— Он был, не один, — печально улыбнулся портье, — тот, первый, ударил меня не так уж сильно. А второй оказался проворнее. Он вышвырнул меня из комнаты как тряпичную куклу.
Шериф оскалился и потерял всякую деликатность:
— Ты и есть тряпичная кукла, потому что не видишь толком, что творится у тебя под носом. Хоть какие‑то приметы второго, ты засек?
— Нет, — портье опустил глаза, — но меня поразила его рука. Она…
— Так что же у него с рукой? Если ты скажешь, что на ней отсутствовал палец — это будет уже что‑то!
— Она показалась мне искусственной — холодная и гладкая… В общем, кожа такой не может быть.
Шериф закурил и выпустил дым в лицо портье.
— Если ты надумал меня одурачить, парень, я позабочусь о том, чтобы у тебя болел не только затылок… А теперь подойди сюда, — Баум указал на окно и сам направился к нему, отодвинув эксперта в сторону. Портье встал и это доставило ему новые неприятные ощущения в затылке.
— Давно это у тебя? — спросил шериф, показывая ровно вырезанную дыру в стекле.
По тому, как у портье полезли из орбит глаза, можно было судить, что он сейчас скажет:
— Я не понимаю… Я ничего не понимаю. Конечно же, ничего этого не было!
К шерифу подошел эксперт:
— Эта дыра, сэр, очень странная, — сбивчиво проговорил он, пригладив на голове свои редкие рыжие волосы. — Эту дыру невозможно сделать никаким известным нам инструментом. Края ровные и гладкие, а также…
Баум весь побагровел:
— Значит невозможно! А тем не менее дыра перед тобой. Если у вас в лаборатории все такие как ты, то не лучше ли взорвать ее к чертям собачьим?! В эту дыру запросто пролезет человек… Факт налицо, а ты говоришь невозможно!
Эксперт ничего не ответил, а глядя на шерифа можно было не сомневаться, что он с удовольствием почесал бы свои, огромные, как боксерские перчатки, кулаки о его челюсть. Противостоять Бауму, в этом отношении, эксперт не мог.
Краска немного схлынула с лица шерифа, и это означало, что он несколько успокоился. Подойдя к кровати, он долго рассматривал три кровавых пятнышка на простыне, пока его не отвлек помощник;
— Вас запрашивают из управления, шеф…
— Что? Еще что‑нибудь? Кто‑то пропал?
— Похоже на то, шеф. Это случилось совсем рядом, на соседней улице. Пропала девочка десяти лет, исчезла прямо из своей кровати. На простыне осталась кровь. Ее мать в панике и требует, чтобы вы приехали лично.
— Кровь на простыне, говоришь? — шериф многозначительно посмотрел на кровать Дженнис Копленд. — И много там крови?
Помощник проследил за взглядом своего шефа и увидел три красных пятнышка:
— Нет, совсем чуть–чуть. Наверное столько же, как здесь. Тед Хьюстон говорит, что кровь можно было и не заметить. Он с ребятами уже там.
— Поехали! — рявкнул Баум и, смерив портье уничтожающим взглядом, зашагал к двери.
Пока ехали к дому исчезнувшей девочки, эксперт донимал шерифа техническими тонкостями. Суть его болтовни сводилась к тому, что он отличный эксперт, и если уж он не смог найти объяснения происшедшему, то и никто не сможет. Шериф к его словам отнесся почти терпеливо. Он повернулся к нему с переднего сиденья и вежливо произнес:
— Послушай, парень. При всем моем уважении к тебе, мне иногда очень не терпится вытряхнуть твои мозги… И попробуй только свалить все на летающую тарелку, которую видели прошлой ночью, тебе этой процедуры не миновать, — шериф отвернулся, закурил и разговаривая сам с собой, добавил. — Запаниковали… Теперь все неприятности валят на тарелки… Ублюдки!
Над территорией Советского Союза, тарелку видели также отчетливо, как и над территорией Америки. Точно также у многих сложилось впечатление, что объект идет на посадку. На предполагаемое место приземления было выслано звено вертолетов, которое вернулось ни с чем. Выходило, что объект или не планировал посадку совсем, или каким‑то образом схитрил, приземлившись в другом месте.
В ту же ночь, при таинственных и необъяснимых обстоятельствах, исчезло несколько человек. Утром, как следствие ночных происшествий, в городе поднялась волна паники. Весть об инопланетянах и исчезнувших людях распространилась по всей округе, подобно запаху нашатыря, разлитого в тесной комнате.
Петр Мельский, по кличке Петька–Штопор, слыл бабником и самым отчаянным вором в городе. Он чихал на представителей власти даже когда последние устраивали на него облаву.
Эта, злополучная для Штопора, ночь и была одной из таковых. Каждый блюститель порядка в городе, считал поимку Штопора мечтой своей жизни. Однако сегодня внимание со стороны милиции не помешало Мельскому заглянуть в любимый бар на углу центральной улицы.
Прислонив украденный мотоцикл к стене, Штопор воткнул в уголок рта спичку и, насвистывая, спустился в полуподвальное помещение, которое лишь изнутри выглядело шикарно и современно. Скривившись от чрезмерно громкой музыки, Мельский направился к стойке. Сразу же заметил слегка испуганный взгляд бармена и почувствовал неладное, но привычка не поддаваться панике сохранила на его загорелом лице прежнее спокойствие. Кивнув бармену, он тихо спросил:
— Мусор?
