Увидев злые огоньки, зажегшиеся в моих глазах, он добавил:
— Я сохранил для тебя Марину.
Меня словно обожгло изнутри.
— Марина… повторил я тихо.
— Да, да, твоя обожаемая жена. Я погрузил ее в волшебный сон, стер воспоминания о твоей смерти. Вы сможете жить, как прежде, будто ничего не произошло.
— У нас были дети?
— Нет, но вы сможете иметь их.
— Где она?
— Рядом.
Мои пальцы впились в подлокотники, я рванулся вперед.
— Спокойней! — Борис со смехом замахал на меня рукой. Спокойней! Когда ты будешь готов к встрече, она произойдет. Сейчас тело твое слишком неустойчиво и в любой момент… — он сделал многозначительную паузу. — Окрепни и тогда я отведу тебя к ней или приведу ее к тебе. Как пожелаешь.
— Как долго она спит?
— Я сделал это сразу после панихиды. Не было полной уверенности, что с тобой все пройдет гладко. За такой короткий срок. Я не знал, как долго она будет горевать по тебе. Зачем лишние проблемы.
Я смотрел на него, сузив глаза.
— Не злись, на правду жизни бессмысленно злиться.
— А как с остальными людьми? — спросил я, игнорируя его нравоучения. — Она пропала после моих похорон и появится через какое‑то время вместе со мной.
— Не беспокойся, как только мы осуществим задуманное, я все улажу при помощи магии. В наших руках будет такая сила. Ты вообразить не можешь, на что мы будем способны.
— Покажи мне ее хотя бы спящей, — попросил я.
— Нет, — Борис покачал головой. — Твое присутствие может нарушить чары и тогда… я не представляю, что может выйти. Потерпи день–другой.
Я скрежетнул зубами.
— Скажи тогда, что за дело предстоит нам.
— В свое время, — тоном, не допускающим возражений, ответил он.
Я внутренне сжался и похолодел от ярости, но внешне ничем не выдал себя. Он мог помыкать мной, как хотел. Я — раб! Моя жена — его заложница! Но я ему нужен, позарез нужен. Сколько с него запросить? Я не знал этого. Я должен был ждать, играть его игру, пока не смогу начать свою. Как мне хотелось вцепиться ему в глаза и вырвать их.
Все эти ощущения и мысли стремительной волной прокатились внутри и я безжалостно сравнял их с землей, заморозил. Лед и стылая земля — вот все, что осталось от моей пламенной ярости.
Когда я поднял глаза на Бориса, он ответил мне змеиной улыбочкой. Он прекрасно видел и понимал происходящее — посмеивался про себя, глядя, как я укрощаю себя, словно дикого гордого жеребца. Он наслаждался этим зрелищем, пил мои чувства.
Это я тоже вписал в счет, который собирался предъявить в будущем.
Мгновенье, и его взгляд смягчился.
— Просто поверь, это было необходимо, — сказал он проникновенным голосом. Хорошо, я отведу тебя к ней, но будь благоразумен.
Мы встали, и он повел меня прочь из гостиной в полумрак холла, в комнату, где латал мой пробитый пулей череп. Встав лицом клевой от двери стене, Борис по–паучьи зашевелил пальцами.
Мое внутреннее зрение включилось вновь, позволяя видеть сеть из разноцветных светящихся паутинок, сплетенных в сложный узор, очерчивавший прямоугольник, по размеру и форме точь–в-точь напоминавший дверь.
Затаив дыхание, я следил за его манипуляциями. Вскоре я понял, это действительно была дверь, и Борис снимал с нее заклятье. Узелки на паутине вспыхнули звездами, от них в разные стороны побежали по нитям маленькие огоньки и очертили дверь толстой светящейся полосой. Дверь распахнулась и за ней взгляду открылся, длинный коридор. В нем царил полумрак, но тем не менее я разглядел чудище, сторожившее проход. Оно было лохматым и косолапым, а верхние его конечности были вооружены длинными желтыми когтями.
Чудище уставилось на нас красными, горящими как фонари, глазами и заворчало. Борис подошел к нему, потрепал по плечу и сунул что‑то в пасть. Челюсти щелкнули, и зверюга довольно заворчала. Борис тихим голосом отдал приказ, она неспеша поднялась, почти касаясь макушкой высокого потолка. Шагнув вправо, чудище скрылось в стене.
Борис поманил меня рукой и двинулся вперед. Проходя мимо того места, где исчезла охранявшая коридор тварь, я покосился вправо. Чудище никуда не исчезло, оно сидело в глубокой нише и таращилось на меня безумными рубиновыми глазами.
Мы дошли до конца коридора, я прикинул, в нем было метров 20 30. По обе стороны шли двери, запечатанные, каждая особым заклятьем. Ни в одной обычной московской квартире, по моему разумению, не могло быть такого коридора, кроме как у власть предержащих.
— Его и нет, — отозвался на мои мысли Борис. — Этот коридор и комнаты расположены в ином — магическом пространстве.
Я растерянно заморгал — никак не мог привыкнуть к его бесцеремонному вторжению в мое сознание.
— Все ли мои мысли он способен читать? — подумал я. Ответа не было. Тогда я поставил возле этого вопроса галочку. Позднее я выясню это.
Последняя из дверей распахнулась, когда Борис снял с нее заклятье. И мы вошли в спальню, обставленную как в обычной городской квартире. И это все, что я успел заметить. Мой взгляд устремился к лицу женщины, лежавшей на постели, и я уже не мог оторвать его от этого лица. Оно было бледным и прекрасным, тени длинных ресниц залегли во впадинах под глазами, по подушке рассыпались русые волосы. Тонкие руки покоились поверх одеяла.
Осторожно ступая, я приблизился к кровати.
— Будь благоразумен! — прозвучал в моей голове Голос.
Я стал рядом с постелью. Не могу описать, что творилось со мной в этот миг. И радость, и боль, и горечь утраты, и вновь обретенное счастье, и страх, и надежда — поочередно сменяли друг друга.
Марина беспокойно заворочалась во сне.
— Быстрее отсюда! — зашипел Борис и, схватив меня за рукав халата, потащил к двери. Я подчинился, но шел, как во сне, не отводя глаз от любимого лица.
Затем я внаглую выхлебал остатки коньяка и отправился спать. Сквозь сонную тупость и пьяную дурь прежде, чем я провалился в забытье, прорвались две важные мысли. Около них тоже пришлось поставить галочки на потом из‑за полной неспособности соображать.
НАМ НЕ ВИДАТЬ СЧАСТЬЯ, ЕСЛИ Я НЕ ОДОЛЕЮ ЕГО.
ЕСЛИ ОН ТАКОЙ КОЛДУН, ОН МОГ СДЕЛАТЬ С НЕЙ ВСЕ, ЧТО ХОТЕЛ, ПОКА Я ЛЕЖАЛ В МОГИЛЕ…
Я был так пьян, что даже на ревность не хватило запала.
Следующие два дня я наслаждался жизнью: ел, пил, набирался сил, смаковал ощущения своего вновь обретенного тела.
На третий, когда я собрался уже всерьез подступить к Борису с требованием разбудить Марину, меня неожиданно охватила апатия, потом начал бить озноб. Я хлебнул из хрустальной чаши, которая теперь всегда наполненная до краев стояла в гостиной, но это почти не помогло.
Дождавшись Бориса, ушедшего по делам в город, я кинулся к нему. Он выслушал меня и сказал:
— Ты созрел для свежатинки.
Полчаса спустя о принес двух живых кур и зарезал их на кухне. Когда кровь перестала капать из перерубленный шей, он бросил мертвых птиц в ящик, похожий на большую стиральную машину, прикрутил к стенке прозрачный шланг и нажал на кнопку. Машина загудела, кровь толчками потекла по трубке прямо в чашу.
Я попробовал свежатинки и едва не свалился в обморок это было подобно взрыву. Опаленный им изнутри, шатаясь, я наощупь нашел стену и прислонился к ней, закрыв глаза. Голова кружилась, сердце выбивало пулеметную дробь, тело сотрясала дрожь.
Я застонал.
— Борис! — крикнул я в испуге.
— Обожди чуток. Первый раз всегда так. Я подчинился. Страх не отпускал меня до тех пор, пока я не почувствовал себя нормально. Протяжно вздохнув, я открыл глаза. Сила и сияющая радость переполняли меня. Я чувствовал себя, как только что заряженный аккумулятор. Переполнявшая меня энергия требовала выхода.
Борис с ухмылкой наблюдал за мной.
— Теперь мы можем пойти прогуляться. Этой порции тебе хватит по меньшей мере на сутки. Завтра у меня много дел. Я оставлю тебе деньги, пойдешь сам на птицефабрику, спросишь на проходной Володю–хромого, он сделает тебе курочек. Бери три пары, чтобы хватило на выходные. Мы их тут кое–чем подкормим, подзарядишься от каждой на сутки. А потом… — Он сделал многозначительную паузу. — На той неделе сможешь повидаться с женой. Но учти! Некоторое время я смогу прерывать магический сон только на вечер и ночь. Утром она вновь должна будет заснуть. Только так удастся пока заблокировать нежелательные воспоминания. Жизнь ваша будет идти как прежде, все неприятные события последних месяцев сотрутся из ее памяти, а в дневное время Марина будет проживать во сие свою дневную жизнь, не ведая о том, что это только сон.
Когда мы осуществим задуманное мною, не нужны станут ни куры, ни этот неудобный обман.
Борис замолчал и устремил на меня тяжелый пронизывающий взгляд. Он был таким властным, требующим покорности и полной откровенности, что в первый момент я спасовал, но в следующий мою слабость сменила вспышка гнева и возмущения и я вернул ему точно такой же взгляд.
Борис хмыкнул и отвел глаза.
— Быстро осваиваешься, — бросил он и вышел.
— Собирайся! — донесся из коридора его голос. Некоторое время я стоял в задумчивости, размышляя над первой его фразой. В чем я осваиваюсь быстро?.. И понял:
ОН ХОТЕЛ ПРОЧЕСТЬ МОИ МЫСЛИ И НЕ СМОГ!!!
Таков был ответ и такова была причина недовольства Бориса. Надо научиться скрывать свои мысли, не давать ему руководить мною, как марионеткой.
— Долго мне тебя ждать!
Его окрик заставил меня испуганно вздрогнуть. Я шагнул к двери, но тут же повернул назад к столу. Схватив тушку курицы, я припал к перерубленной шее и с преувеличенной жадностью стал сосать из нее кровь.
Вошел Борис. Я бросил на него отсутствующий взгляд и схватил вторую курицу.
— Но, но! Не переусердствуй!
Борис небольно шлепнул меня по руке.
— Надо меру знать. Ты получил достаточно. А будешь излишествовать, станешь алкоголиком. Принимая во внимание то, к какому напитку ты питаешь пристрастие, это доставит нам массу хлопот.
Мы сидели на скамье в парке. Хотя солнце уже опустилось за верхушки деревьев, воздух, земля, доски скамьи источали пропитавшее их за день тепло. Было пустынно. Неторопливо прохаживались по аллеям парочки пенсионеров да на противоположной стороне пруда, возле которого расположились мы, материлась компания с пивом.