– Да я допреж ижор, решил на заставу заглянуть, к Сухоруку. Был он мне как брат старшой. Пришел я туда, гляжу, а гам свеи хозяйничают. Перебиты все. А Шестак стоит копьем к дубу пригвожженный, – Некрас сморщился и попытался выдавить из глаз слезу.
– Да, – вздохнул старейшина. – То мне ведомо.
– Как? – враз побледнел Волдырь. – Откуда?
– Вешняк с заставы пришел. Жаль только поздно. Поранили его тяжко. Ну, ступай, – отпустил он Некраса, не заметив испуга на его лице.
Старик посмотрел на небо. На восходе оно уже стало прозрачно-голубым, зато с полуночи, откуда дул свежий полуношник, на Ладогу, клубясь, наползала темная туча. «Гневается владыка Перун или посылает знамение? – встревожился Гостомысл, глядя на нее. – Надо бы позвать волхвов, да отслужить молебен небесному воину», – решил он. За частоколом тревожно загудели варяжские трубы. Люди на валу просыпались, встряхивались ото сна и тут же становились к тыну. Гостомысл выглянул из-за острых зубцов. Сплошная стена круглых щитов и копий шевелилась в тумане. Варяги явно собирались на приступ. Вот трубы в их стане пропели вторично и в том месте, где над щитами развевался зеленый с черным медведем стяг свейского конунга, вперед вышли два воина. Они уверенно направились к тыну. Не доходя до него на один перестрел, остановились. Тот, что шел впереди отстегнул меч и отдал его спутнику. Взяв оружие, он зашагал обратно. Ладожане напряженно следили за тем, что будет дальше. В толпе слышался тихий говор.
– Опять что-то удумали, собаки!
– Гляди! Меч отдал.
– Сейчас говорить будет.
– Эх, был бы здесь князь Ратибор! Мы бы с ними по-другому поговорили.
– Да я ж узнал его! Это купец Хавард Урманин! Он же в Ладоге не первый год.
– Точно! Он! Пригрели змею…
– Дай кось я его сейчас из лука попотчую!
– Нет, негоже так. По послу стрелять, последнее дело. Не по закону-то.
– А они что, по закону?
– Так то они, а то мы.
Купец подошел еще немного ближе и, приложив ладони ко рту, прокричал:
– Ладожский люд! Славный конунг Олав послал меня к вам с миром! Он не хочет вам зла! Пусть кто-нибудь из ваших старейшин выйдет ко мне и я передам вам условия конунга.
На стенах стало оживленнее. Говор усилился.
– Ишь ты, собака, с миром он пришел!
– Если б не тын, давно бы всех нас порубили.
– Это какой же Олав?
– Да из Бирки. Сын Бьерна с Кургана. Того, что совался к нам однажды лет десять тому назад.
– Вот проклятое семя, все нет ему покоя!
– Кого же пошлем к находнику? – раздался сзади Гостомысла старый, надтреснутый голос.
Старейшина обернулся. Рядом с ним стоял Данислав.
Лицо его было сурово, словно говорило: «Не послушали меня, а я же предупреждал!» Вместе с Даниславом был Твердислав, младший брат купца, который приходился ровесником Гостомыслу. Однако, казалось, что время обошло его стороной. Был он крепок и кряжист, а в его пепельных волосах не было заметно седины. Вместе с ними был и Гремислав. Бессонная ночь резче прорезала морщины на его гордом лице. Под глазами залегли темные тени. Рядом стояли волхвы Радимир и Вольгаст. Оба в длинных, белых одеждах, с резными посохами в руках. Радимир, жрец Велеса, был стар, с серебристой от седины головой и длинной бородой. Глубокие морщины покрывали его смуглое от загара лицо прихотливым, словно древесная кора, узором. А в глазах его было что-то нездешнее, что-то от таинственного подземного мира хозяина стад Велеса, то, что давало ему мудрость и знание. Вольгаст, напротив, был молод. Родом он был нездешний, с далекого, заморского острова Руяна. Темные, всклокоченные волосы, острый крючковатый нос, хищный блеск в глазах, все это делало его надменное лицо похожим на коршуна. И всякий, даже не зная его, сказал бы, что его господин, Перун – владыка молний.
– Так кого же пошлем к находнику? – повторил свой вопрос Данислав.
– Могу пойти я, – выступил вперед Гремислав.
– Нет. Слишком ты горд, Гремислав, – недовольно поморщился старик Данислав. – Дела у нас не так хороши, чтобы гордиться.
– Тогда ступай ты, – предложил ему брат.
– Я тоже не могу. Слишком уж ненавижу свеев. А ненависть, сейчас, плохой советчик, – отвечал купец. – Иди ты, Гостомысл, – обернулся он к старейшине. – Ты среди нас самый рассудительный. Кроме тебя, некому. – Гостомысл согласно кивнул и спросил у волхвов, указывая глазами на надвигающуюся грозовую тучу:
– Кому это знамение? Можем ли мы надеяться на успех или нужно готовиться к худшему?
– Надо устроить гадания, – немного помолчав, ответил Радимир. – Похоже, что великий Перун спешит к нам на помощь.
– Нет! – резко выкрикнул Вольгаст. – Туча идет с полуночи. Оттуда же пришли и находники. Значит, владыка молний гневается на нас. Это его предупреждение! – он торжествующе и даже зло глянул на Радимира. – Не гадания надо устраивать, а принести Перуну богатые жертвы. Может быть небесный князь сменит гнев на милость.