— Даже двое… В углу! Не вовремя ты, Штопор.
— Думаю, меня не зачехлят, прежде чем я выпью стаканчик, — в голосе Мельского прозвучали веселые нотки.
— Мне бы твое спокойствие, — покачал головой бармен и посмотрел в угол.
— Не смотри на них, — едва шевельнув губами, процедил Штопор, опрокинул в рот спиртное. — Спрашивали меня?
— Угу Стуканул видать кто‑то.
Лицо Штопора стало сосредоточенным.
— Что они?
Вытирая стакан, бармен мельком взглянул в угол:
— Делают вид, что тебя для них не существует. Мельский ухмыльнулся и приготовил очередной стаканчик:
— Ну вот, пусть так и дышат, — сказав это, он не спеша направился к выходу.
Двое в штатском с углового столика засуетились и также направились к выходу. Бармен старался не смотреть им в глаза.
Прежде чем оседлать мотоцикл, Мельский подошел к белым «Жигулям», стоявшим у входа, взглянул на номер и ухмыльнулся. «Телега» была ему знакома, сколько раз сидела на хвосте… «Пора бы ей сменить лапти», — подумал Штопор, и в руке у него появился кнопочный нож. Медленно, как‑то методично, он порезал все четыре колеса «Жигулей», затем уселся на украденную «яву».
Преследователи появились в дверях почти вовремя — Штопор отпустил сцепление и, развернувшись на месте, помчался прочь, представляя себе их лица. Выехав за город, он направился к маленькому поселку, расположенному в десяти километрах.
«Если Лизка дома, — думал Штопор, выжимая из «явы“ невозможное, — то до утра можно чувствовать себя, как у мамы под юбкой».
Предвкушая встречу с женщиной, которая вызывала у него пульс в мозгу, он не заметил, как доехал. Мотоцикл затрясся по ухабинам проселочной дороги, и скоро фары осветили знакомые зеленые ворота с крупной вишней в центре.
Маленькое окошко на кухне осветилось, и последние опасения Штопора остаться без ночлега улетучились, словно сорванная ветром шляпа.
В освещенном дверном проеме показалась фигура хозяйки. Формы ее бедер отчетливо выделялись на фоне желтого прямоугольника открытой двери.
— Ну что, Лиз… принимаешь постояльца? — донесся из темноты шутливый голос Штопора. Лиза оперлась локтем о косяк двери и призывно изогнулась.
— Случилось что‑нибудь? — хрипловатым голосом спросила она.
— Ну зачем ты так? Можно подумать, я не прихожу к тебе просто так, — Штопор подошел к Лизе вплотную и положил ей на плечо свою руку, не забыв, при этом глянуть в вырез ее ночнушки. Досадно, но эта часть тела не была освещена.
— Ладно, ври больше, — пропела женщина отодвигаясь, — скажи лучше, что менты досаждают!
— Ты всегда была догадливой, крошка, — Мельский оттеснил подругу в кухню и ногой прикрыл дверь, затем сложил губы трубочкой и приготовился чмокнуть Лизу в пухлую щечку, но та отвернула голову, лениво направилась в комнату, бросив на ходу:
— Снова нажрался. От тебя несет, как из пивной бочки!
Штопор изменился в лице:
— Лиз, постой. Что за спектакль? Что это на тебя нашло? Да, выпил немного, но ведь еще рано судить, насколько я пьян… — Мельский изобразил на лице улыбку, которую и в горячечном бреду не примешь за таковую.
Женщина резко отвернулась и ночная рубашка всколыхнулась как налетевшая на пирс волна.
— Сегодня ты будешь спать там, — Лиза указала на топчан в углу. — У меня сегодня нет настроения, — с этими словами пухлощекая скрылась за дверью.
— Черт, мы же не виделись пять дней! — крикнул Штопор четырем стенам и вздохнул. Ноги сами понесли его к топчану. Через минуту, он уже лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как желанный сои окутывает его теплой волной.
Глаза закрывались сами, когда почудилось, как мимо окна прошмыгнула чья‑то тень. Сквозь дремоту он чувствовал чье‑то присутствие совсем рядом, но встать и посмотреть в чем дело у него уже не было сил. Какое‑то царапанье за дверью продолжалось, но уже мешалось с сумбурным сном и не тревожило Штопора: его челюсть безвольно отвисла, и изо рта вырвался жуткий храп, смешанный с перегаром.
Деревенская улица вымерла. Единственный горевший фонарь вдруг потух. Ночное безмолвие не нарушали никто и ничто. Гробовая тишина господствовала каких‑то полчаса, затем послышался крик, приглушенный, исходивший неизвестно откуда, вероятнее всего из какого‑то дома.
За зелеными воротами высветилось окно…
Лиза была все в той же точной рубашке. Густые каштановые волосы торчали в стороны. Заспанное лицо казалось еще более припухшим. Убрав руку с выключателя, она недоуменно смотрела на Штопора, который извивался на топчане.
— Только истерики мне не хватало, — строго прикрикнула хозяйка.
Мельский нашел в себе силы остановить крик и посмотрел на Лизу. На лице его была мучительная гримаса.
— Нога… — выдохнул он и вылезшими из орбит глазами посмотрел на правую ногу. — Там что‑то есть… Там внутри, что‑то есть! Я чувствую… Сделай что‑нибудь! Не стой!