Она страдала в одиночестве. Я перешел на рысь, лавируя в толпе и чувствуя спиной волну осуждения, изливающуюся из бастиона нравственности – меблированного дома миссис Кардонлос. Когда я притрусил ближе, Чэстити оставалась единственной улыбающейся женщиной во всей округе.
– Где же Плоскомордый? – выпалил я.
– Плоскомордый? – Казалось, она искренне удивлена.
– Вы понимаете, о ком я говорю – Плоскомордый Тарп. Здоровенный увалень с зубами через один. Ваш телохранитель. Отличный парень. Если дать ему время подумать, он перехитрит даже дубовый пень.
– Я отпустила его, – ответила она с мрачной улыбкой.
– Что вас сподобило на такую дурь? – Тот еще стиль беседы с женщиной.
– Мне больше ни о чем не приходится беспокоиться. Похоже, эпизод с бегством пациента, который и не должен был там находиться, так как вообще не поступал в больницу, отразился только на мне. Одним словом, Кнопфлерская Имперская Мемориальная Филантропическая Больница Бледсо в моих услугах больше не нуждается.
– Значит, они вас, извиняюсь, вышибли?
– Не извиняйтесь. Я приобрела весьма полезный жизненный опыт.
– Хм… – высказывание точно в духе Покойника.
– Я поняла, что старые циники вроде моего отца правы, утверждая: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».
– Мне по душе подобный образ мыслей. Но каким образом вы очутились здесь? Нет, я не жалуюсь. Невозможно представить более приятного сюрприза.
Я был голоден, к тому же мне не нравилась собравшаяся вокруг нас толпа зрителей. Я начал демонстративно поигрывать ключом.
– Я пришла, потому что вы, наверное, единственный, кто понимает, что происходит.
– Боже, до чего мне хочется, чтобы вы были правы.
Дверь оказалась запертой изнутри. Я издал вопль, заставивший вздрогнуть всех в радиусе двух кварталов, и принялся колотить в дверь. Никакой реакции.
– Может быть, там никого нет? Мне тоже никто не ответил.
– Им будет лучше, если они догадаются сдохнуть заранее. А нет – я сам их укокошу. Они хлещут мое пиво и пожирают припасы, а теперь обнаглели настолько, что перестали пускать в мой собственный дом. Я сдеру с них шкуры и построю себе прекрасный кожаный прикид.
– Боже, о ком вы так?
– Сколько сбежавших пациентов удалось отловить?
– Очень немного. По-моему, никто особенно и не старался.
– Пара из них появилась здесь, и я позволил им поселиться у меня.
Попка-Дурак, вступив в дело, начал вопить с такой силой, что я слышал его через дверь.
Нечеловеческим усилием я выдавил из себя улыбку:
– Как вы справедливо заметили, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– И они сейчас там?
– Ведь кто-то запер дверь изнутри. Если мне придется сломать ее, я изрублю их в фарш и скормлю крысам.
– Не кажется ли вам, что вы реагируете неоправданно бурно?
Естественно, кажется.
– Нет.
В результате я получил совершенно неожиданную поддержку.
– Видно, не только мне пришлось пережить трудный день.
– Обсудим, когда попадем в дом, зарубим одного, зажарим и съедим.
– Не надо говорить такие ужасные вещи. Как их, кстати, зовут?
– Айви и Скользкий.
– Вы в этом уверены?
– Во всяком случае, они так себя величают и хотят, чтобы так их звали остальные. Впрочем, скоро об этом можно будет говорить только в прошедшем времени, – закончил я, молотя что есть силы в дверь.
В окне на противоположной стороне улицы появилась миссис Кардонлос. Она одарила меня знакомым презрительным взглядом. Видимо, не избежать мне еще одного протеста со стороны Комитета граждан. Как это я осмеливаюсь поднимать адский шум на ступенях собственного дома?
Я послал миссис Кардонлос чарующую улыбку:
– Подождите, леди, когда мне попадется очередной маньяк-убийца. Я скажу ему, что ваша мечта – познакомиться с настоящим мужчиной.
– Неужели в вашем жилище нет потайного хода?
– Вы, видимо, произрастали в иной среде, мисс. Если бы здесь имелся потайной ход, грабители давным-давно воспользовались бы им, обчистив меня до нитки.
– Надеюсь, вы не ждете, что я стану извиняться за свое происхождение?
Осторожнее, Гаррет.
– Мы не выбираем себе родителей. Не обращайте внимания. У меня портится настроение, когда я не могу попасть в собственный дом.
С этими словами я вновь принялся обрабатывать дверь.
Леди, похоже, засомневалась в мудрости своего появления здесь и начала раздумывать, стоит ли ей вообще связываться с Гарретом.
Я изо всех сил старался выглядеть спокойным и рассудительным, когда Айви, не отпуская цепочки, приоткрыл дверь на дюйм и взглянул на меня.
– Айви, это я пришел домой. Мне захотелось посетить мою кухню. Не мог бы ты поскорее впустить меня?
Я быстро оглядел улицу. Казалось, все, кто недавно проявлял интерес к Чэс, внимательно следили за развитием событий. Среди зрителей даже оказался какой-то парень с повязкой на глазу и серьгой в ухе. Не знаю, была ли у него деревянная нога, но зато мне было известно, где этот кровожадный пират мог бы приобрести попугая. И при этом очень дешево.
