– Отвести людей, – велел конунг Торольву. – Слишком много потеряем. Сейчас дорог каждый воин. Лучников!
Агмунд протрубил в рог. Повинуясь сигналу свеи разом отхлынули от арабов, оставив их в центре опустевшей площадки. Тут же зазвенели тугие тетивы луков. Стрелы, несущие смерть, ударили со всех сторон. Легкие арабские щиты не могли защитить от них. Тяжелые трехгранные наконечники без труда пробивали их тонкие, деревянные пластины. Как град выбивает хлебное поле, колос за колосом, так пернатый дождь разил людей. Убитые падали молча, раненые стонали, придавленные телами товарищей. Когда в кругу осталось только трое, Олав дал знак лучникам. Стрельба прекратилась.
– Живыми! – приказал конунг.
Пять викингов бросились в круг. Зазвенели клинки. С разрубленной головой рухнул воин Олава. Другой с отрубленной кистью вышел из боя. Пал сраженный араб. Двое в кругу, встав спина к спине, ждали нападения. Холодные полумесяцы сабель, обагренные кровью, зловеще блестели. Больше охотников сразиться с ними не было. Олав оглянулся на своих берсерков. У Храппа глаза налились кровью и он готов был грызть край своего щита. Халли, широко раздувая ноздри, жадно смотрел на арабов.
– Конунг, разреши нам, – шагнул Льот к Олаву. – Пора показать им силу наших мечей!
– Идите, – недовольно бросил Олав. Эта задержка уже начинала злить его. – Одного можете убить, но того, – он указал мечом на Абу Аруса, – живым.
Взвыв по-волчьи, Храпп и другие берсерки бросились на врага. Но вдруг, словно наткнувшись на невидимую стену, встали как вкопанные в центре круга. Клинки звенели, но ни один не мог проникнуть за голубой круг, очерченный саблями.
– Это колдовство! Оборотни! Да у них оружие заговоренное! – услышал Олав шепот своих воинов.
Почти невидимым движением Абу Арус отбил секиру Храппа и тут же, без замаха, резко опустил саблю на голову берсерка. Храпп был без шлема, дамасский клинок скользнул по его виску, срезал правое ухо и щеку до подбородка, с хрустом вошел в ключицу. Льот и Халли подхватили, обливающегося кровью великана, и оттащили его в сторону.
– Их можно победить только при свете солнца! – крикнул кто-то в толпе. – Если они сами не превратятся в камень! – Толпа викингов вздрогнула и попятилась.
Олав вырвал копье из рук ближайшего воина. Верной рукой послал смерть. Широкий наконечник пронзил грудь араба и вышел из спины. Возглас восхищения встретил удар конунга. Олаву показалось, что он вновь услышал голос прекрасной валькирии: «Боги тебе даруют победу!» И конунг смело шагнул в освещенный круг. Его воины одобрительно загалдели.
Прямо перед собой Олав увидел смуглое лицо Абу Аруса, все в мелких капельках пота. Темные глаза араба без страха смотрели на него. Верхняя губа в усмешке обнажила желтоватые зубы. Несколько минут они кружили на месте, примериваясь друг к другу. Клинки со звоном скрестились и тут же разлетелись в стороны. Конунг отскочил на шаг. Высоко подняв меч, он бросился на врага. Но не стал рубить сверху, а плавным полукругом обрушил меч сбоку. Его клинок снова встретил дамасскую сталь. Более опытного противника Олаву встречать не приходилось. Абу Арус отбивал все его удары и старался тут же их вернуть. Щит Олава был уже в двух местах прорублен, но еще держал. Воины с интересом ожидали окончания схватки. А молодой конунг уже ощутил предательскую дрожь в руках. По спине побежали колючие мурашки. Олав тяжело дышал, ему не хватало воздуха.
Абу Арус, видя нерешительность конунга, сам стал теснить его. Удары араба становились все чаще и сильней. Казалось, он не знал усталости. Олав не заметил такого же удара, каким был сражен Храпп и ощутил только звон в голове. Сабля скользнула по шлему и вгрызлась в кованный край щита. Тяжелый меч конунга ударил по ней сверху. С жалобным стоном переломился дамасский клинок.
Вот он миг победы! Удар меча, слева наискосок. Уже в полете Олав слегка развернул оружие. Лезвие плашмя обрушилось на голову Абу Аруса. Оглушенный он упал к ногам конунга.
– Это храбрый воин, – прохрипел Олав подоспевшим Льоту и Халли. – Возьмите его и не спускайте с него глаз до утра. Боги любят храбрых, – конунг недобро улыбнулся. – Труби сбор, – повернулся он к Агмунду. – Мы идем на подмогу упсальцам и Гуннару. Вперед, герои! Сегодня боги даруют нам удачу. Вороны Одина жаждут добычи!
Гостомысл поднялся на вал, окружавший крепость. Глухие удары вечевого била тревожно ухали в ночи. В устье Ладожки угрожающе чернели силуэты чужих кораблей. Гостомысл и Ярый вовремя подняли тревогу. Встретив сопротивление, варяги отошли. Видно было их не много. Да и кому охота рубить ворота под градом камней и стрел? Воевода расставил на валу вооруженную челядь, да тех мужей, что были в крепости. Сам же со своей небольшой дружиной встал у ворот. Гостомысл придирчиво осмотрел гридей: «Хороши молодцы, жаль мало! Прав был Данислав, ох как прав! Вот сейчас бы пригодилась дружина Ратибора. Однако, не мог он еще далеко уйти. Надо отправить гонца к князю! А мы уж до его прихода продержимся.» – Старейшина подозвал к себе Домажира.
