– Да ну? И как же?
– Мы знали, что ты в поместье Норт-Энглиша. За тобой, конечно, грехов много, но склонности к раздвоению вроде не водилось.
– Узнал что-нибудь? – требовательно спросил Релвей.
– Этим утром мы долго беседовали с Маренго один на один. Могу пересказать, о чем шла речь, слово в слово, но вряд ли ты услышишь что-то для себя новое. Их секреты – чушь собачья. – Тем не менее я выложил Релвею все подробности разговора с Маренго, так, на всякий случай. А потом поинтересовался у Блока: – Этот я, который не я… Что ему было нужно?
– Он пытался уговорить дежурного надзирателя, чтобы тот отпустил Садлера с Краском. А надзиратель, олух, уши и развесил… Будь эта парочка в состоянии ходить, их бы след давно простыл. Но надзиратель явился ко мне с просьбой предоставить транспорт. Я припомнил, что тебя в городе нет, и спустился выяснить, в чем, собственно, дело. Оборотень понял, что прокололся, и удрал прежде, чем мы успели его схватить.
– Значит, мои добрые друзья по-прежнему у вас?
– А куда они денутся? Камеры под завязку забиты. Правда, на меня давят с Холма, требуют отпустить всех, кто так или иначе замешан в событиях прошлой ночи.
– А как там Джеррис Дженорд? Удалось вам его расколоть? Я нашел доказательства его связи с оборотнями. – Или с неким посредником между оборотнями и человеколюбцами; эта версия мне самому казалась наиболее правдоподобной. Вряд ли Дженорд намеренно причинил зло Вейдерам. И вряд ли он сознательно помогал оборотням проникнуть в дом. Скорее, он был пешкой, которую передвигали таким образом, что любой ход непременно влек за собой малоприятные последствия для окружающих. Вполне возможно, он в конце концов сообразил, за кого его держат, и именно запоздалым раскаянием и объясняется его состояние в ту ночь, когда с ним повстречались Тай и бедняга Ланс.
– Мы еще его не допрашивали, – сказал Релвей. – Некогда было. Хлопот полон рот.
Однако за мной проследить он не забыл, хорек этакий.
– Могу я с ним поговорить?
– Погоди, позову ребят, и вместе сходим.
– Я не собираюсь вырывать ему ногти. Всего-навсего хочу пару вопросов задать.
– Если за твоей спиной буду я, со щипцами в руках, у него быстрее язык развяжется. Не беспокойся. Вмешиваться я не стану.
Релвей – это Релвей. Ему интересно все: и какие вопросы я буду задавать Дженорду, и что Дженорд мне ответит.
Ну и ладно.
– Тогда пошли.
Когда мы вошли в камеру, Дженорд спал, но мгновенно проснулся и сел, дико оглядываясь по сторонам. Камера у него была на редкость омерзительная, словно из кошмаров спятившего палача. С другой стороны, ему не приходилось ни с кем ее делить. А в прочих камерах узники в буквальном смысле сидели на головах друг у друга.
– Удобно? – справился я. – Я заглянул посмотреть, как о тебе заботятся. – Дженорд изменился; и перемена эта в парне, которого сунули в Аль-Хар, была несколько неожиданной: он словно заматерел, взгляд сделался ледяным. Коммандос в натуре. Как говорится, с кем поведешься – топором не вырубишь: наякшался с оборотнями и тоже превращаться стал.
Мой вопрос остался без ответа.
– Я вот что подумал, – сказал я Релвею. – Как по-твоему, оборотни знают, что мы его поймали?
– Наверняка. Тот, который за тебя сойти пытался, видел Дженорда, когда Краска с Садлером навещал.
– То есть, если он что-то знает, его попытаются либо выкрасть, либо успокоить навсегда? – Обоим – и Релвею, и Дженорду – почудилось, будто они понимают, куда я клоню. Но я поспешил развеять их предположения. – А если мы его выпустим? Что решат его дружки?
– Что он их продал, – немедленно отозвался Релвей. – Мне это нравится. И место освободится, а то камера на одного по нынешним условиям – чересчур вольготно. Да и на еде сэкономим, а то корми его, пока судья не приговорит к виселице. Сам знаешь, мы на бюджете. Кого содержим, за того и отчитываемся.
Можно подумать, я ему поверю! Блок мне кое-что рассказывал о том, как финансируют Стражу.
Я повернулся к Дженорду.
– Братство Волка состоит из бывших коммандос, так? А оборотни – Черные Драконы Вальсунга – воевали в Кантарде. Наемная элита. Небось, вы с ними на фронте спелись? – Помолчав, я высказал мысль, которая давненько не давала мне покоя: – Или вас свел Слави Дуралейник?
Маска безразличия на какой-то миг спала с лица Дженорда. Глаза его расширились, снова сузились. Он кивнул.
– Да, Дуралейник за всем стоит.
– Врет, – театральным шепотом сообщил Релвей.
– Думает, что врет, – поправил я. – Точнее, думал, а теперь гадает, не оставили ли его с носом. – Дженорд и впрямь выглядел так, словно засомневался в своих неведомых хозяевах.
Мне показалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Выбрал молчанку, как самое безопасное. Что ж, я его понимаю. Он ведь не главный и потому должен верить в своих боссов. Верить в то, что они его спасут.
Коммандос в этом отношении похожи на морскую пехоту. И те и другие своих в беде не бросают.