– С этим никто не спорит, жертвы Перуну нужны. Тем более теперь, – согласился Радимир.
– Тогда на том и порешим, – сказал Гостомысл. – Узнаем чего хотят находники. Принесем жертвы богам и Перуну. И поступим так, как скажут знамения.
Степенно, опираясь на посох, Гостомысл спустился с вала. Легкий утренний ветерок теребил его седую бороду. Старейшина вышел в ворота и медленно направился к посланцу конунга. Сотни глаз напряженно следили за ним с обеих сторон. Гостомысл подошел к Хаварду и разговор начался.
– Живи долго, старейшина! – свей, улыбаясь, шагнул навстречу.
– Уж не думаешь ли ты, находник, что я пожелаю тебе того же? – Гостомысл смерил купца презрительным взглядом. – Сказывай, чего хочет твой конунг?
– Мы пришли с миром. Славный конунг Олав никогда не считал словен своими врагами…
– Так зачем же он пролил кровь наших соплеменников? Зачем же он сжег наши жилища? Если хочет мира, зачем пришел как тать ночной? – гневно перебил его старейшина.
– Выслушай меня, мудрый Гостомысл, – вкрадчиво и чуть льстиво начал купец. – Именно об этом я хотел поведать тебе, – и видя, что старейшина больше не перебивает его, Хавард продолжал. – Наш славный конунг Олав был в ссоре с данами. Для того, чтобы наказать их и прибыл он в Ладогу. Словенам же мы не хотели причинить вреда. Чтобы доказать вам свои добрые намерения, конунг Олав приказал своим воинам не трогать ваших жилищ и готов вернуть всех ваших соплеменников, которых у нас около трехсот человек. Он так же хочет заключить с вами договор о мире, а для этого просит вас выполнить некоторые условия, – Хавард остановился, ожидая реакции старейшины.
– Какие? – угрюмо спросил Гостомысл.
– О-о, для вас они почти ничего не будут стоить, клянусь Тором! – купец снова улыбнулся. – Славный конунг Олав хочет, чтобы вы дали нам за ваших соплеменников, – он чуть помедлил, – шестьсот марок серебра.
– Да на торгу в Ладоге за лучших рабов дают по одной марке, а вы требуете по две за человека! – возмутился Гостомысл.
– Но ведь это рабы, а мы предлагаем вам свободных, – наставительно произнес купец. – Если хотите, мы можем отпустить их за так, но тогда заплатите виру за наших павших воинов.
– Сколько?
– Шестьсот марок серебра! – Хавард торжествующе глянул на старейшину. – Да, еще чуть не забыл, славный конунг Олав хочет, чтобы Ладога и вся словенская земля каждый год давала ему по черной кунице от дыма, хотя можно и другими товарами, но тоже на шестьсот марок серебра. – Он подождал не скажет ли ему что-нибудь Гостомысл и продолжал. – Кроме того, когда в Ладогу будут преилывать свейские купцы и воины, ладожане должны кормить их и предоставлять дома. А за все это славный конунг Олав обязуется защищать вас.
– От кого?
– От данов. Они злобны и коварны. Они не простят вам, что здесь погибли их соотечественники. Теперь они вам враги.
– Мы сами сможем защитить себя от своих врагов. И если ваш конунг хочет в этом убедиться – мы ждем его! – гордо ответил Гостомысл. – Ты сказал все, что тебе велели передать? – он развернулся, чтобы уйти.
– Не торопись, старейшина, – голос Хаварда стал почти ласковым. – Конунг Олав просил так же прислать к нему десять ваших знатных юношей. Он хочет воспитать их.
Гостомысл ничего не ответил ему и, не оглядываясь, пошел к крепости. Ему в спину, словно нож, ударили слова находника:
– На князя Ратибора не надейтесь! Вершко не дошел!
Когда Гостомысл замолчал, в гриднице повисла гнетущая тишина. Ярый, бледный от потери крови, с перевязанной полосами беленого полотна грудью, сидел на лавке, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Рядом с ним, за длинным дубовым столом расположились Гремислав, Данислав, Твердислав, Радимир и Вольгаст. У двери стоял десятский Порей. Это был худой, высокий воин лет сорока. Он пристально смотрел на раненного воеводу, словно ждал от него приказа. Вдоль стола тяжелой, медвежьей походкой ходил кузнец Могута. Он грозно сжимал свои кулаки и сердито сопел. Дойдя до двери, кузнец вернулся обратно и остановился напротив Гостомысла.
– А что, если мы этих находников… – он грохнул кулачищем по столу и с надеждой поглядел в глаза старейшины. – А?
– Это было бы лучше всего, – тяжело вздохнуп Гостомысл. – Только вот сил у нас маловато.
– Сколько осталось в дружине гридей? – повернувшись к Порею устало спросил воевода.
– Три десятка да еще трое, – ответил десятский и, чуть помедлив, прибавил. – Однако, почитай все ранены.
– Да-а, невелика дружина, – угрюмо протянул Могута.
– Так ведь кроме дружины и ратники есть, – вмешался Данислав.
– Есть, – подтвердил Порей. – Почитай сотни четыре наберется. Однако, из них тоже больше половины ранены. Свеи то ночью напали, не всякий сумел доспех надеть. Вот и посекли многих, рубаха-то не кольчуга, – словно оправдываясь, добавил он.
– Ватажники Вульфстана обещали нам свои мечи, – напомнил Гремислав.
– Было б то хорошо, когда б было их побольше, – горько усмехнулся Данислав. – А то всего два десятка.