– Кого там принесло посреди ночи?
Он хотел было прихватить рогатину, стоявшую у двери, но потом передумал и вышел во двор с зажженной лучиной. Черныш метался около ворот и громко лаял на кого-то. Ахти подозвал собаку к себе. В ворота снова застучали.
– Кого там несет, когда все честные люди давно спят? – недовольно крикнул старик через частокол.
– Открывай, – ответил из-за тына молодой голос. – Мне нужно видеть Гориславу!
– Это ты, княжий сын? – спросил Ахти и наставительно продолжал. – Негоже тебе по ночам таскаться по чужим дворам. Дурной пример ты показываешь всем. Иди домой, а если у тебя есть дело к гостье моей хозяйки, приходи утром… – он хотел что-то добавить, но Вадим оборвал его.
– Открывай старик! Не то я перелезу через тын!
– Не советовал бы я тебе этого делать, – насмешливо отвечал старый корел. – Хотя, если тебе не жаль твою новую рубаху, можешь попробовать!
– Кто там, Ахти? – раздался с сеней голос Улиты.
– Да вот давешний гость, хозяйка, – Ахти повернулся к ней лицом и спросил. – Что мне с ним делать?
Она не успела ответить, поскольку над частоколом показалась голова Вадима. Ухватившись за концы двух кольев, юноша подтянулся, перекинул ноги через тын и собирался спрыгнуть во двор, но Черныш опередил его. Пес высоко подпрыгнул. Громко щелкнули его клыки и Черныш вместе со своей добычей рухнул вниз.
– Вадим! – пронзительно закричала сверху Горислава и стремглав бросилась по крутым ступеням лестницы во двор.
– Ахти! Убери собаку! – приказала Улита.
Старый корел, бросив лучину, поспешил на помощь княжичу. Он оттащил упирающегося и рычащего пса от его жертвы. Вадим лежал лицом вниз. Рубаха по подолу была разорвана в клочья. Он совсем не подавал признаков жизни. Горислава опустилась на колени и попыталась перевернуть его. Слезы не переставая текли по ее лицу. Когда она переворачивала его, юноша застонал.
– Вадимушка! Любый мой, тебе больно? – всхлипывая, склонилась над ним Горислава.
– Да, – выдохнул он в ответ, а чуть погодя, с трудом шевеля губами, тихо спросил. – Ты меня простишь, Гориславушка?
– За что? – прижала она его голову к груди.
– За браслет, за Ратшу… – начал он.
– Да я уже и забыла все, – улыбнулась она сквозь слезы. – Ты меня прости за ковшик, – она просительно заглянула ему в глаза.
– Значит забудем все? – Вадим попытался сесть. Одной рукой он уперся в землю, а другой обнял Гориславу.
– Забудем! – почти счастливо улыбнулась она.
– А у меня для тебя подарок есть! – Вадим сидел уже как ни в чем не бывало, но одной рукой по-прежнему обнимал Гориславу. На ладони он протягивал ей свой подарок. В это время облака закрыли месяц и девушка не могла разобрать, что это такое. Однако, она отчетливо почувствовала диковинный аромат. Он был как далекий, далекий зов, как воспоминание о чем-то давно забытом, как дивный сон.
– Мирра! – радостно прошептала она и ощутила дыхание Вадима на своих губах. Его губы были мягкими и робкими. Зато руки все увереннее прижимали ее к себе. Поцелуй длился долго. У Гориславы даже дух захватило, а в глазах поплыли огненные круги. Она обессиленно опустила голову на плечо Вадима. Сколько они так сидели она не знала и лишь насмешливый голос Улиты привел ее в себя.
– Ну что, голубки, помирились? – Улита стояла над ними, уперев руки в боки и улыбалась. – Спать-то вы сегодня собираетесь? Или так и будете сидеть до рассвета?
– Да и вправду поздно, – Вадим поднялся и помог Гориславе.
– Вот, вот, а я тебе что говорил? – вставил свое слово старый Ахти. – Вон и рубаху тебе Мусти всю изодрал. Теперь не то что князь, а и холоп-запечник ее не наденет.
– Ничего, – Вадим, улыбнувшись, прижал к себе Гориславу. – Мне рубахи не жалко.
– Ради такой красавицы, конечно, ничего не жалко, – одобрительно проворчал корел. – Я бы ради своей Айно лет сорок назад тоже ничего не пожалел.
– Когда же теперь сватов ждать? – поинтересовалась Улита у сестры.
– Не знаю еще, – потупилась Горислава.
– Отец сказал, что как вернется из Киева, да Ратмиру жену сыщут, тогда и наш черед придет, – Вадим с важным видом поправил на себе остатки рубахи.
– Ох и наряд у тебя, зятек, – прыснула Улита, глядя на него.
– Давай хоть дыры зашьем, – спохватилась Горислава.
– Да не надо. Пойду я, поздно уже, – отнекивался Вадим.
– Ну, как знаешь. Тебе видней, – Улита подошла к сестре. – Времени у невесты еще много. Она к свадьбе тебе такую рубашку сошьешь, ахнешь, – она лукаво подмигнула Гориславе и подтолкнула ее локтем в бок. – Правду я говорю, невеста?
– Месяц всего живешь с Пленко, а стала такая же как он, насмешница, – возмутилась Горислава.
– Так месяц, как свадьбу сыграли, – смеясь, отвечала Улита. – А до этого столько ждали, сколько сейчас вам осталось. Ну, покойной ночи, зятек, – она подхватила Гориславу за талию и повела к дому.
– И вам ночи покойной, снов красивых, – поклонился Вадим им вслед. – Значит, увидимся завтра, Гориславушка?
– Увидимся, – ответила девушка уже со всхода. Где-то наверху, в темноте скрипнула закрываемая дверь.
– Пойдем, княжий сын, – тронул его за плечо Ахти. – Выпущу тебя через ворота. Не лезть же тебе снова через тын.
От усадьбы Пленко Вадим направился к реке. Он знал, что ворота в крепость уже закрыты, поэтому с вечера оставил свой челн в камышах. Возвращаться домой не хотелось. Не смотря на примирение с Гориславой, на душе было как-то неспокойно. Какое-то предчувствие томило его. Звезды тревожно помаргивали в разрывах облаков, а месяц, когда показывал свой лик, был мертвенно бледен. Где-то в лесу, на другом берегу реки, глухо ухнул филин. Вадим вздрогнул. «Надо же, – подумал он. – Вот уж третью ночь, то водяной, то нечисть всякая. Тьфу, – в сердцах сплюнул он, – что за напасть!» Юноша сел в челн, но в крепость сразу не поплыл. Долго греб против течения, тешась упругим противоборством воды. Старик Волхов ворчал незлобливо за бортом. Из-под весла шарахнулась в сторону выхухоль. Вадим даже рассмеялся, увидев испуганную мордочку зверька.
После усиленной гребли сердце гулко билось в груди. Развернув челн по течению, Вадим огляделся. Справа были дворы свеев, обнесенные единой оградой. Слева маячили верхушки леса. В том лесу, в урочище Плакун, хоронили варяги своих умерших. Вадим бывал там. Видел насыпанные северными мореходами курганы. В них, говорили знающие люди, скрыт не только прах покойников, но и бесценные сокровища, красное золото, блестящее серебро. Вот только добыть их мог не всякий. Лишь знающему верное слово могут достаться они. А беспечному смельчаку, что надеется на собственную силу, преградит дорогу курганный дух, страж сокровищ. Или сам покойник, раскрыв остекленелые глаза, схватит костлявой рукой за горло. Вадим поежился и хотел было продолжать своей путь, как чье-то маленькое мохнатое тельце, чиркнув крылом по лицу, запуталось в волосах и противно запищало. Он схватил непрошенного попутчика и почувствовал скользкие, перепончатые крылья с маленькими коготками. С отвращением Вадим отшвырнул от себя нетопыря и тот с жалобным писком растворился во мраке. «Ночница! – куда-то в пятки ухнуло сердце. – Вот так всегда, только подумаешь о мертвецах, а они тут как тут! Пращур-заступник, оборони, защити, помоги!» – быстро бормотал Вадим. Он схватил весло и сильными гребками повел челн к крепости.
Выскочив на берег близ знакомого камня, юноша завел свой челн в камыши. Здесь он приметил другую долбленку, только брошена она была без привязи. Да и вода плескалась внутри чуть не на половину, так что челнок едва держался на воде. Словно и не лодка, а простое бревно. «Странно», – Вадим пожал плечами. В этом месте могли причалить только свои. О тайной тропке ведали лишь люди Ратибора. Да и челнок был знакомый, вроде того, что имелся на заставе. «Может из гридей кто? – думал Вадим, привязывая его рядом со своим. – Может весть привезли с устья? Нет, не похоже. Челнок тогда так бы не бросили. А, может, пьяный кто куролесит?» – Вадим неодобрительно покачал головой. – «Не успел отец уехать, как уж и загулял кто-то, – юноша стал подниматься в крепость, вверх по тропе. – Сказать об этом воеводе? Ярый суров, особенно в таком деле. Просто так с рук не спустит. Ладно, – решил он. – Узнаю кто с заставы прибыл, а там погляжу, сказывать Ярому или нет.»
Примерно на середине тропы лежал человек. Он лежал на левом боку, выбросив вперед обе руки. Одежда на нем была мокрая и грязная. «Видно от самой реки полз бедняга», – в душе у Вадима шевельнулось сочувствие. Он тронул человека за плечо и тот повалился на спину, не то замычав, не то застонав. «Совсем лыка не вяжет, – юноша подхватил его под мышки и попытался приподнять. – Да это же Вешняк! – узнал он гридя с заставы. – Где же это он так нахлестался?» – рука Вадима скользнула по спине воина и он почувствовал что-то липкое. Прислонив кметя к большому валуну, Вадим поглядел на свою ладонь. «Кровь!» – вздрогнул он и снова быстро ощупал спину Вешняка. Между лопаток торчал обломок стрелы. Когда Вадим дотронулся до него, Вешняк застонал и открыл глаза. Они были мутными от боли и ничего не видели, но из запекшихся губ вылетал какой-то хрип. Вадим склонился над ним, пытаясь разобрать что-нибудь. «…Свеи… всех… посекли…» – едва уловил, – «…Воеводе…» – прохрипел Вешняк и затих.
Как взвалил гридя на себя, как обливаясь потом тащил его вверх, как протиснулся со своей ношей через узкий лаз, что говорил воеводе и невесть откуда взявшемуся Гостомыслу, Вадим не помнил. Не видел он как забегали по широкому княжьему двору отроки с факелами, поднимая всех и разнося недобрую весть. Не видел, как споро снаряжались дружинники Ярого, как открывали челядинцы Гостомысла его клети, вынося во двор щиты, кольчуги, топоры и копья. Только гул вечевого била, тревожно ухнувшего в ночи, вернул его к действительности. Тут увидел он мать Висту, которая бинтовала рану Вешняка, увидел всполохи факелов на холодной стали, услыхал топот ног в доме и на дворе, испуганное перешептывание рабынь. И тут вспомнил он о Гориславе.