Я сказал об этом Релвею. Тот выпятил подбродок: дескать, пусть только попробуют.
Итак, имен мы не услышали, бесспорных доказательств не нашли, зато теперь знаем твердо, что между шайкой Дженорда и оборотнями существует некая связь. Остальное я надеялся выяснить в поместье Маренго.
– Подержите его еще немного, чтоб у меня было время рассказать о нем в паре-тройке мест. А потом выпускайте.
Тай Вейдер знает толк в мести. Ему мой способ точно понравится. Правда, Дженорд может и выкрутиться, если сумеет запудрить мозги своим дружкам…
По-моему, этим талантом его природа обделила.
Релвей оставил при Дженорде охранника – на тот маловероятный случай, если Джеррис решит покончить с собой. А сам испарился по дороге к кабинету Блока.
– Краска с Садлером проверять будешь? – спросил капитан.
– Зачем? Ты говоришь, что они никуда не денутся. Этого с меня вполне достаточно. Поправляются хоть?
– К несчастью, да.
– Осторожнее с ними, капитан. И не забудь: на воле хватает тех, кто готов о них позаботиться.
– Я помню. И даже кое-что придумал. – Блок зловеще усмехнулся.
– Хочешь их как наживку использовать? Тогда и братца Дженорда не забудь.
– Его можно вычеркнуть из списка. – Снова зловещий смешок. – Мы их всех поймаем, Гаррет.
– Не сомневаюсь. Надеюсь только, что к тому времени хоть кто-то из моих друзей в живых останется.
– Друзья полезны и мертвыми: они тебе местечко в преисподней приготовят. Знаешь, что тебя там ждет? Бочонок пива в каждом углу и орда распаленных девиц.
– По-твоему, это преисподняя?
– А что, не нравится?
– Да нет, нравится, но я пока туда не хочу.
Блок скривил физиономию.
– Экий ты привередливый.
– Своей дурной славой я обязан исключительно миссис Кардонлос.
Неужели капитан моргнул? Или мне показалось?
– Что дальше делать будешь? – спросил он.
– Вернусь в поместье Норт-Энглиша. Я почти уверен, что лично он тут ни при чем. Хотя меня одурачить несложно… Ты-то как считаешь, он и вправду верит в то, что говорит?
– Я стараюсь не прислушиваться к словам таких личностей. Главное – не что они говорят, а что делают.
– Кстати, ты сказал, что с Холма на тебя давят.
– Подавят и перестанут.
– Выходит, на Холме поддерживают «Клич»?
– Пока он побеждает. Никто не желает болтаться в соседней с Маренго петле, если они в конце концов опростоволосятся.
Приближался час волка – самое холодное, самое жестокое время ночи, когда отчаяние проникает даже в сердца записных храбрецов. Час, когда на улицы высыпают отъявленные негодяи из троллей и огров. В такой час одинокому сыщику, у которого слишком много врагов, не след покидать гостеприимный кров.
– У тебя нет свободной камеры на пару часиков? До рассвета, не дольше?
Солдат спит, служба идет; в эту ночь может случиться что угодно, но я все равно лягу спать, а утром уж поглядим, что там стряслось.
– Есть одна, с твоей фамилией на двери. Шучу. Ложись в моем кабинете. Я спать не собираюсь, мне работать надо. Допрошу кой-кого. – Что такое час волка, Блоку объяснять не требовалось. Самое подходящее время для допроса тех, кто валяется в кандалах на куче грязной соломы, дрожит от холода, обирает с себя вшей и отгоняет крыс.
– Спасибо. Вели, чтоб меня разбудили на рассвете. – Прежде чем он успел отпустить очередную шуточку, я прибавил: – Хочу повидать солнце, пока не помер.
Вот и койка. Я вытянулся во весь рост. Уф! Поспать дважды за ночь – какое блаженство! И самое приятное – ни одной говорящей пернатой твари поблизости.
93
Разбудил меня вовсе не кто-либо из блюдущих закон Блоковых бандюг. Разбудила меня Пулар Синдж. Я чуть не завопил спросонья, честное слово.
– Ты как сюда пробралась?
Она испугалась. Мне пришлось долго ее успокаивать, прежде чем я сумел добиться сколько-нибудь внятного ответа. От испуга она сильно пришептывала, а понимала человеческую речь гораздо хуже прежнего. Ну, некоторое время спустя я выяснил, что она просто вошла в Аль-Хар, следуя за моим запахом. Охранников на дверях не было. Не было, и все.
– А трупов?
– Я не видела.
– Проклятие! Надеюсь, с ними ничего дурного не случилось. – Отсутствие охранников могло означать лишь одно: на тюрьму напали, и все кинулись отражать нападение. Кто напал? И живы ли до сих пор Блок и Релвей? Признаться, бежать узнавать особого желания не было. – А ты зачем пришла? – Я проснулся окончательно, встал и принялся аккуратно подталкивать Синдж к ближайшей двери на улицу. В приступе стратегической гениальности я сообразил, что чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше для нас.
– Релианс приставил нюхачей ко всем, кто следил за тобой. Он считает, что теперь, когда ты оторвался от того, у кого нет запаха, остальные побегут к своим хозяевам. А за тем следила я сама и двое моих друзей. Его можно выследить.
Мы подошли вплотную к двери. Мне почудилось, я различаю в отдалении злобный смешок Блока.