– Пошли кого-нибудь, пусть найдут и пришлют ко мне Вадима или Вершко. Я буду ждать их здесь.
Когда Домажир ушел, старейшина огляделся. Со стороны Варяжской улицы доносился шум битвы, ветер приносил оттуда дым с колючими искрами. Горел двор купца Рольфа, шурина Гремислава. Над сварожьей горкой тоже играли всполохи пламени. Неожиданно стало светлей. Это варяги подожгли ближайшие к крепости дома Посада. На освещенном огнем пространстве перед тыном Гостомысл увидел толпу ладожан. Было их несколько сот, в основном женщины и дети. Мужчины отступали последними, сдерживая натиск находников. Все были со щитами, в шлемах, с копьями и топорами. В тревожное время даже пахарь имел у себя оружие. Те свеи, что напали на крепость, бросились в тыл ладожанам. Но и словене не остались в долгу. Со стен ударили лучники. Ярый приказал открыть ворота и с дружиной устремился на врага. Перед крепостным валом завязалась жестокая сеча. Свеи дрались отчаянно, видя как у них из-под носа уходит богатая добыча. Они явно не хотели упускать ее. Но и словене стояли насмерть. Находники дрогнули первыми, их ряды расстроились и они не стали преследовать ладожан, когда те медленно отступили под защиту вала.
Звон мечей со стороны Варяжской улицы стал слышен. Из клубов дыма и пламени стали выбегать даны. Кто кучками по несколько человек, а кто и в одиночку. Им вслед летели стрелы. Беглецы спотыкались, падали, чтобы никогда больше не встать. Лишь один отряд, человек в сорок, шел уверенно, закрывшись щитами со всех сторон и ощетинившись копьями. Когда даны подошли к Ладожке, они так же спокойно, словно никто и не стрелял по ним, вброд переправились на другой берег. Здесь и обрушились на них викинги Гуннара и Свейна. Находники прижали данов к реке и постарались загнать в воду. В этом месте берега у Ладожки были илистые и топкие. Данам пришлось трудно. С другого берега им в спину били лучники Эйрика. Понимая, что пощады не будет, даны сражались с яростью обреченных.
– Негоже гостей заморских в беде бросать, – проворчал воевода и снова приказал открыть ворота.
Поредевшая дружина Ярого бросилась на врага. Увидев идущих на подмогу ладожан, даны тоже ринулись вперед. Зажатые между ними свеи не выдержали стремительного натиска и побежали. Их не преследовали, только воевода сердито погрозил им вслед кулаком в боевой рукавице. У воеводы из шести десятков гридей осталось только чуть больше тридцати, данов же набралось две дюжины. Да и те в большинстве были раненые.
– Живей, живей, – поторапливал Ярый своих гридей. – Поспешим пока находники не опомнились, – у ворот он обернулся, чтобы посмотреть что делают свеи и тут же упал. Вражеское копье вонзилось ему под правую ключицу и застряло между ребер. Обливающегося кровью старого воеводу подхватили дружинники и внесли в крепость. Свей, который метнул копье, подобравшись к самому тыну, пользуясь темнотой и сутолокой, возникшей в воротах, невредимым вернулся к своим.
– Позовите ко мне Гостомысла, – с трудом сказал
Ярый, морщась от боли, обступившим его воинам. Кто-то проворно побежал на вал. Когда Гостомысл склонился над раненым, тот прохрипел:
– Пошли за князем… о гостях заморских позаботься, – воевода показал глазами на данов, по-прежнему толпящихся у ворот, – и Данислава слушай, – старый воин хотел еще что-то сказать, но силы оставили его и он откинулся на кем-то заботливо свернутый плащ, заботливо подложенный ему под голову.
– Несите его ко мне, – распорядился старейшина. – Там о нем позаботятся.
Он подошел к данам. У многих из них бороды и волосы были опалены огнем, одежда запачкана кровью своей и вражьей. Навстречу старейшине вышел статный дан. Был он уже не молод, но и еще не стар. По его гордой осанке сразу было видно, что он не простой ватажник, прибывший на торг с каким-нибудь купцом, сидя за веслом чужого корабля. Нет, он сам был хозяином товаров и ему принадлежали три судна. Это был купец Вульфстан из Хедебю, торговый товарищ Рольфа, двор которого тоже стоял в Ладоге, на Варяжской улице. Сейчас он был бледен и ладонью зажимал рану от свейской стрелы на левой руке, чуть выше локтя. Заморский гость узнал Гостомысла.
– Вот так торг вышел у нас этим летом, – криво усмехнулся он, морщась от боли.
– Это все твои люди? Неужели никто больше не спасся? – с надеждой спросил его Гостомысл.
– Мы услышали набат слишком поздно. Свеи напали на нас с первым ударом. Только Радеботт из Арконы со своими людьми успел пробиться к кораблям. Торгрима и его людей перебили в шатрах. А Рольф, – лицо купца исказила злая судорога, – Рольф, ты знал его. Мы с ним вот уже восемь лет плавали вместе. Когда свеи подожгли дом, он прыгнул с крыши и сломал ногу. Они швырнули его в огонь и мы ничем не могли ему помочь! – Под опаленной бородой купца вздулись желваки. – Нас было почти две сотни человек! Где они? Их нет! Их убили! Подло! Ночью! Зарубили сонных!