Из арочного дверного проема в нижней части длинного здания ниже конца галереи выползла черная фигура, но дозорный ничего не заметил, потому что стоял спиной. Крадучись бесшумно, как кошка, фигура пробиралась вдоль темной стены, то и дело останавливаясь, а затем снова медленно приближалась к галерее, где вооруженный человек уныло расхаживал взад-вперед.
Дюйм за дюймом, фут за футом черная фигура – это был босой Одноглазый Ганс – кралась вдоль угла стены; дюйм за дюймом и фут за футом, все ближе и ближе к длинному ряду каменных ступеней, которые вели в крытую галерею. Наконец он оказался на нижней ступеньке лестницы. Как раз в этот момент дозорный подошел к самому концу галереи и остановился, опираясь на копье. Если бы он посмотрел вниз, то наверняка увидел бы неподвижно лежащего Одноглазого Ганса, но он смотрел вдаль, поверх высоких черных крыш, и не заметил неожиданного визитера. Минута проходила за минутой, один стоял, глядя в ночь, а другой лежал, прижавшись к стене; затем с усталым вздохом дозорный повернулся и медленно зашагал в дальний конец галереи.
Мгновенно неподвижная фигура поднялась и бесшумно и быстро заскользила вверх по лестнице.
В каждом конце галереи стояло по две грубые каменные колонны. Черная фигура скользнула за одну из них, прижалась к стене и застыла прямо и неподвижно, словно тени вокруг.
Дозорный шел по длинной галерее, его меч побрякивал в тишине в такт шагам.
В трех футах от неподвижной фигуры за колонной он развернулся и стал возвращаться. Тень отделилась от колонны и стала быстро красться за ним. Страж еще сделал шаг-другой, тень позади него на мгновение пригнулась, сжалась, затем, как молния, прыгнула вперед на свою жертву.
На лицо мужчины упала темная ткань, и в то же мгновение он с приглушенным грохотом полетел на камни. Затем последовала яростная безмолвная борьба в темноте, но каким бы сильным и крепким ни был дозорный, он не мог сравниться с Одноглазым Гансом, обладавшим нечеловеческой силой. Ткань, которую набросили на голову стража, была туго и надежно завязана. Затем его повалили лицом вниз, и, несмотря на яростное сопротивление, связали руки и ноги крепкой тонкой веревкой.
– Здесь отвратительно пахнет паленым рогом
Задача была выполнена. Ганс поднялся на ноги и вытер пот со смуглого лба.
– Послушай, братец, – прошептал он, прижимая что-то холодное и твердое к шее противника. – Знаешь, что это? Это широкий кинжал, и если ты сумеешь вытащить кляп изо рта и издашь хоть какой-нибудь звук, я воткну его тебе в глотку.
С этими словами он снова сунул нож в ножны, затем наклонился и поднял дозорного, перекинул его через плечо, словно мешок, и, сбежав по ступенькам так легко, как будто его ноша ничего не весила, понес ее к арочному дверному проему, из которого вышел некоторое время назад. Там, предварительно сняв с пленника все оружие, Ганс усадил его у стены.
– Ну, братец, – сказал он, – теперь нам будет легче разговаривать, чем там, наверху. Я скажу тебе откровенно, почему я здесь: я хочу найти место, где держат молодого барона Отто из Дракенхаузена. Если ты можешь сказать мне, прекрасно, если нет, я перережу тебе глотку и найду того, кто знает. А теперь, братец, не скажешь ли ты мне то, что я хочу узнать?
Дозорный слабо кивнул в темноте.
– Хорошо, – сказал Ганс, – тогда я вытащу твой кляп, чтобы ты мог мне сказать, только не забывай о моем кинжале.
После этого он развязал своего пленника, и тот медленно поднялся на ноги. Встряхнулся и огляделся по сторонам тяжелым, растерянным взглядом, словно только что очнулся от сна.
Его правая рука украдкой скользнула вниз, но ножны кинжала были пусты.
На лицо мужчины упала темная ткань
– Ну же, братец! – нетерпеливо сказал Ганс. – Время идет, а потерянного не воротишь. Покажи мне дорогу к молодому барону Отто или… – и он поточил сверкающее лезвие кинжала о свою ороговевшую ладонь.
Дальнейших приглашений не потребовалось; парень повернулся и пошел вперед. Обоих поглотила тьма, и на замок Труц-Дракен снова опустилась ночная тишина.
Глава XIКак был спасен Отто
Маленький Отто лежал на жесткой скамье в своей камере, ворочаясь в беспокойном лихорадочном сне; вдруг он ощутил на себе тяжелую руку, и голос прошептал ему на ухо:
– Барон, барон Отто, проснись, очнись, я пришел помочь тебе. Я Одноглазый Ганс.
Отто мгновенно проснулся и приподнялся на локте.
– Одноглазый Ганс, – выдохнул он. – Одноглазый Ганс… кто такой Одноглазый Ганс?
– Верно, – сказал тот, – ты не знаешь меня. Я доверенный слуга твоего отца и единственный, кроме его родственников, кто остался с ним в трудный час. Да, все покинули его, кроме меня, поэтому я пришел, чтобы помочь тебе выбраться из этого мерзкого логова.
– О, дорогой добрый Ганс! Если бы только ты мог! – воскликнул Отто. – Если бы только ты мог забрать меня отсюда. Увы, дорогой Ганс! Я устал и смертельно болен. – И бедный Отто расплакался.
