— Тс, Лукас! Прислушайся!
Лукас замер. И тут они услышали, как эхо возвращается с другого конца ущелья. Вначале тихо, потом все громче, нарастая:
— Совсем тихо! — Совсем тихо!! — Совсем тихо!!!
Теперь это был не одиночный голос Джима, а будто сто Джимов говорили наперебой.
Тут эхо опять развернулось и стало удаляться на другой конец ущелья.
— Вот это да! — прошептал Джим. — Эхо возвращается и, кажется, умножается.
Тут как раз подоспело издали другое эхо:
— Что это? — Что это? — Что это? — Теперь это была уже целая толпа Джимов, попеременно то справа, то слева. Эхо добежало до края ущелья и повернуло обратно.
— Да, — шепнул Лукас, — весело будет, если так и дальше пойдет.
— Почему? — тихо спросил испуганный Джим. Ему не очень-то приятно было, что его голос разгуливает сам по себе да еще и умножается.
— А представь себе, — приглушенно сказал Лукас, — что будет, когда Эмма в этом ущелье загрохочет. Это же получится целый вокзал.
Тут как раз вернулось третье эхо зигзагом от скалы к скале:
— Лишь эхо — лишь эхо — лишь эхо, — кричали тысячи Лукасов.
Потом все эти голоса снова отправились назад.
— Как это получается? — шепотом спросил Джим.
— Трудно сказать, — ответил Лукас. — Надо это исследовать.
— Чу! — шепнул Джим. — Снова возвращается!
Это первое эхо набегало издали, чудовищно усилившись.
— Совсем тихо! — Совсем тихо! — Совсем тихо! — ревели десять тысяч Джимов так, что можно было оглохнуть.
Когда эхо удалилось, Джим еле слышно пролепетал:
— Что будем делать, Лукас? Оно ведь становится все страшнее.
Лукас шепотом ответил:
— Боюсь, делать нечего. Надо скорее проскочить это ущелье.
Снова вернулось это «что это»? — сто тысяч орущих Джимов. Земля под паровозом задрожала, и Джим с Лукасом зажали уши.
Когда эхо ушло, Лукас быстро и решительно открыл ящик в кабине и достал восковую свечу, размякшую от близости парового котла. Он отщипнул кусочек воска, скатал два шарика и дал Джиму:
— Залепи уши, а то полопаются барабанные перепонки! И не забывай открывать рот!
Джим быстро запечатал уши, и Лукас сделал тоже самое. Оба прислушались, но гром приблизившегося эха едва различили.
Лукас довольно кивнул, подмигнул Джиму, подбросил в топку угля, и они на полном пару въехали в проклятое ущелье. Дорога была гладкая, и они понеслись вперед на хорошей скорости — правда, в сопровождении грохота паровоза.
Чтобы понять, что произошло потом, надо знать устройство Долины Сумерек.
Стены скал стояли так, что звук отражался от них туда и сюда, но никогда не выходил из узкого ущелья наружу. Он возвращался к своей исходной точке и снова проделывал тот же путь, при этом образуя новое эхо, а оно в свою очередь свое эхо. Голосов получалось все больше, они звучали все громче, складываясь вместе. И если такое получалось из обыкновенных голосов, то что же будет из грохота паровоза?
Впрочем, может возникнуть вопрос, почему тут было так тихо при появлении Лукаса и Джима?
Ведь даже малейший шорох, когда-то прозвучавший в ущелье, должен был постепенно разрастись в ужасающий грохот, не имея выхода и все время умножаясь в этом резонаторе?
Да, это был бы очень умный вопрос, настоящий исследовательский и научный.
Ход рассуждений правильный, и появись друзья в ущелье двумя днями раньше, они бы еще застали ужасный гул. Он возник из нескольких шорохов, со временем разросшихся до грохота. Например, если мяуканье котенка усилить в сто двадцать тысяч раз, чириканье воробья — в миллион раз, а шорох упавшего камешка — в семьсот миллионов раз — то можно представить, как это зазвучит.
Но куда же подевался весь этот грохот?
Разгадка кроется — в дожде! Всякий раз, когда идет дождь, на каждой капельке оседает часть эха. И Долину Сумерек промывает от шумов. За день до появления Лукаса, Джима и Эммы как раз прошел ливень, и в ущелье не осталось ни шумочка.
Но вернемся же к нашим друзьям, которые на полном ходу мчатся сквозь ущелье.
Путь оказался длиннее, чем рассчитывал Лукас. Когда примерно на половине дороги Джим случайно оглянулся, то увидел такое, что и у взрослого мужественного человека побежали бы по телу мурашки от ужаса!
Если бы паровоз все еще находился в начале ущелья, он был бы уже погребен под грудами камней. Потому что стены скал позади них обрушивались с обеих сторон. Джим видел своими глазами, как справа и слева откалывались целые пласты, словно взорванные, как начинали шататься высокие вершины, оседали и заполняли Долину Сумерек обломками и осыпями. Со скоростью вихря беда мчалась вдогонку за паровозом.
Джим вскрикнул и дернул Лукаса за рукав. Лукас обернулся и вмиг оценил всю опасность, нависшую над ними. Не колеблясь и не раздумывая, он рванул на себя небольшой красный рычаг, над которым была надпись: «Аварийный рычаг! Использовать в чрезвычайных случаях!»
Лукас не трогал этот рычаг уже много лет и не знал, сможет ли Эмма в ее годы выдержать такую сверхнагрузку. Но выбора не было.
