нь белом парике, одетый в строгую черную одежду священника с двумя гладкими, чистыми, накрахмаленными белыми полосками из тонкого полупрозрачного льна. Мадам Паркер и ее гости сидели за игрой в рафф. Мисс Элеонора Паркер играла на спинете, плавно, но в определенных местах с напряжением, а затем спотыкаясь на более сложных пассажах, к которым она иногда возвращалась и повторяла их. Четверо разыграли свою игру, не говоря ни слова, а затем, когда была взята последняя взятка, оставили свою сдержанность и заговорили непринужденно.
– В этот раз, я думаю, было два онёра, – сказал мистер Картрайт мадам Паркер, которая была его партнершей.
– Да, – подтвердила она, – я держала даму и туза, а вы валета.
– Тогда это дает нам четыре очка, – сказал мистер Картрайт, записывая.
– Странно, насколько плохие мне идут сегодня карты, – сказал преподобный. – Третья раздача без единой старшей карты.
Он открыл свою табакерку и предложил ее мадам Паркер, а затем остальным, сам, наконец, употребил глубокую и энергичную понюшку, а затем со щелчком захлопнул крышку. Мадам Паркер и ее партнер улыбались с веселым добродушием победителей.
– Честное слово, Элеонора, – сказала мадам Паркер, – я бы хотела, чтобы ты не играла так громко; у меня сегодня нервы на пределе, и я не могу сосредоточиться на игре.
Молодая леди ничего не ответила; она даже не обернулась, но продолжила играть в более приглушенной тональности.
– Это не леди Бетти Аркрайт сидела на вашей скамье в прошлое воскресенье, мадам? – спросил пастор мадам Паркер, тасуя карты.
– Да, она, – ответила мадам Паркер. – На прошлой неделе она приехала из Уильямсберга, а вчера вернулась с полковником Паркером.
– Я так и думал, что не перепутал, – сказал преподобный Джонатан, – и это действительно была она. Видно, что она хорошо воспитана, не так ли, мадам?
– Да, она достаточно хороша, – сказала мадам Паркер, – но ей далеко до ее прекрасно воспитанной сестры, леди Мейхерст.
Преподобный джентльмен ответил только почтительной улыбкой и полупоклоном. Он поднял свои карты и быстро просмотрел их, а затем в тишине начался еще один кон игры.
Вскоре юная леди перестала играть и принялась перелистывать страницы нотной тетради.
В этой тишине внезапно раздался громкий и сильный стук в наружную дверь холла. Мадам Паркер вздрогнула.
– Кто бы это мог быть? – спросила она, нервно складывая свои карты, держа их лицевой стороной вниз и оглядывая остальных за столом.
Все игроки сидели и слушали, а мисс Элеонора слегка повернулась на своем табурете. Было уже очень поздно для посетителей, и негры некоторое время назад закрыли дом.
– Похоже, что что-то срочное, – сказал мистер Картрайт. – Может быть, полковник Паркер прислал сообщение.
– Не знаю, почему бы он стал посылать сообщение, – сказала мадам Паркер. – Надеюсь, он не заболел. Но это вряд ли, потому что у него не было приступов подагры уже более трех месяцев, и никаких признаков того, что она вернется снова.
Они слушали, как негр пересек холл, чтобы ответить на стук. Послышался звон цепочки и поворот ключа. Дверь открылась. Игроки в карты услышали мужской голос и ответ негра. Затем снова мужчина, а затем снова негр – на этот раз говоривший, как показалось, довольно нетерпеливо. Затем раздалось резкое восклицание, а затем звук, как будто кто-то сильно толкнул дверь, и наступила тишина. В этих звуках было что-то необычное, что-то очень тревожное.
– Что это было? – резко спросила мадам Паркер, и в ее голосе прозвучала острая тревога.
Как бы в ответ послышался шаркающий звук множества ног, пересекающих холл. Мистер Картрайт поднялся со своего места, а преподобный Джонатан Джонс повернулся на стуле. В следующее мгновение в комнате оказались трое или четверо мужчин с зачерненными лицами. На том, кто шел впереди, были широкие матросские брюки, атласный жилет, камзол и шляпа, отделанная золотой тесьмой. Его лицо было завязано носовым платком, но было видно, что в ушах у него золотые серьги.
– Не бойтесь, – сказал он резким, хриплым голосом, – с вами ничего не случится, если вы будете вести себя тихо и не шуметь. Но я не потерплю никакого шума, слышите?
Три дамы сидели, уставившись на говорившего широко раскрытыми глазами, затаив дыхание от ужаса. Вошедшие молча стояли в дверях, каждый был вооружен парой пистолетов. Было что-то особенно ужасное в их молчании, в их зачерненных лицах, в их губах, красных по контрасту с закопченной кожей, в белках их глаз, которые, когда они моргали, погружались во тьму, а затем снова становились белыми.
– Что вам нужно? – спросил мистер Картрайт. – Кто вы? Чего вы хотите? – Он сильно побледнел, но голос его прозвучал твердо и раскатисто, без малейшей дрожи.
Незнакомец, хотя и был вооружен, не держал в руке никакого оружия. Он прошел немного дальше в комнату.
– Вы видите, что у меня нет ничего, что заставило бы вас бояться меня! – сказал он, раскрывая ладони. – Чтобы вы могли видеть, что я не желаю вам зла. Но послушайте! Не должно быть никакого шума, никаких криков, вы понимаете, никаких призывов на помощь. Пока вы будете сидеть тихо, никому из вас не будет причинено вреда – ни мужчине, ни женщине.
