Четыре подъезда — четыре скворечни. В какую войти? Во вторую, в третью?.. Во вторую! Если открыто… Открыто.
Я отворил дверь и прислушался… Полная тишина. Начал быстро спускаться и на площадке верхнего этажа нос к носу столкнулся с толстым здоровенным типом.
— Приветик! — ухмыльнулся он, обнажая кривые прокуренные зубы. Стой, где стоишь. Иначе сверну шею.
Попробуй, — подумал я и двинулся на него. Сделав ложный выпад правой, я ударил типа левой в лицо, но толстяк умело ушел и ответил ударом справа. Я едва успел отреагировать, но все же получил толчок в плечо и отлетел к стене.
Толстяк захихикал.
Мы оба были профанами в кулачном бою, но он был сильнее, и я понял, просто так с ним не справиться.
И все же я сделал еще попытку: врезал толстяку дважды по ребрам. Это ничем мне не помогло.
Улучив момент, противник бросился на меня. Обхватив, он прижал меня к себе. Силы ему было не занимать. Не будь я развоплощенным, наверняка застонал бы от боли.
Мы боролись, передвигаясь взад и вперед по площадке. И тут меня осенила идея.
Когда мы оказались под лампой, я хлопнул толстяка по макушке. Он задрал голову и увидел мое страшное лицо. Хватка его ослабла, глаза выражали недоумение и растерянность. В один из них я ткнул безжалостно своим костяным пальцем. Толстяк откинул голову, и я с жестоким удовольствием рубанул его ребром ладони по кадыку. Хрюкнув, он разжал руки, выпустив меня совсем, и упал навзничь. Затылок его смачно врезался в грязный кафель.
Несколькими минутами спустя я несся задворками все дальше и дальше от места происшествия. Нужно было искать новую жертву.
Хотелось жить, хоть вой.
Гнусы! Гнусы! Гнусы!
Первые две охоты научили меня кое–чему, а кроме того, Борис снабдил меня всякими колдовскими штучками.
— Я не хочу, — сказал он, — чтобы однажды ко мне заявился немой скелет в сопровождении ментов. Так что договоримся о мерах безопасности. Надо было предусмотреть все с самого начала, балда я, но мне все это тоже внове.
Первое. Когда ты на охоте, я страхую тебя. Ты надеваешь на запястья вот эти черные кожаные браслеты, а на макушку я приклеиваю тебе вот этот кружок с металлической шишкой. Это усилитель. С помощью его ты сможешь мысленно обращаться ко мне или настроиться на волну жертвы, понять, как к ней лучше подступиться.
Второе. Вот этот шарик — граната–вспышка. Если окажешься в трудной ситуации, пользуйся смело, следов никаких, это колдовское оружие.
Вот этот оранжевый шар побольше — с дурманящим газом. Его надо раздавить в ладони и через мгновенья твои преследователи попадают, как подрубленные. Запомнил? Маленький коричневый шар — граната, большой оранжевый — газ.
Вот этой толстой палочкой, — Борис показал мне фиолетовую с черными прожилками сосиску, ты воспользуешься в том случае, если тебя задержат с жертвой. Уронишь ее на землю и наступишь, подождешь 5 секунд и пойдешь прочь. Менты будут видеть галлюцинации. Какие, не знаю. Мажет быть побегут догонять твоего призрачного двойника. Может быть начнут оттаскивать тебя, тоже ненастоящего, от жертвы, на которую ты в приступе ярости якобы набросишься и начнешь душить. Не знаю, это их проблемы, что за чушь у них в башке.
Третье. Во всех экстраординарных ситуациях вызывай меня. Не паникуй, действуй хладнокровно, логично. Я в любой момент, в любой ситуации помогу.
Четвертое. Тела будешь приносить к соседней пятиэтажке. — Борис подошел к окну и отдернул занавеску. Вон к той. Видишь, слева к ней вплотную подступают кусты, деревья. Там есть спуск в подвал. Знаешь, такая крыша–козырек, металлическая ограда углом и ступени вниз. Там один подвал, не перепутаешь.
Принесешь жертву и, положив мешок у порога, мысленно произнесешь:
— Именем Зу–Ар–Ду–Зага и Арти–Хош–Шок–Мелин… Выучи! Иначе утром твоя жертва очнется и убежит. Без заклятья дверь не откроется. Сюда, в квартиру, добыча будет попадать без твоей помощи.
— Пожалуй, все… Да, вот еще что. Запомни, нужна только молодая кровь. По моим наблюдениям у тебя происходит привыкание. Со временем тебе будет требоваться все больше крови, все более молодой, но она станет давать все более краткие периоды воплощения… Но это произойдет еще нескоро.
— Как нескоро? — схватив его за лацканы пиджака, я притянул колдуна к себе.
— Не знаю, — ответил он, вырываясь. — Не психуй, выход всегда есть. Я знаю один источник энергии, которого тебе хватит навечно. Но его надо еще заполучить…
Что это за источник энергии, Борис мне сказать пока отказался.
Перспектива! Убивать все чаще и чаще, все моложе и моложе. Так я скоро доберусь до невинных младенцев. Полученную энергию экономить, как нищему, свои жалкие гроши. Ради такой жизни не стоило воскресать!
Я выбрал глухой район, но все же такой, в котором обитали люди. Здесь было меньше милиции, люди были более тупыми, часто пьяными или обкурившимися анаши, к тому приученными не лезть в чужие дела и не замечать ничего постороннего, что не касается их лично.
Мрачные кирпичные дома шли по левой стороне улицы. В них редко светились окна. Справа полуразрушенные двух–трехэтажные хибары дореволюционной поры, между ними поднимались первые этажи современных блочных многоэтажек.
В лунном свете на кучах мусора блестели осколки стекла. На помойках шуршали крысы. Все стены были исписаны с помощью аэрозольных баллончиков: Жидомания-93, Лена дает Сереге, Все мы братья, Спартак — класс! Русский народ не сдавайся.
Была здесь и наскальная живопись, сводившаяся в основном к неумелым изображениям мужских половых органов и порносцен. Местечко, что надо.
Над парком за три улицы от местечка светилось зарево, оттуда доносилась музыка. Свет и музыка создавали иллюзию, что здесь не глухие задворки, а почти центр. Я надеялся, что жертве передастся это ощущение, и она не будет слишком настороженна.
И вот я уловил сигнал. Вначале слабый писк отчаянья и беспомощной девичьей ненависти, затем слова.
— Что теперь делать? Что делать?.. Сказать маме… Она меня убьет. Ей так не нравится Виктор. Она это говорит всем подряд. А если я скажу, что беременна, она с ума сойдет. Она натравит на него брата и милицию, кого угодно. Чтобы уничтожить… Ну и пусть уничтожает! Подлец! Он спросил, уверена ли я, что это его ребенок. Сволочь! У меня могло быть столько парней, ему столько девок за всю жизнь не перетрахать. Но я ведь ни с кем, кроме него, потому что люблю его. Не могу с тем, кого не люблю. Пусть изнасилуют, а сама — нет!
Интересные мысли, — подумал я. — Глупышка не знает, что бывают вещи похуже изнасилования.
Подул неожиданно сильный и холодный ветер. Девушка съежилась и нервно огляделась по сторонам. В душу ее закрался страх. Она оглянулась и увидела зарево над парком, услышала успокаивающий грохот бас–гитары и ударника.
— Всего несколько кварталов… мама ждет. Что ей скажу, почему у меня красные глаза… И губы небось опухли… Всегда я их кусаю… А–а, все равно…
Сзади послышался шорох. Девушка обернулась, что–о большое белое промелькнуло в развалинах сносимых домов.
Я видел себя ее глазами, я почувствовал ее испуг — ледяную волну, окатившую тело.
Черт! Как я неуклюж. Стоп! Не шевелись! Она стоит и смотрит в твою сторону. Щурится, чтобы лучше видеть. Ну вот, наконец успокоилась… О–о! Опять эти мысли. Глупышка!
Девушка стремительно шагала по улице, чувствуя, как громко стучит ее сердце. Она вспоминала мамины слова — будешь шляться, тебя обязательно изнасилуют или сделают что‑нибудь ЕЩЕ ХУЖЕ.
После этих слов она пошла еще быстрее и на перекрестке повернула направо. Оглянувшись, она увидела снова белый силуэт, метнувшийся под прикрытие тьмы у стены.
Черт! Она опять засекла меня! Как я неуклюж! Девушка бросилась бежать.
Когда она осмелилась посмотреть через плечо, то в лунном свете увидела меня: скелет с оскаленным ртом, жаждущий ее крови.
Девушка споткнулась, вскрикнула и едва не упала. Но чудом удержалась на ногах и помчалась дальше, еще быстрее, потому что расстояние между нами сокращалось.
Еще раз обернувшись, она истошно завопила, не надеясь уже, что удастся убежать от меня. Но люди в домах были глухи к ее мольбам о помощи.
Я настиг девушку, схватил за волосы и рванул назад. Взмахнув руками, она опрокинулась мне на грудь. Извернувшись, уперлась ладонями в ребра, рвалась и брыкалась отчаянно. Ногти ее проскребли по моим костяным щекам, один сломался о край пустой глазницы, глаза девушки метнулись к моему лицу, и она замерла, как кролик перед удавом.
— Хватит бегать, милая, хватить бегать, — подумал я и мне показалось, она услышала. Руки ее упали, ноги стали подкашиваться, глаза закатываться.
Костлявой рукой я зажал девушке рот, другой подхватил ее под спину и, подняв на руки, понес к ближайшему полуразрушенному дому.
Этой же ночью в квартире Бориса на жертвенном столе она узнала, что мама была права, на свете бывают вещи похуже, чем изнасилование.
— Господи! — вскричал я, стиснув рукою грудь. Казалось, сердце сейчас разорвется от муки. — Никогда я не верил в тебя и не просил ни о чем! Но если ты есть, приди! Помоги мне! Я не могу больше так жить! Не могу! Я — убийца, кровосос, живой мертвец! И моя жена ждет от меня ребенка. А кто он?.. Порождение крови убитых мною людей. Несчастное дитя ожившего мертвеца. Кем он станет?! Чудовищем?!
Я бы оборвал эту никчемную страшную жизнь, но я не знаю как. Борис не отпустит меня. Я нужен ему, зачем, я не знаю.
— Господи! — снова позвал я его и зарыдал, закрыв лицо ладонями.
— Я здесь. Перестань лить слезы. Будь мужчиной… Услышав ЕГО голос, я отдернул руки от лица и сквозь туман слез взглянул на НЕГО. ОН выглядел усталым и печальным. Темные волосы тяжелыми прядями обрамляли лицо. Одежды были измяты, а сандалии в пыли.
Ему много пришлось потрудиться сегодня, — подумал я.
— Много, — кивнул ОН. И много еще надо сделать. Я пришел, потому что ты — особенный случай. Есть злодеи, по сравнению с которыми ты — невинный ребенок. Но и твоя ноша велика. Не ищи всех своих грехов в этой ЖИЗНИ. Люди часто вопрошают у меня: Господи, за что?! За все грехи, совершаемые в предыдущих жизнях. По мере вины и судьба.