Эмма почувствовала сигнал и издала пронзительный свист, который должен был означать: я поняла! И тотчас стрелка спидометра поползла вправо, отклоняясь все дальше и дальше; вот она перевалила за красную черточку с надписью «предельная скорость» и продолжала ползти туда, где уже и делений не было, вот она уже за пределами шкалы, вот ее уже не видно, и тут спидометр взорвался, разлетевшись на куски.
Как им это удалось, Джим и Лукас впоследствии и сами не могли объяснить, но от гибели они ускользнули. Паровоз вылетел из жерла ущелья, как пушечное ядро, как раз в то мгновение, когда вершины последних скал откололись и были уже в падении.
Лукас отпустил красный рычаг. Эмма покатилась медленнее, и потом они почувствовали толчок. Паровоз выпустил весь пар и остановился. Эмма не дышала и вообще не подавала никаких признаков жизни.
Лукас и Джим выпрыгнули из кабины, вынули воск из ушей и оглянулись.
Позади них высились горы Корона Мира, а на месте ущелья, через которое они проехали, поднималась громадная красная туча пыли.
Когда-то на этом месте была Долина Сумерек.
Четырнадцатая глава, в которой Лукас узнает, что без Джима ему пришлось бы туго
— Смотри-ка, обошлось! — сказал Лукас, сдвигая кепку на затылок и вытирая пот со лба.
Джим, все еще дрожа от пережитого страха, сказал:
— Кажется, больше уже никто не сможет попасть в Долину Сумерек.
— Да, — серьезно ответил Лукас. — Долины Сумерек больше нет.
Потом он набил свою трубку, раскурил ее, выпустил облако дыма и задумчиво продолжил:
— Самое главное во всей этой истории то, что мы не сможем вернуться назад.
Об этом-то Джим и не подумал.
— О господи! — сказал он испуганно. — Но ведь нам надо домой!
— Да, да, — ответил Лукас. — Придется искать другую дорогу.
— А где мы, собственно, находимся? — робко спросил Джим.
— В пустыне. Кажется, это и есть Край Света.
Солнце зашло, но было еще достаточно светло, чтобы увидеть бесконечную равнину, плоскую, как столешница. Вокруг не было ничего, кроме песка, камней и осыпей. Далеко на горизонте торчал одинокий кактус, как громадная растопыренная пятерня, чернея на фоне сумрачного неба.
Друзья оглянулись к красно-белым горам. Туча пыли немного осела, и стало видно заваленную Долину Сумерек.
— Как это случилось? — спросил Джим.
— Наверно, грохот паровоза так усилился, — ответил Лукас, — что стены обрушились.
Он повернулся к Эмме, похлопал ее по боку и ласково произнес:
— Отлично ты управилась, моя старушка!
Эмма помалкивала и все еще не подавала признаков жизни. Только тут Лукас заметил, что с ней не все ладно.
— Эмма! — испуганно вскрикнул он. — Эмма, хорошая моя, что с тобой?
Но паровоз не шелохнулся. Не было слышно ни малейшего вздоха.
Лукас и Джим тревожно переглянулись.
— Ах ты боже мой! — начал заикаться Джим. — Если Эмма сейчас…
Он не осмелился договорить до конца.
Лукас сдвинул свою кепку и пробормотал:
— Вот тебе и на!
Они быстро достали ящик с инструментами. Там были всевозможные гаечные ключи, отвертки, клещи, молотки, напильники и вообще все, что нужно для ремонта паровоза.
Лукас долго осторожно простукивал каждый узел, каждое звено старой Эммы и напряженно вслушивался. Джим не совался с вопросами, чтобы не мешать. Лукас так углубился в осмотр, что у него даже трубка выпала изо рта. Это был плохой знак. Наконец он выпрямился.
— Подозреваю, что сломался тактический поршень, — мрачно сказал он. — К счастью, у меня есть запчасти.
Он развернул кожаную облатку и вынул оттуда маленький стальной стержень не больше пальца Джима.
— Вот он, — Лукас осторожно держал его в руках. — Маленькая, но очень важная деталь. От нее зависит ритм дыхания Эммы.
— Ты считаешь, — тихо спросил Джим, — что Эмму можно починить?
Лукас пожал плечами и озабоченно сказал:
— Попробуем. Не знаю, перенесет ли Эмма такой тяжелый ремонт. Ты мне поможешь, Джим, одному мне не справиться.
Джим видел, что дело не шуточное, и больше не задавал вопросов. Молча они принялись за работу.
Между тем, постепенно стемнело, и Джим стал светить Лукасу карманным фонарем. Друзья упорно боролись за жизнь своей старой доброй Эммы. Шел час за часом. Тактический поршень находился в самой сердцевине паровоза, так что приходилось деталь за деталью разбирать на части весь организм Эммы. А эта работа требует большого терпения и тщательности.
Полночь давно миновала. Взошла луна, но скрылась за облаками. Лишь слабый свет неба стекал на пустыню Край Света.
— Плоскогубцы! Ключ на четырнадцать! — вполголоса командовал Лукас. Он работал, лежа под паровозом.
Джим подавал ему инструменты. И вдруг он услышал в воздухе свист крыльев, а потом жуткое карканье. И снова этот шум повторился, уже ближе. Джим вгляделся в темноту. Он различил несколько черных птиц, нахохлившихся на земле. Их горящие глаза были устремлены прямо на него. Джим чуть не вскрикнул. Не спуская глаз с чудовищных птиц, он прошептал: