— Синероуа!
Нападавший ослабил хватку и удивленно уставился на меня. Это, действительно, был мой бывший секретарь.
— Вы, господин? — прошептал он, садясь на асфальт и еще не веря своим глазам. — Как же так, вы — и здесь?
Я мрачно улыбнулся в ответ.
— Ну а ты как дошел до такой жизни?
Он махнул рукой.
— Разве только я. Все, кто служил у вас, до сих пор не могут найти себе работу, как будто бы над нами висит какое‑то проклятье.
Я вернулся к ограде и сел, подзывая к себе Синероуа
— Ну‑ка выкладывай все подробней.
— Да что тут выкладывать, — сказал он, присаживаясь рядом. — После того как вы улетели, для всех нас наступили черные времена. Все кто узнавал, что мы работали на Сайриса Глендона, отворачивались от нас, словно от прокаженных. Меня даже в армию не взяли, хотя идет война и набирают новобранцев чуть ли не каждый день. Пушечного мяса должно быть в достатке, но увы…
— А Кристонион?
Синероуа вздохнул.
— Старик месяца два как умер.
О, Смерть, зачем же ты так? Или ты забыла об этих несчастных, твоею волей обреченных на нищету? Если ты меня слышишь, прошу тебя, исправь все…
— А Лейла отказалась от вашего подарка, — услышал я далекий голос, доносившийся из другой вселенной. — Виллу на Канарских островах потом продали с аукциона. Слышал, что Лейла сейчас работает в одном из домов терпимости в Чикаго. Конечно, если это можно назвать работой.
Я застонал.
— Вот, пожалуй, и все. Ну а с вами что произошло, господин?
— Со мной? — я задумчиво посмотрел на него, затем высыпал ему в ладонь мелочь, которую он мае вернул в начале разговора. — Это все, что у меня есть. Теперь же иди. И прости меня за все.
Синероуа поднялся.
— Не думал, что наша встреча будет такой, — сказал он и, опустив плечи, поплелся прочь.
Я тоже встал на ноги и подошел к калитке. Я знал, что увижу за ней и потому спокойно отворил дверь.
Передо мной была ночь и волшебный сад, в глубине которого возвышался двухэтажный дом. Я шагнул на посыпанную гравием дорожку и уверенно направился к дому, ибо путь мне уже был знаком.
Лишь подойдя к крыльцу, я начал осознавать, что что‑то не так, а потом, догадался: деревья не пели и в окнах дома не зажегся свет. Однако и это меня не остановило, хотя должно было насторожить. С великой беспечностью, вздрагивая поминутно от предвкушения встречи с возлюбленной, я отворил украшенную позолотой дверь и увидел перед собой МРАК.
Тысячи черных игл впились в мой мозг, истязая мое тело. Я задрожал от ужаса, но не мог сделать и шага.
— Подойди ближе, — разрывая перепонки, взорвался под черепом голос.
Я, сопротивляясь самому себе, двинулся вперед. Неведомая сила влекла меня в дом, к моему концу. Но что я мог сделать?
— Сайрис Глендон! — снова взорвалось в моем мозгу. — Ты сам искал свою судьбу. Что ж, выбор сделан.
— Где Смерть? — закричал я.
Я вдруг понял, что меня волнует только это. Я уже не боялся Властелина Тьмы, я не боялся, что этот день, по всей видимости, будет для меня последним. Весь страх поглотило вечное чувство любви.
Властелин Тьмы расхохотался, услышав мой вопрос.
— Да, ты сделал невозможное, Глендон. Ты полюбил Смерть. Но хуже всего, что и она полюбила тебя.
— Я хочу ее увидеть!
— И умереть, — продолжал хохотать Властелин.
От смеха его, казалось, рушатся мироздание, и ужас сковывает сердца всех тварей Вселенной.
— Мне на это плевать. Я хочу ее увидеть!
— Сожалею, но она скрылась от тебя, не желая твоей гибели. Ее можно понять, но простить — никогда!
— Я хочу…
— Этого мало. Не хочет она.
Я понял, что это так. Увидев ее, я умру. Именно поэтому она и скрывалась все это время от меня. Проклятье! За что я так наказан?
— Я не хочу жить, — застонал я.
— Но и умереть ты не можешь. Если рядом не будет Смерти, ты уничтожишь этот мир. Но она не придет, она любит тебя.
— Но что же мне делать? — тоска запеленала меня в свой кокон уныния.
— Ты должен вернуться в свою Вселенную. Довольно угрожать нашему мирозданию. Ты чужак, и я нахожусь здесь, чтобы избавиться от тебя. Как видно, другим это не под силу.
Я понурил голову. Он прав. Что в этом мире держит меня? Любовь? Несбыточная любовь… Довольно быть эгоистом. Слишком много зла я принес другим и могу принести еще больше. Этот мир создан не для меня.
— Но кто же я на самом деле? — спросил я.
— Ты — мыслящий сгусток энергетической субстанции, порожденный иными силами природы, законами бытия. Вернувшись в свой мир, ты так же, как и здесь, обретешь бессмертие, но лишишься своих чувств. Ты не будешь различать где добро, а где зло, где справедливость, а где бесчестие, где ненависть и где любовь, потому что ты не будешь знать, что это такое.
— Ты прав. Они приносят только несчастье.
— Означают ли твои слова, что ты добровольно согласился на возвращение в свою вотчину, из которой когда‑то неведомые силы перебросили тебя сюда?
— Да.
— Тогда иди.
Передо мной возникло гигантское светящееся окно. Пространство сияло тысячей цветов и оттенков.
— Это твоя Вселенная, — услышал я.
Там было прекрасно.
Я сделал шаг, затем еще один и еще… Осталось сделать последний. И тут за спиной я услышал ЕЕ голос:
— Стой, Сайрис!
Я медленно повернулся.
Это была ОНА. Прекрасная и недоступная. МОЯ ЛЮБОВЬ.
— Стой, Сайрис, — взволнованно повторила она. — В том мире ты лишишься всего. Лишь холодный разум будет принадлежать тебе. Разве сможешь ты вынести это, познав все радости человеческого существования? Конечно, ты вправе поступить, как сам того желаешь. Там тебя ждет бессмертие. Здесь же я могу предложить тебе всего лишь миг любви. Миг, который покажется вечностью.
Я застыл на месте, понимая, что мне надо сделать один шаг. Всего один шаг!
Юрий Самусь. Последнее желание
Возвращаясь с работы, Джеймс Уоркер зашел в магазин и купил две свечи. Удивленный и обрадованный продавец попытался всучить ему еще парочку. Этот товар абсолютно не пользовался спросом и который год пылился на самой дальней полке.
— Больше не надо, — отрезал Уоркер, засовывая в карман покупку.
Продавец расстроился, но тут же забыл об этом. Ему до желудочных колик хотелось узнать, зачем понадобились этому господину свечи.
— Вы хотите поставить их в церкви? — спросил он. Уоркер приподнял брови.
— А разве они еще существуют?
— О да, сэр. В Бронксе сохранилась одна маленькая церквушка. Там иногда проходит служба. Я рядом живу, — как бы извиняясь, пояснил он.
— Нет, религия меня не интересует.
Уоркер бросил на прилавок десятицентовую монету и поспешно вышел из магазина.
«Всюду суют свой нос, — раздраженно думал он, идя по сорок второй улице. Что за идиотский мир! И меня угораздило в нем родиться. Каждый лезет с расспросами, норовит забраться в твою душу, а потом там нагадить…»
Размышляя над этим, он дошел до четырехэтажного кирпичного дома, в котором снимал комнату и, открыв дверь, оказался в холле. Сразу же из пристройки слева выглянуло заплывшее жиром лицо хозяйки дома миссис Домблунус.
— А, это вы, мистер Уоркер, — пробасила она голосом Поля Робсона. — Что‑то вы сегодня раньше обычного.
«Проклятье! — мысленно возопил Уоркер. — Неужели я вечно должен буду выслушивать эти дурацкие вопросы?»
— Вы ошибаетесь, мэм, — мобилизуя все свое терпение, ответил Уоркер. — Я пришел как обычно. Видимо, у вас остановились часы.
— Да? Надо будет…
Но Уоркер уже бежал вверх по лестнице, на ходу вынимая из кармана ключи. Он распахнул дверь в свою комнату и с грохотом захлопнул ее за собой.
— О, черт! — прорычал он. — Они достали меня! Все вместе и по отдельности. Это просто невыносимо. Завтра же запишусь в общину глухонемых…
Уоркер на всякий случай проверил содержимое холодильника и, убедившись, что в нем кроме пустых полок ничего нет, выдернул шнур из розетки.
Он долго прислушивался к урчанию в своем желудке, затем, отбросив грустные мысли в сторону, взял со стола книгу и лег на диван.
Эту книгу он нашел месяц назад. Кто‑то забыл ее на сидении в автобусе. И Уоркер подобрал ее, не зная тогда, что она станет вскоре единственным светлым пятном в его жизни.
Книга называлась «Гадание: как это делается». В ней описывались тысячи способов гаданий, начиная с кофейной гущи и кончая телячьими хвостиками. Более интересной книги Уоркер никогда не читал. Теперь он спешил как можно скорее вернуться с работы и окунуться в сладкий омут таинств предсказания. Сейчас он знал намного больше любой трехдолларовой гадалки. Он мог бы зарабатывать неплохие деньги, но никогда не задумывался над этим. Его просто завлекал сам процесс постижения таинств, скрытых от человеческого глаза.
Уоркер открыл книгу на странице, заложенной закладкой. Вчера он дошел до главы «Гадание с помощью зеркала и двух свечей».
«Итак, — прочитал он, — у вас есть все необходимое. Вы садитесь к зеркалу, ставите слева и справа от себя по одной зажженной свече и пристально смотрите на свое отражение. Причем вас ничего, не должно отвлекать. В комнате царит полумрак. Только свет от свечей освещает ваше лицо и его зеркального двойника. Думайте о том, что вы хотите увидеть, и вы добьетесь своего. Ни время, ни пространство для вас не станут помехой».
Уоркер дочитал последнюю строчку, захлопнул книгу и поднялся с дивана. У него чесались руки, и зуд нетерпения нарастал с каждой минутой.
Усевшись на стул и поставив свечи рядом с собой, Уоркер принялся педантично изучать свое отображение.
«Боже мой, до чего обычное, ничем не примечательное лицо, — подумал он, будто видя его в первый раз. — Средних размеров уши, средний нос, обычный рот, пробор с левой стороны, стандартные голубые глаза, и на подбородке нет никакой ямочки».
Уоркер тяжело вздохнул и тут же вспомнил, что надо думать о том, что он желает видеть. Полчаса он размышлял над этим, но так ничего толкового придумать не смог.