– Я слышал, что все пираты в тюрьме в Уильямсберге, – сказал Джек.
– Да, – сказал лейтенант, – и тебе повезло, что вовремя сбежал, иначе тоже мог бы быть там.
И тут Джек расхохотался.
Лейтенант представил Джека своим собратьям-офицерам с «Лайма», и Джек часто поднимался на борт военного корабля, иногда завтракать и почти всегда ужинать. Всем офицерам он, казалось, нравился, и однажды капитан Сент-Клер почти час принимал его в каюте за бутылкой мадеры. Жизнь на борту военного корабля была для Джека в новинку, и он не терял живого интереса к очарованию широких, длинных палуб, таких безукоризненно чистых, к высоким мачтам, к лабиринту такелажа, к длинному двойному ряду пушек, к жизни, которая кипела наверху и внизу – матросам, морским пехотинцам, часовым, расхаживающим взад и вперед, и время от времени отблески солнца сверкали на стволах мушкетов или латунной отделке снаряжения.
Ему было очень приятно и радостно, что о нем так заботятся на борту большого военного корабля, и он почти все время проводил со своими новыми друзьями. Среди них были дикие бесшабашные рубаки – люди, привычные к порочности мира, которые иногда пели песни и рассказывали после обеда истории, которые не всегда подходили для ушей юноши. В частности, один красивый пустоголовый молодой человек, который, казалось, испытывал особую симпатию к Джеку, сыпал шутками и остротами, которые, хотя и заставляли Джека смеяться, вряд ли того стоили. Но натура Джека была слишком честной и слишком крепкой, чтобы дать почву для каких-либо похотливых мыслей.
На второй или третий день своего пребывания в Джеймстауне он и лейтенант Мейнард вместе поехали в Уильямсберг, чтобы навестить заключенных пиратов. Получив разрешение, они направились прямо в тюрьму, и надзиратель впустил их в арестантскую, где содержались пираты.
Они все толпились в одной комнате – и раненые, и невредимые. Сначала Джек с трудом переносил тяжелый, зловонный запах этого места, но сами заключенные, казалось, совершенно не замечали его. Там было довольно много тех, кто был ранен и теперь лежал там, и никто не обращал внимания на их страдания, один человек, с повязкой вокруг головы, выглядел очень бледным и больным, а другой лежал лицом к стене, совершенно безмолвный все время, пока Джек был там.
– Да это же Джек Баллистер! – воскликнул один из мужчин, как только Джек появился в дверях.
Это был Нед Боллз – молодой парень примерно одного возраста с Джеком, который был ранен в плечо, когда пираты захватили французский барк.
– Ну, Джек, – сказал он затем, – экий ты франт, прямо благородный джентльмен!
Джек рассмеялся. Все они столпились вокруг него, кроме Хэндса и человека с раненой головой, а также того, кто лежал неподвижно, повернувшись лицом к стене. Хэндс сидел в углу на полу и курил трубку, его хромая нога была вытянута прямо перед ним. Он не сказал ни слова приветствия посетителю. На всех заключенных были надеты наручники и ножные кандалы. Некоторые обмотали кандалы тряпками, чтобы лодыжки и запястья не натирало грубое железо. Все они, казалось, были очень рады видеть Джека, очевидно, радуясь любому разнообразию в монотонности своего заключения.
– Что ж, Джек, – сказал один из мужчин, по имени Дик Стайлз, – я тебе вот что скажу: тебе повезло, что ты сейчас здесь, живой и невредимый. Вы были на волосок, когда вошли в залив впереди нас. Пробыли б там еще минуту, и тебя бы здесь не было.
– Значит, бедняга Крис Дред мертв, а? – выкрикнул другой.
– Да, – сказал Джек, – вы его погубили.
– Ну, Джек, – сказал один из мужчин, – тебе повезло, когда ты сбежал. Думаю, теперь ты женишься на ее юной светлости, не так ли?
Они все разразились смехом. Джек тоже смеялся, но чувствовал, что краснеет, и сознавал, что лейтенант Мейнард стоит в дверях, прислушиваясь к тому, что говорится.
– Вот что я тебе скажу, Джек, – сказал один из мужчин. – Ты теперь такой большой, благородный джентльмен, что должен замолвить доброе слово за своих старых друзей. Говорят, наш суд состоится на следующей неделе, и ты, ради прежних времен, должен попросить для нас прощения у твоего нового друга губернатора, – и тут все начали смеяться.
– Хэндс говорит, он знает что-то, что спасет его собственную шею, – сказал голос.
– Да, – откликнулся Хэндс с того места, где сидел на полу, – они не посмеют меня повесить. Я знаю то, что знаю, и они не причинят мне вреда. Я не боюсь.
Джеку показалось очень странным, что они, похоже, так мало думают о приближающемся судебном процессе и неизбежном результате, который должен последовать. Все они должны были знать, чем именно закончится суд, поскольку губернатор был полон решимости сделать суд показательным на благо всех других потенциальных пиратов, они, казалось, больше думали о скуке своего нынешнего заключения, чем о чем-либо другом.
– Послушай, Джек, – сказал один из них, – у тебя есть с собой деньги? Всего два пенса или около того, чтобы купить пачку табаку, я уже два дня не курил. – Это был молодой Боллз.
– У меня при себе шесть пенсов, – сказал Джек, – и это все. Но возьми, пожалуйста.
– Не отдавай все Боллзу, – сказал Солтер. – Можно подумать, ему хуже, чем всем нам.