– Ах ты, негодяй! – воскликнул мистер Картрайт с нарастающим раздражением. – Что ты имеешь в виду, придя сюда таким образом, ворвавшись в дом полковника Паркера, грубя и угрожая? Ты понимаешь, где находишься? – Он отодвинул свой стул, встал и оглядел комнату, как будто искал какое-то оружие.
– Полно, полно, сэр, – резко сказал предводитель отряда и хлопнул ладонью по рукоятке одного из своих пистолетов. – Не создавайте себе проблем, сэр. Я говорю, что никто не пострадает, если вы не станете создавать себе проблем. Но если вы это сделаете, говорю вам прямо, будет только хуже. У меня снаружи два десятка человек, а вы вообще ничего не можете сделать, и если вы создадите какие-то проблемы, вас пристрелят, и ничего хорошего из этого не выйдет. Я скажу вам, зачем мы пришли, но прежде всего я хочу, чтобы вы ясно поняли, что мы не причиним никакого вреда молодой леди, и что с ней ничего плохого не случится. А теперь я расскажу вам, зачем мы пришли. Молодая госпожа Паркер должна пойти с нами.
Едва эти слова слетели с его губ, как мадам Паркер вскочила со стула с громким отчаянным криком. Затем она снова упала на него, хватаясь за стол, опрокинув одну из свечей и рассыпав в беспорядке карты по полу. Остальные дамы вскрикнули мгновенным эхом, душераздирающий крик разнесся по дому. Мисс Элеонора Паркер подбежала к матери и уткнулась лицом ей в колени.
– Ты негодяй! – взревел мистер Картрайт и, схватив опрокинутый тяжелый подсвечник, со всей силы швырнул его в голову пирата. Чернобородый пригнулся, и подсвечник, пролетев мимо его головы, с грохотом ударился о стену.
– Что вы делаете? – взревел он, когда мистер Картрайт схватился за другой подсвечник. – Не трогайте этот подсвечник! Ну! Не делайте этого!
В следующее мгновение он, бросившись на мистера Картрайта, обхватил его. Тот снова и снова наносил удары нападавшему, пытаясь освободиться. На какое-то мгновение он почти вырвался. Люди у двери бросились на помощь своему предводителю. С грохотом опрокинулся стул, и в следующее мгновение эти двое споткнулись об него, упали и покатились под стол.
Мистер Джонс, с мертвенно-бледным лицом и вытаращенными от ужаса глазами, оттолкнул свой стул и встал, отступая от этих двоих, пока они боролись и молотили друг друга, а дамы продолжали пронзительно кричать.
– Пусти! – прорычал капитан пиратов, почти задыхаясь, под столом. – Пусти! Сюда… Мортон… Дред… этот дьявол душит меня! А! Пусти!
Люди, прибежавшие к нему на помощь, попытались оттащить их друг от друга, а дюжина или больше, все с зачерненными лицами, вбежали в комнату как раз в тот момент, когда их разняли. Капитан пиратов вскочил на ноги, растрепанный и взбешенный. Прежде чем подняться, он снова завязал лицо носовым платком. Затем встал, ощупывая горло и оглядываясь вокруг. Мистер Картрайт лежал на полу, его удерживали двое или трое мужчин. Губа у него была рассечена и кровоточила. Он хрипло дышал, а лицо было искажено яростью. Время от времени он предпринимал тщетные попытки высвободить руку.
– Я все равно не понимаю, что с вами, – прохрипел капитан пиратов, – кричите и деретесь подобным образом. Клянусь богом! – сказал он мистеру Картрайту, лежавшему на полу. – Похоже, вы свернули мне кадык. Я говорю вам, – обратился он к мадам Паркер, бледной и измученной, которая сидела, съежившись от ужаса, глядя на него снизу вверх, – говорю вам, и повторяю еще раз, что не желаю никакого вреда ни вам, ни молодой леди. Она должна пойти со мной, и это все. Говорю вам, что буду хорошо заботиться о ней, и она будет на попечении женщины, которая знает, как о ней позаботиться, и как только его честь полковник решит заплатить за ее возвращение, она вернется. У меня есть хороший корабль здесь, у берега, и с ней ничего не случится. Ее не будет всего месяц или около того, а потом ее привезут обратно в целости и сохранности. Теперь, если она хочет взять с собой какую-нибудь смену одежды, ей лучше собраться. Вы понимаете меня, мадам?
Мадам Паркер, в колени которой уткнулась лицом дочь, продолжала сидеть, глядя на капитана пиратов. Ее губы чуть шевельнулись, затем она прошептала, задыхаясь.
– Да, понимаю.
– Что вы говорите, мадам? Я вас не слышу.
– Понимаю, – повторила она чуть громче, когда он наклонился вперед через стол, чтобы услышать ее.
– Что ж, мадам, – сказал он, – я рад, что вы понимаете, потому что я хочу, чтобы молодой госпоже было как можно комфортнее, и если вы не достанете ей что-нибудь из одежды, ну, чтобы ей было удобнее, мне придется забрать ее прямо так. А теперь, мадам, не соберете ли вы какую-нибудь одежду? Может быть, вы отправите за ними одну из ваших чернокожих женщин.
Мадам Паркер сидела, не двигаясь, и смотрела на него, капитан пиратов стоял и смотрел на нее.