– Да, да, – хрипло сказал Ганс, – это неподходящее место для ребенка. Можешь ли ты подняться, мой маленький хозяин? Ты сумеешь взобраться по веревке с узлами?
– Нет, – сказал Отто, – я никогда больше не смогу лазить! Смотри, Ганс. – И он сбросил с себя медвежью шкуру.
– Я ничего не вижу, – сказал верный слуга, – слишком темно.
– Тогда дотронься, – сказал Отто. – Вот здесь.
Ганс потянулся к этой бедной сжавшейся фигурке, чуть белевшей в темноте. Внезапно он отпрянул, рыча, как разъяренный волк.
– О, подлые кровавые твари! – вскричал он. – И они сделали это с тобой, с маленьким ребенком?!
– Да, – сказал Отто, – это сделал барон Генрих. – И снова заплакал.
– Ну-ну, – грубовато сказал Ганс, – не плачь больше. Ты уйдешь отсюда, даже если не сможешь подняться; я помогу тебе. Твой отец уже ждет здесь, под окном, и ты скоро будешь с ним. Ну-ну, перестань.
С этими словами Ганс снял кожаную куртку. Вокруг его тела виток за витком была намотана толстая пеньковая веревка с узлами через короткие промежутки. Он начал разматывать веревку, а когда закончил, то стал таким же худым, как прежде. Затем он вытащил из мешочка, висевшего у него на боку, моток шнура и свинцовое грузило с отверстием, – и то, и другое он принес с собой, чтобы использовать их сейчас. Он вдел конец шнура в отверстие, завязал, а затем, крутанув грузило над головой, швырнул его в высокое окно. Дважды оно возвращалось и падало на пол, но в третий раз вылетело между железными прутьями, унося с собой шнур. Ганс держал моток в руке и постепенно ослаблял шнур, когда тяжесть несла его вниз, к земле. Внезапно шнур перестал тянуться. Ганс дернул его и встряхнул, но он больше не двигался.
– Моли Небо, дитя мое, – сказал он, – чтобы груз достиг земли, ведь если этого не произойдет, мы, несомненно, погибнем.
– Я молюсь, – сказал Отто и склонил голову.
Затем, словно в ответ на его молитву, шнур дернулся.
– Смотри-ка, – сказал Ганс, – тебя услышали наверху, на Небесах.
Быстро и ловко он привязал шнур к концу веревки с узлами; затем дернул за веревку. В следующее мгновение те, кто был внизу, подтянули веревку к окну и спустили вниз. Отто лежал и смотрел, как веревка движется к окну и выползает в ночь, словно огромная змея, а Одноглазый Ганс держал другой конец, чтобы ее не вытянуло слишком далеко. Наконец «змея» остановилась.
– Хорошо, – пробормотал Ганс, как бы про себя. – Веревка достаточно длинная.
Он подождал несколько минут, а затем, потянув за веревку и поняв, что ее держат внизу, поплевал на руки и начал медленно подниматься к окну наверху.
Обхватив рукой железные прутья решетки, он сунул руку в сумку, висевшую у него на боку, и, вытащив напильник, принялся за работу, прокладывая путь через то, что теперь стояло между Отто и свободой.
Это была ужасно медленная работа, и Отто казалось, что Ганс никогда ее не закончит, пока, лежа на жесткой скамье, он наблюдал за склонившейся фигурой, черной на фоне неба. Время от времени напильник скрежетал, распиливая твердое железо, и тогда Ганс на мгновение замирал, но только, чтобы приняться за работу так же усердно, как раньше. Три или четыре раза он проверял результаты, но решетка все еще держалась. Наконец он уперся в нее плечом, и когда Отто посмотрел, то увидел, что прутья согнулись. Внезапно раздался резкий треск, и кусок решетки вылетел в ночь.
Ганс надежно обвязал веревку вокруг обрубка толстого железного прута, а затем снова соскользнул в комнату.
– Мой маленький господин, – сказал он, – как ты думаешь, если я возьму тебя на руки, ты сумеешь уцепиться за мою шею и держаться?
– Да, – ответил Отто, – думаю, что смогу.
– Тогда пойдем, – сказал Ганс.
С этими словами он наклонился и, осторожно подняв Отто с его грубой постели, затянул вокруг них обоих широкий кожаный ремень, крепко и надежно застегнув его.
– Тебе не больно? – спросил он.
– Не очень, – еле слышно прошептал Отто.
Затем Ганс поплевал на руки и начал медленно карабкаться по веревке.
Они добрались до края окна и на мгновение остановились, и Отто обнял за шею верного Ганса.
– Теперь ты готов? – спросил Ганс.
– Да, – ответил Отто.
– Тогда смелее, – сказал Ганс, повернулся и перекинул ногу через подоконник.
В следующее мгновение они повисли в воздухе.
Отто посмотрел вниз и ахнул.
– Матерь Небесная, благослови нас, – прошептал он, а затем закрыл глаза, чувствуя слабость и головокружение при виде ужасной глубины внизу. Ганс не произнес ни слова, а, стиснув зубы и обхватив ногами веревку, начал медленно спускаться, перебирая руками. Он спускался все ниже и ниже, а Отто, с закрытыми глазами, с головой на плече Ганса, думал, что спуск никогда не кончится. Ниже, ниже. Внезапно Отто почувствовал, как Ганс глубоко вздохнул, раздался легкий толчок, и мальчик открыл глаза; Ганс стоял на земле.
В следующее мгновение они повисли в воздухе