– Да, сэр, – сказал Джек.
– Отлично, тогда иди и помни, что я сказал.
Джек, отпущенный на волю, снова вышел из рубки на яркий солнечный свет. И только пройдя половину пути по наклонной палубе, он полностью осознал свою судьбу. Он ощутил почти что физическую боль. Джек резко остановился, ухватился за фок-мачту в приступе отчаяния, затем наклонился, перегнувшись через леер корабля. Затем в одно мгновение небо и океан слились воедино и растворились в ослепительном потоке, и горячие слезы ручьями потекли по его лицу. Он долго стоял, глядя на океан, и плакал. Никто не знал, что он делает, и он был так одинок, как будто стоял совсем один посреди пустой вселенной, а не на борту брига, где вокруг раздавались шаги и мужские голоса.
Когда Джек стоял там и плакал, глядя в лицо морю и небу, ему казалось, что в жизни нет ни надежды, ни радости, и что он никогда больше не сможет быть счастливым. Однако это было не так, и так никогда не бывает. Мы привыкаем ко всем горестям и неприятностям, которые приходят к нам. Уже на следующий день он начал привыкать к мыслям о своей судьбе. Он проснулся и немедленно осознал это. И весь день с ним был этот большой, маячащий фон преходящих событий его жизни, в то время как он помогал другим искупителям мыть палубы, топая босыми ногами по воде, все то время, как он стоял, перегнувшись через леер, безмолвно радуясь ощущению размаха и рывков ветра и воды, глядя за корму судна на кильватерный след, остававшийся позади, над которым парили, опускались и скользили черные птенцы матушки Кэри[5]. Таким образом, это присутствовало во всех событиях его жизни, но он больше не испытывал такого острого и горького отчаяния, какое охватило его в тот раз, когда он стоял там, взывая к небу и океану, спиной к команде корабля. Таким образом время быстро стирает острые края неприятностей, пока они не притупятся настолько, что больше не причиняют боли.
Команда каким-то образом узнала кое-что об истории Джека. В первый день, когда он вышел на палубу после штормовой погоды, в которую попал «Арундел», плотник Том Робертс спросил его, нет ли у него дяди-лорда. «Он баронет», – ответил Джек, и Робертс сказал, что так и думал, что он что-то в этом роде. В тот же день, когда Джек стоял в очереди вместе с остальными, ожидая обеда, плотник, подмигнув, прошел рядом с ним.
– Пойдем с нами, – сказал он, – и отведаешь грога за едой, – и Джек после минутного колебания с удовольствием последовал за ним к люку на баке, где часть команды сидела и ела на солнце, которое косо светило из-под фок-мачты. После этого он почти всегда обедал вместе с командой, и к концу путешествия это стало для него обычным делом.
Некоторые из моряков либо жили в колониях, либо плавали от одной к другой на каботажных судах, и Джек многое узнал от них о своем будущем доме. Сам Робертс два года проработал корабельным плотником в Бостоне, в провинции Массачусетс, а один моряк по имени Дред – Кристиан Дред – какое-то время обитал в Северной Каролине с Черной Бородой, знаменитым пиратом. Он был одним из людей пирата и плавал с прославленным морским разбойником на его легендарном корабле «Месть королевы Анны».
Во время путешествия Джек познакомился с Дредом лучше, чем с кем-либо на борту «Арундела», и еще до того, как они достигли Вирджинии, они стали очень близки. Дред был молчаливым, немногословным человеком, он редко с кем разговаривал и то, что должен был сказать, говорил как можно короче. Но он, казалось, был доволен дружбой Джека. Он много расспрашивал Джека о его прежней жизни, а в ответ многое рассказал о себе. Он сказал, что покинул Черную Бороду год назад и сдался после того, как король объявил о помиловании. Он всегда носил с собой свое «прощение», завернутое в промасленную кожу и висевшее у него на шее на веревочке, и однажды показал его Джеку, очень осторожно и бережно развернув промасленную кожу, а затем снова свернув ее с той же осторожностью, с какой открыл. Он сказал Джеку, что после того, как он сдался после Акта Милости, Черная Борода и другие пираты также сдались. Он сказал, что Черная Борода сейчас живет на ферме около Бата, в Северной Каролине и женился на красивой молодой девушке лет шестнадцати или около того. Однажды он сказал Джеку, что начал свое путешествие, как он это называл, из Нью-Йорка на одном из «торговцев Красного моря» в 95 году, и что с тех пор он «чувствует запах серы».
(Следует пояснить, что торговцами Красного моря были те, кто доставлял припасы, главным образом ром и порох, пиратам, которые тогда наводнили западное побережье Африки, обменивая свои товары на захваченную флибустьерскую добычу.)
Дред сказал Джеку, что ему было всего восемнадцать лет, когда он плавал по Красному морю. «Не намного старше, чем ты сейчас», – добавил он.
Однажды Дред, роясь в своей охотничьей сумке, достал связку из дюжины или около того звонких монет на серебряной проволоке. Он держал безделушку на вытянутой руке.
