Теперь содрогнулся Пинг-Понг, с ужасом глядя на своих гостей.
— Извините меня, господа иноземцы, за то, что я вздрогнул, — пропищал он. — Но ведь сыр делают из заплесневевшего кислого молока! Неужели вы можете это есть?
— Да, да! Можем! — вскричали оба в один голос и закивали.
На какое-то время все озадаченно замолкли, потом Лукас вдруг припомнил:
— Братцы, а ведь это же Ландай, здесь должен быть рис!
— Рис? — спросил Пинг-Понг. — Обыкновенный рис?
— Да! — обрадовался Лукас.
— О, конечно, сейчас вы получите императорскую рисовую закуску. Сейчас, сию минуту, я бегу!
Но Лукас удержал его за рукав:
— Но только ради бога, Пинг-Понг, — сказал он, — никаких жуков или жареных шнурков к этой закуске, ладно?
Пинг-Понг пообещал ему это и исчез в темноте. Вернувшись, он принес два горшочка величиной с наперсток и поставил их на стол.
Друзья переглянулись и подумали, не маловато ли этого будет для двух голодных машинистов. Но они, понятно, ничего не сказали, ведь они были гости.
Но Пинг-Понг снова исчез, принес еще два горшочка и убежал за следующими. Наконец он уставил ими весь стол, запахло очень аппетитно. Перед гостями он положил по две палочки, похожие на тонкие карандаши.
— Хотел бы я знать, — шепнул Лукас, — что делать с этими палочками?
Пинг-Понг расслышал и объяснил:
— Эти палочки, высокочтимые чужеземцы, чтобы ими есть.
— Ага! — озабоченно пробормотал Джим.
— Ну хорошо, попробуем, — сказал Лукас. — Приятного аппетита!
И они попытались есть. Но всякий раз, подцепив палочками рисовое зернышко, они роняли его, не донеся до рта. Это было тем более неприятно, что голод разыгрался у них не на шутку.
Пинг-Понг был хорошо воспитан и не смеялся над неловкостью гостей, пока они сами не принялись над собой смеяться.
— Извини, Пинг-Понг, — сказал Лукас, — а можно, мы будем есть без палочек? А то мы умрем от голода.
И они стали просто опрокидывать себе в рот горшочки, тем более, что в них помещалось не больше чайной ложки риса. Правда, в каждом горшочке рис был приготовлен по-другому: в одном — красный рис, в другом — зеленый, в третьем — сладкий, острый рис, соленый рис, рисовая каша, рис воздушный, рассыпной и порошковый, голубой, золоченый и сухой. Они, знай себе, ели.
— А скажи-ка, Пинг-Понг, — спросил наконец Лукас, — почему ты сам не ешь с нами?
— О, — отвечал Пинг-Понг с важной миной, — для детей в моем возрасте эта пища пока не годится.
— А сколько тебе лет? — спросил Джим с полным ртом.
— Мне 368 дней! — гордо ответил Пинг-Понг. — Но у меня уже есть четыре зуба!
Это было поистине удивительно! Оказывается, Пинг-Понгу был всего один год и три дня! Чтобы понять это, надо знать вот что: ландайцы очень, очень умный народ. Может самый умный на свете. И это очень древний народ. Они были уже тогда, когда другие народы еще не появились. У них было время поумнеть. Поэтому, у них даже крошечные дети сами стирают себе белье. В год они проворно бегают и разговаривают, как взрослые. В два года они читают и пишут, в три решают трудные математические задачи, которые у нас осилит разве что какой-нибудь профессор. Но в Ландае этим никого не удивишь, там все дети такие.
Этим и объясняется, что Пинг-Понг так умел изъясняться и вел себя, как взрослый. Ну, а в остальном он был обыкновенный грудной ребенок, как другие младенцы в его возрасте во всем мире. Например, вместо штанишек на нем была пока еще пеленка, завязанная бантиком.
Только понимал он все, как взрослый.
Восьмая глава, в которой Джим и Лукас обнаруживают таинственную надпись
Взошла полная луна, и ее голубой свет заполнил улицы и площади города Пинга. С дворцовой башни донесся колокольный звон.
— Это лу, час сверчка, — спохватился Пинг-Понг. — В это время все грудные дети Ландая получают свою бутылочку на ночь. Разрешите мне сбегать за моей?
— Конечно! — отпустил Лукас.
Пинг-Понг убежал и вскоре вернулся. В руках у него была бутылочка с соской, совсем крошечная. Он улегся, вытянувшись на своей подушке и сказал:
— Молоко ящерицы. Для детей в моем возрасте оно необходимо. Правда, не очень вкусно, зато питательно.
И с этими словами принялся с причмокиванием сосать.
— Скажи-ка, Пинг-Понг, — спросил Лукас, — а где, собственно, ты взял для нас еду?
Пинг-Понг прервал свой ужин.
— На кухне императорского дворца, — пояснил он. — Вон, видите, вход рядом с серебряной лестницей.
Джим очень удивился:
— И что, ты запросто можешь туда войти?
— А почему нет? — пожал плечами Пинг-Понг. — Я, все-таки двадцать третий ребенок господина Шу Фу Лу Пи Плю, шеф-повара.
— Но разве там можно запросто брать еду? — встревожился Лукас. — Я думаю, она была кому-то предназначена?
— Это был ужин великого императора, — ответил Пинг-Понг, небрежно махнув рукой.
— Что? — вскричали разом Джим и Лукас и испуганно переглянулись.
