нужна мать.
— О благодарю! — весело вскричал маленький Ожо.
Но сейчас же прибавил с отчаянием в голосе:
— А он, о Старейший? Что же он?
Ожо повернулся к Краку, ласково гладя его по плечу.
— Краку дарована жизнь. Он останется жив. Но старейшины вынесли следующий непреложный приговор: кто хоть однажды изменяет своему долгу в такие годы, когда уже можно рассуждать, тот может и позднее снова подпасть такому же искушению. Племя не должно и не может более полагаться на Крака; поэтому Крак изгоняется из племени. Пусть он уходит.
— Увы! — вздохнул Рюг.
— Молчи, Рюг. Старейшины сказали еще: снабженный оружием, одеждой и съестными припасами, Крак должен до окончания дня уйти далеко отсюда в лес. Пусть он ищет в той стороне, где восходит солнце, новую семью… Это ему дозволено.
Речь его была прервана стоном Крака. Старик отвернулся, но потом опять продолжал:
— Гелю и тебе, Рюг, поручено указать изгнаннику дорогу к соседним племенам. Никто не хочет, чтобы он заблудился в лесу или сделался добычей зверей. Завтра на заре Гель и ты, Рюг, должны возвратиться в пещеру.
— О учитель! Это ужасно! — пробормотал Рюг, — Крак так молод…
— Молчи, Рюг-большеухий. Откуда берется у тебя смелость оспаривать приговор старейшин? Даже мать Крака не осмелилась протестовать. Замолчи же, раб, и иди сейчас же к твоим повелителям! Они ждут тебя, чтобы дать последние указания. И ты, Ожо, иди за ним. Ну! Убирайся!
Пока старик говорил так сурово, Рюг удалялся, опустив голову и не говоря ни слова, а за ним ковылял и спотыкался Ожо, ничего не видевший сквозь слезы.
— О учитель! О дорогой и уважаемый Учитель! — вскричал Крак, когда они ушли: — о Старейший! Неужели я; не увижу тебя больше? Никогда не увижу?..
— Никогда, Крак, никогда! Но не забывай моих уроков и советов, если ты хоть когда-нибудь любил меня, потому что ты мне был всегда дорог. Я все открыл тебе, чтобы сделать из тебя откровенного, ловкого, осторожного и догадливого мальчика, который сумеет с твердым сердцем встретить всякую случайность в жизни. Не надо больше слез! Перенеси несчастье… храбро. Мужчина не должен плакать! Прощай! Я все сказал.
Крак склонился над рукой, которую ему протянул старец, поцеловал ее нежно и затем выпустил.
Когда он поднял голову, Старейшего уже не было.
Бедный Крак, несмотря на последние советы исчезнувшего друга, упал ничком на камни и смочил их горючими слезами, думая о матери, о братьях и маленьких сестрах, Маб и Он, о всех, кого он должен навсегда покинуть.
ГЛАВА VIIИзгнанник
Первые шаги изгнанника
Наступила ночь.
Гель и Рюг проводили Крака-изгнанника как им было приказано. А потом, при входе в лес, печально покинули его и вернулись обратно, наказав ему в последний раз перед уходом: во-первых, проводить каждую ночь на дереве, так как такого рода ночлег не может повлечь за собой ничего непредвиденного для ребенка; во-вторых, идти только при свете — утром в сторону солнца, днем имея солнце позади себя.
Крак, любимец Старейшего, — приученный им с самого раннего детства к постоянному наблюдению за природой, совсем не боялся заблудиться в лесу, хотя и был ребенком и находился вдали от родных.
Он думал о том, что силы его скоро иссякнут, что в случае борьбы со зверями или с людьми ему неоткуда ждать помощи, и что, при всей храбрости и уме, он должен неизбежно погибнуть, не отыскав других племен, к которым он теперь направлялся, с тем, чтобы просить у них приюта.
Крак шел, погруженный в самые мрачные размышления, и чтобы успокоить лихорадку, вызванную волнением, жевал корни, которые его научил распознавать и ловко откапывать Старейший.
Он шел, устремив глаза вперед, в сумрачную даль, стараясь что-нибудь рассмотреть в сгущающейся тьме. На плечах он нес маленький запас провизии, а в руках крепко сжимал солидный нож с каменным наконечником. Кроме того, в куске кожи, служившей ему поясом, было зашито еще несколько кремневых ножей.