– Видишь монетки? – сказал он. – Я подарил эту цепочку испанке в Порт-Рояле, на Ямайке, а потом снова снял с ее шеи, когда она умерла от желтой лихорадки, и все боялись к ней приблизиться.
Джеку Дред очень нравился. Он не думал о нем как о кровожадном и злобном пирате. Ему не казалось, что его новый друг, в конце концов, сильно отличается от других людей – за исключением того, что с ним происходили удивительные приключения.
И все же Дред действительно был настоящим пиратом.
Ближе к концу путешествия он рассказал Джеку историю захвата английского корабля, который Черная Борода впоследствии использовал в качестве флагмана своего пиратского флота и который стал так знаменит под названием «Месть королевы Анны». Дред сыграл едва ли не самую важную роль в этой трагедии. Он рассказывал историю почти наивно и, похоже, не совсем понимал значение того, что сделал.
Они – пираты – плавали, по его словам, в Вест-Индии. Затем направились на север, пока не прибыли в Чарльстон. (Здесь он, между прочим, рассказал, как они блокировали город больше недели, останавливая и обыскивая все входящие и выходящие суда, и как они даже дерзко отправились в город в поисках ящика с медикаментами). Покинув Чарльстон, они, по его словам, отплыли от берега на двух шлюпах и барке, которые они захватили. Они «ничего не приобретали», как он выразился, пока однажды утром не увидели парус, оказалось это вооруженный корабль водоизмещением около шестисот или семисот тонн, направлявшийся, по-видимому, к мысам Чесапикского залива.
Подойдя к судну на расстояние оклика, они приказали ему лечь в дрейф. Но судно этого не сделало, и произошла перестрелка, прежде чем оно, наконец, сдалось. На борту корабля был только один пассажир, молодой джентльмен из Вирджинии, мистер Эдвард Паркер, который учился в колледже в Англии и теперь возвращался домой, закончив образование. Дред сказал, что второй помощник капитана захваченного судна, которому угрожал Черная Борода, сказал пиратам, что у молодого джентльмена имеется сундук с деньгами и векселя ювелиров. Услышав это, Черная Борода и двое или трое пиратов побежали на корму в каюту, но обнаружили, что молодой джентльмен заперся и отказывается выходить.
После безуспешных переговоров пираты попытались взломать дверь, но она была заперта изнутри, и молодой джентльмен сразу же начал стрелять в них через стены-переборки. Двое пиратов были застрелены.
– Одним из них, – сказал Дред, – был Абрахам Доллинг, и он был так сильно ранен в шею, что нам пришлось оттащить его за ноги, и он умер немного позже у подножия кормового штормтрапа.
Собственную роль в последовавшей трагедии Дред изложил примерно так.
– Видя, что своими действиями мы ничего не добились, я забрался на палубу полуюта, думая взглянуть на моего молодого джентльмена через верхний световой люк. Но нет, он перекрыл люк матрасами с капитанской койки. И тогда я прошел через палубу полуюта к фалам. Лодка была отстрелена от подветренной шлюпбалки нашим огнем, и тросы свободно свисали с фалов. Я связал их вместе и спустился со шлюпбалок с помощью одной руки, в другой был пистолет. Я держался в стороне, пока не оказался достаточно низко, а затем заглянул в кормовое окно. Там я мог видеть моего молодого джентльмена в капитанской каюте, стоящего рядом с дверью, и теперь я вижу его так же ясно, как вижу вот эту свою руку. Он подтащил к двери пару матросских сундучков, поставил на них доску с капитанской койки и подпер ее столом. Он был в рубашке с закатанными рукавами и в каждой руке держал по пистолету. Капитан корабля разговаривал с ним с другой стороны двери, говоря, что ему лучше сдаться и отдать деньги, и я слышал, как мой молодой джентльмен клялся всем святым, что он никогда этого не сделает. Голова его была повернута в другую сторону, и он не видел меня, поэтому я влез в окно. Но я не успел ступить на пол, как он внезапно развернулся, как молния, и прежде чем я понял, что он делает, – бах! – стреляет из пистолета прямо мне в голову. Я почувствовал свист пули, которая врезалась в буфет прямо у меня за спиной. Затем, видя, что промахнулся, он вскидывает другой пистолет, и ясно, что либо он, либо я. Тут я уже не мешкал, и он свалился на сундук у двери.
– Он был мертв? – спросил Джек.
– Думаю, что да, – ответил Дред. – По крайней мере, он был мертв еще до того, как мы вытащили его из каюты.
Дред рассказал эту историю Джеку однажды днем, когда они сидели вместе под леером подветренного бака, а затем показал ему «прощение» в кожаном мешочке, висевшем у него на шее.
В дружеской обстановке наедине Джек много говорил с Дредом о своих собственных перспективах, и новый друг посоветовал ему покориться своей судьбе.
– В конце концов, – сказал он, – пять лет не так уж и долго – не так долго, как смерть. К тому же ты многое узнаешь о мире, а потом вернешься домой.
И вся эта замысловатая логика даже как-то утешила Джека.