— Ну да, — сказал Пинг-Понг, — великий император опять не стал есть.
— Но почему? — удивился Джим. — Так вкусно!
— А вы разве не знаете, высокочтимые чужеземцы, что произошло с нашим императором? Весь мир про это знает.
— Нет, — ответил Лукас. — А что с ним произошло?
— Сейчас я вам покажу, вот только поужинаю, — пообещал он и снова приложился к соске.
Лукас и Джим обменялись многозначительными взглядами. Не покажет ли им Пинг-Понг дорогу к императору?
В ожидании Лукас задумчиво вертел в руках палочки для еды, потом внимательно присмотрелся и прочитал на них надпись. По-ландайски пишут буквы не в строчку, а в столбик. На одной палочке было написано: «Я смотрю на луну. Глаза мои, верно, ослепнут от слез». А на другой палочке продолжение: «Сквозь слезы луна мне кажется похожей на моего ребенка».
— Как это печально звучит, — сказал Джим и вспомнил госпожу Каак.
— Да, это кто-то тоскует по своему ребенку, — отозвался Лукас. — Может, он умер или заболел. Или его похитили.
Пинг-Понг между тем управился с ужином и сказал:
— Это стихотворение, высокочтимые чужеземцы, сочинил сам великий император. Он велел написать его на всех палочках для еды в Ландае, чтобы мы все постоянно помнили об этом.
— О чем? — в один голос спросили Джим и Лукас.
— Сейчас! — Пинг-Понг бегом отнес на кухню посуду и взял в руки лампу:
— Идемте, высокочтимые чужеземцы! — Но уже через несколько шагов остановился и обернулся к ним: — У меня есть одна просьба: нельзя ли прокатиться на паровозе?
— Почему же нет! — ответил Лукас. — Ты только покажи, куда ехать!
Джим взял маленького Пинг-Понга на руки, они влезли в кабину и поехали.
Кажется, Пинг-Понгу стало немного не по себе от страха, хоть он и продолжал храбро и воспитанно улыбаться.
— Немного потише! — пискнул он. — Следующая улица, пожалуйста, налево. По-моему… — начал он, тревожно ощупывая свой животик, но тут же перебил сам себя: — Теперь, прошу вас, направо. По-моему, я… Теперь прямо. По-моему, я слишком быстро выпил мое молоко. Теперь по мосту, пожалуйста. Это для детей в моем возрасте вредно. Еще раз, пожалуйста, направо. Очень вредно. О, потише, прошу вас!
Через несколько минут они очутились на другой площади. Она была круглая, посередине стоял громадный, как тумба, фонарь темно-красного цвета. В лунном свете он выглядел очень грозно.
— Стоп! — вполголоса сказал Пинг-Понг. — Приехали. Это центр Ландая. И там, где стоит фонарь, самый центр мира. Пуп земли. Это вычислили наши мудрецы. Поэтому площадь называется просто: Пуп.
Они остановили Эмму и сошли на землю. Подойдя поближе к фонарю, они увидели на его освещенной боковой поверхности надпись — ландайскими буквами, написанными в столбик. Это выглядело так:
Лукас изумленно присвистнул.
— Что там написано? — нетерпеливо теребил его Джим. Лукас прочитал вслух.
Маленький Пинг-Понг, между тем, беспокоился все сильнее:
— Нет, я действительно слишком быстро выпил мое молоко, — лопотал он. И вдруг воскликнул: — Ах, боже мой!
— Что такое? — участливо спросил Джим.
— Ах, высокочтимые чужеземцы, — горестно ответил Пинг-Понг, — вы же знаете, как это бывает с младенцами в моем возрасте! Ах, сколько хлопот в такой поздний час! К сожалению, мне надо поменять мои пеленки!
И они скорее поехали назад к дворцу, и Пинг-Понг спешно распрощался с ними.
— Грудным младенцам, как я, давно пора спать, — сказал он.
— Итак, до завтра! Спокойной ночи, высокочтимые чужеземцы! Я очень рад был познакомиться с вами!
Он поклонился и исчез в тени дворца. Было видно, как открылась и снова закрылась дверь императорской кухни. И снова стало тихо и темно. Оба друга с улыбкой глядели вслед младенцу.
— По-моему, — сказал Джим, — это не от молока, а от страха. Из-за поездки на нашей старой Эмме.
— Вполне вероятно, — признал Лукас. — Он же еще такой маленький и ехал впервые. Идем, Джим, спать. Столько событий за один день!
Они поднялись в кабину и уютно устроились.
— Как ты думаешь, — тихо спросил Джим, заворачиваясь в одеяло, — не попробовать ли нам освободить принцессу?
— Я тоже об этом подумал, — ответил Лукас, выбивая свою трубку. — И если нам это удастся, Джим, то император наверняка разрешит нам проложить по Ландаю железную дорогу. И тогда наша старушка Эмма наконец снова будет ездить по настоящим рельсам. И мы сможем остаться тут.
Джим подумал, что ему не так уж и хочется тут оставаться. Конечно, в Ландае хорошо. Но лучше было бы поехать туда, где поменьше народа. И где люди, по крайней мере, не на одно лицо. Ласкания, к примеру, такая славная страна! Но Джим не стал говорить это вслух, а то еще Лукас подумает, что у него началась тоска по родине. Он только спросил:
— А ты умеешь обращаться с драконами? Я боюсь, что это не так просто.
Лукас радостно сообщил:
— Я их ни разу не видел, драконов, даже в зоопарке. Но думаю, наша Эмма найдет на них управу.