Когда окончательно стемнело и наступила ночь, он остановился у подошвы громадной ели, избранной им для ночлега, и вскарабкался на нее с тем проворством, благодаря которому с самых ранних лет за ним утвердилось прозвище «разорителя гнезд».
Крак уселся на одной из верхних ветвей, поел, потом, вздохнув, вспомнил об Ожо, который спал теперь в пещере рядом с матерью, и, наконец, заснул.
Ночной посетитель
Но благодетельный сон продолжался недолго: мальчик вдруг почувствовал, как по его лицу и по рукам точно скользнул какой-то очень холодный ремень.
Крак вздрогнул сначала от необъяснимого прикосновения, но потом понял, что это змея, — сосед его по постели, — привлеченная теплотой его тела.
Только что Крак успокоился и опять заснул, как был снова разбужен непонятным шумом. На поляне, почти у самого дерева, на котором спал Крак, раздавалось какое-то пыхтенье и сопенье. Очевидно, пока Крак спал, на поляну прибыл какой-то ночной посетитель.
Крак никак не мог понять, кто это. Если это какой-нибудь зверь, то он должен издавать более понятные, свойственные ему звуки, кроме одного только пыхтенья и сопенья.
Мальчик очень боялся, что неизвестное животное почует его на дереве и захочет достать. А ведь неизвестно кто это, так как ничего не видно. Ночной посетитель легко мог принадлежать к числу животных, для которых деревья вполне доступны.
На всякий случай, Крак вооружился самым крепким, самым острым из своих кремней и стал храбро выжидать.
Пока Крак выжидал, дерево, на котором он сидел, вдруг сильно заколыхалось, словно его тряхнуло хорошим порывом ветра.
Но ветра не было, кругом было тихо.
И Краку вдруг пришла ужасная мысль: а что если под деревом стоит гигантский медведь в роде того, какого он видел на равнине Мертвых Сосен в вечер переселения крыс, и пытается влезть на дерево?
Только рычания не было слышно, хотя дерево и продолжало вздрагивать под прерывистыми ударами, а голодный медведь, когда чует добычу, всегда рычит.
Дерево продолжало сильно качаться, кто-то возился у подножия дерева, по-прежнему с сильным сопеньем и пыхтеньем. Крак решил терпеливо ждать, что будет дальше, и дождаться близкого уже рассвета.
Возня под деревом не прекращалась. К сопенью и пыхтенью присоединились еще какие-то тихие жалобные звуки. Продолжалось это довольно долго, потом затихло.
Но Крак уже не мог спать, он боязливо ждал рассвета.
Таинственное существо
Но вот, наконец, показалась заря.
И что же увидал Крак, когда стал осторожно осматривать окрестности дерева?
Он увидел распростертым на земле большое животное, необыкновенно странного вида. Оно казалось безжизненным, и Крак без всякого опасения слез с дерева. Он стал с любопытством рассматривать его.
Это громадное животное, неизвестное Краку, — животное, о котором Старейший говорил очень мало, описывая ему обитателей лесов, — был не кто иной, как большой ящер. Один из чудовищных предков — уже редких и во времена Крака — причудливых и жалких существ, которые известны нам под названием «отряда неполнозубых или беззубых». Последние представители этого семейства в наше время называются: «броненосцы» или «армадилы», они покрыты броней, как ракообразные, кроме того имеются еще «муравьеды» с длинной остроконечной мордой, которые питаются муравьями и «айи» или ленивцы, названные так за чрезвычайную медленность своих движений и за свой особенный крик. Это все животные безобидные, несмотря на их безобразие и на чрезвычайно длинные когти; питаются они, главным образом, насекомыми, которых захватывают издалека при помощи непомерно длинного языка, покрытого клейким веществом.
На спине и на голове животного в густой черной шерсти сидели плотные и очень широкие чешуйки, расположенные точно черепицы на крыше. Они образовывали нечто в роде крепкой и гибкой брони и служили единственным оборонительным оружием, когда животное, свернувшись в клубок, пыталось избежать, не подавая признаков жизни, нападений хищных зверей, снабженных острыми зубами.