Дверь распахнулась. За ней нас приветствовал Скользкий.
– Доктор Чэс, Гаррет, прошу прощения. Я был в кухне и считал, что Айви здесь сделает все как надо.
Айви уже заглядывал в маленькую комнату к Попке-Дураку.
– Похоже, он опять в ступоре.
– Еще немного, и я последую вслед за ним.
– Плохой день? – поинтересовался Скользкий и, не слушая ответа, двинулся в кухню.
– Эти двое бежали вместе с вами? – спросила Чэс.
– Нет, не вместе. Но они находились в палате.
– Я знаю Рика Грэма, – она указала на Айви. – Другой мне не знаком.
– Скользкий твердит, что попал в Бледсо так же, как и я. Его поместил в больницу тот же человек.
– Грэндж Кливер?
– Именно.
– Не исключено. Впрочем, неудивительно, что он мне не знаком. В палате их было сотни четыре. Кроме того, я больше занималась женским населением.
Наконец нам удалось прорваться в кухню. Скользкий объявил:
– Гаррет, припасов осталось совсем мало. Надо отправиться за покупками.
Бросив на него злобный взгляд, я обнял Чэс за плечи и повлек ее к задней двери. Как выяснилось, мне вовсе не хотелось оставаться дома.
Большим пальцем правой руки я трижды провел по красной стороне деревянной фишки.
– Скользкий, мы скрываемся через черный ход. Если парадная дверь еще раз окажется запертой изнутри, я вырву чье-то сердце. Постарайся сделать так, чтобы Айви все понял.
Знаменитая интуиция Гаррета подсказывала, что во всем был виноват Айви. Человек, когда-то служивший в глубокой разведке, теперь опасался собственной тени.
– Запомни, Скользкий. Это мой дом, и в нем действуют правила и порядок, установленные мною.
– Спокуха, Гаррет. Все будет под контролем. Если вы и док куда-то отправляетесь, желаю вам славно провести время.
– Надеюсь, все злодеи остались стоять лагерем возле моего дома.
46
Мы с Чэстити наслаждались прекрасным вечером. Вечер был бы безукоризненным, если бы не один неприятный момент. Я заметил Майю Стамп. Когда-то Майя была обо мне более высокого мнения, чем я сам.
Майя меня не увидела, я выбросил мысли о ней из головы и в итоге прекрасно провел время. Чэстити была в полном порядке, и я чувствовал себя с ней как рыба в воде. Я рассказывал ей байки о Гаррете, слегка подредактировав их с учетом аудитории. Она, в свою очередь, поведала мне о Чэс Блейн (о своем семействе она не очень распространялась). Мы потеряли счет времени. А время потеряло наш след. Вдруг к нам подошел парень с не очень чистым полотенцем, переброшенным через руку, и извиняющимся тоном сообщил, что заведение закрывается. Мы кивнули, извинились и, оставив слишком большие чаевые, вышли на улицу. Впрочем, мы ее не увидели – для нас обоих мир слился в одну крошечную точку. Мы сами превратились в собственную вселенную – как бывает только в далекой юности…
– Боже, до чего же ты красива, – сказал я ей, когда мы оказались дома (это был не мой дом).
Она и вправду была прекрасна, еще прекраснее, чем я мог себе представить.
Однако ее скрытые комплексы прорвались наружу, и она запротестовала:
– Вот и неправда. Нос у меня кривой, один глаз сидит выше другого, а рот перекошен. И одна грудь больше второй.
– Возможно, на ногах у тебя слишком длинные пальцы. Но мне на это плевать. Слышишь, как все воют от зависти? Мне даже не пришлось идти за своим счастьем за тридевять земель.
– Нам обоим в эти дни пришлось несладко, и мы слегка перенапряглись, правда?
– Абсолютно точно. Никто и нигде не достигает полного комфорта. Поэтому то, что делает нас свободными от напряжения и отчаяния, является драгоценным подарком жизни. Разве не так?
– Это что – комплимент? Так постараемся действовать в его духе.
По совести говоря, я процитировал одну из сентенций Покойника. Но разве можно разочаровать женщину?
Наверное, я начал стареть – проснулся с угрызениями совести, что ничего не сделал для поисков Эмеральд Дженн. Взглянув на спящую Чэс, я припомнил, как высоко отзывался Морли о ее достоинствах. Затем вспомнил, что видел Майю, и на душе стало тоскливо.
Чэс приоткрыла один глаз. Увидев, что я смотрю на нее, она улыбнулась и потянулась. Простыня соскользнула, и я разинул рот в немом восторге.
К жизни мы вернулись лишь через час. Если вы спросите, где мы провели это время, я не отвечу. Просто потому, что ничего не помню.
– Ну и что ты теперь собираешься делать? – поинтересовалась Чэс, услышав от меня все подробности дела.
– В твоем вопросе – суть всего. Здравый смысл подсказывает мне все бросить и оправдаться тем, что кто-то пытался мной манипулировать и за это я получил деньги. Следовательно, мы квиты.
– Но часть Гаррета ужасно хочет узнать, что же происходит на самом деле, а еще одна часть беспокоится о девушке – так ведь?