Когда они вместе шли по улице, лейтенант Мейнард спросил Джека, что имел в виду Хэндс, когда говорил с ним.
– О чем ты спрашиваешь? – сказал Джек. – Я не помню, что он сказал.
– Ну, – сказал лейтенант, – говорят, он всем заявлял, что губернатор никогда его не повесит, и что он знает что-то о полковнике Паркере, что спасет его шею, и что его не посмеют повесить.
– Он так говорит? – сказал Джек. – Да, теперь я действительно вспомнил, что он мне сказал, хотя в то время я об этом не думал. Но он ничего не знает о полковнике Паркере – это он говорил о мистере Ричарде Паркере.
– О мистере Ричарде Паркере? – спросил лейтенант. – Ты, стало быть, знаешь? Так в чем там дело, Джек?
Джек колебался секунду или две.
– Я не думаю, что мне следует что-либо рассказывать об этом, – сказал он. – Я думаю, полковник Паркер предпочел бы, чтобы я ничего вам не говорил об этом.
– Чепуха! – возразил лейтенант Мейнард. – Почему бы тебе не сказать мне? Я не скажу об этом ни одной живой душе. Так что там насчет мистера Ричарда Паркера?
И Джек рассказал ему.
Лейтенант слушал очень тихо и внимательно, пока они шли рядом.
– О чем ты говоришь? – воскликнул он. – Конечно, если этот злодей Хэндс знал о чем-то вроде заговора мистера Ричарда Паркера, у него достаточно оснований полагать, что полковник Паркер не захочет, чтобы об этом стало известно. Я всегда недолюбливал Дика Паркера, но каким же он должен быть отъявленным негодяем! Невероятно, что человек, рожденный джентльменом, может быть таким мерзавцем. Но я скажу тебе, что это такое, мастер Джек, – это очень серьезный секрет. Тебе лучше держать его при себе покрепче и ни гугу ни одной живой душе.
Пока лейтенант говорил, Джека внезапно охватило тяжелое чувство, что он поступил очень глупо, заговорив о таких вещах со сравнительно незнакомым человеком. Он шел молча, испытывая то необычайно горькое чувство, которое, быть может, знакомо каждому, – чувство, что мы выдали чужой секрет постороннему.
Вскоре ему было суждено почувствовать себя еще более неловко из-за этого. Ибо почти сразу по возвращении в Мальборо его позвали в кабинет полковника Паркера. Полковник Паркер только накануне получил пакет из Уильямсберга – длинное письмо от губернатора Споттисвуда, к которому прилагалось заявление Хэндса, и он сразу же, почти сразу, как только Джек вошел в комнату, начал говорить о том, что его беспокоило.
– Скажи мне, – сказал он, – ты знаешь что-нибудь о том, как Нелли увезли из Мальборо?
– Что вы имеете в виду, сэр? – спросил Джек, и его сердце забилось сильнее.
Он очень хорошо понял, о чем говорил полковник Паркер.
– Я имею в виду, – сказал полковник Паркер, – знаешь ли ты что-нибудь о том, кто надоумил этого пирата Черную Бороду похитить бедняжку Нелли? Он сделал это по собственной воле, или ты слышал, что кто-то подговорил его сделать это?
Джек поколебался, потом сказал.
– Да, сэр, я слышал, что кто-то подговорил его сделать это.
– Что ты слышал? – спросил полковник Паркер. – Ну же, говори прямо и расскажи мне только то, что ты знаешь.
– Там, – сказал Джек, – в Бате, говорили, то есть, те, кто приходил к пирату в дом, говорили, что… что мистер Ричард Паркер знал о том, что мисс Нелли увезли. Я сам ничего об этом не знаю, но они все так говорили. Я знаю, что Черная Борода написал три или четыре письма мистеру Паркеру, пока молодая леди была там, и я слышал, как они не один раз говорили, что мистер Паркер знал, что ее забрали из дома и куда ее увезли, и что он был в этом замешан.
Полковник Паркер сидел, облокотившись на стол и приложив ладони ко лбу. Он пристально смотрел на Джека. Он еще долго молчал после того, как Джек договорил.
– Ну, – наконец сказал он, – и что дальше? Что еще ты знаешь?
И Джек продолжил:
– Я слышал, как Черная Борода снова и снова говорил, что это мистер Паркер спланировал, как ее следует забрать, и что он должен был заставить вас заплатить за то, чтобы вернуть ее обратно. Мистер Найт, секретарь, тоже написал три или четыре письма и отправил их мистеру Паркеру, и говорили, что мистер Паркер должен показать письма вам. Но ни на одно из них не было получено ответа. Потом, вскоре, все они начали думать, что, возможно, он – то есть мистер Паркер – хотел, чтобы она вообще больше не возвращалась.
– Ты уверен во всем, что сказал мне? – спросил полковник.
– Я уверен, что именно это я и слышал, – сказал Джек. – Об этом говорили там, в доме, Черная Борода и остальные, точно так же, как разговаривают о домашних делах. Они не пытались скрыть это дело или держать его в секрете от меня, но всегда говорили об этом, как будто все так и было.
И снова полковник Паркер сидел молча, а Джек, стоя там, и все время жалел – о, с какими муками самобичевания! – что он рассказал об этом лейтенанту Мейнарду. Он с тяжелым чувством думал о том, что сказал бы полковник Паркер, если бы узнал, что он открыл эту тайну постороннему, лейтенанту. Затем полковник Паркер внезапно заговорил.