Затем мы спустились вниз, в сырой подвал. Я — с лампой, Виндвокер — волоча мешок к солью. Ступеньки стонали под моим весом. Их требовалось поменять. Они начали гнить.
— Вот гадость, — сказал я.
— Только если ты не паук.
Она была права. Повсюду висела паутина. Она покрывала камни фундамента. А еще на камнях осела сырость. Воздух был спертым, на ходу мы вздымали пыль, несмотря на влажность. Полу, так называемой утоптанной земли, не хватало всего одной чашки воды, чтобы превратиться в обычную жидкую грязь.
Наружная дверь была в худшем состоянии, нежели ступеньки.
— Не скупись тут на эту штуку, — сказал я. — Фу! Гадость! Не представляю, почему Синдж не велела все это вычистить и починить.
Просто Синдж не думала о тех частях дома, в которые не заглядывала. Она разбиралась во внешнем виде и практичности, но не в текущем ремонте. Она не будет обращать внимание на подвал, пока не рухнет дом.
Как только мы вышли из-под земли, я сообщил об этом Виндвокер. Она оглядела меня, потянула носом и сказала:
— Определенно Морли проснулся.
— Дай нам десять минут. Нам еще нужно позаботиться об окнах наверху. И мне нужно снять с себя эту дрянь.
Я вернулся на кухню, чтобы выпить чая. Виндвокер там не было.
— Куда она пошла, Дин?
Тот показал вверх.
— Пошла помыться.
— Внизу и вправду отвратно.
— Эта мне нравится, мистер Гаррет.
— Что?
Я не обратил внимания на его слова, заметив вдруг соляную дорожку, проложенную вдоль низа двери к подвалу.
— Эта женщина. Она мне очень нравится.
— Правда? А как же Тинни?
— И Тинни мне тоже очень нравится. Тинни забавная и вызывающая. Поскольку она была здесь всегда, никогда не возникало вопроса, лучшая ли она женщина, чтобы здесь быть. Но с этой, однако… Я чувствую себя расслабленным и спокойным, несмотря на то, что она из себя представляет. Я не беспокоюсь, что она начнет рявкать насчет того, о чем я понятия не имею… Понимаете, о чем я?
Я понял. И все равно был ошарашен. Да, крепко сказано. Я не привык часто пользоваться этим словом. «Ошарашен». Корень означает, что кого-то крепко шарахнули.
Дин был горячим сторонником Тинни Тейт с того самого дня, как он в конце концов смирился с фактом, что никогда не сведет меня с одной из своих невзрачных племянниц.
Мне пора нервничать? Не теряя времени зря и без всяких очевидных усилий Неистовый Прилив Света завоевала и Дина, и Покойника. У Старых Костей ушла целая вечность, чтобы принять Тинни. Если Виндвокер обольстила и Синдж, я по уши влип.
— Дин, она замечательная. Как ты уже сказал, с ней легко. Она просто как будто создана для этого дома. Но ты должен помнить, что она из себя представляет и с какими людьми водит компанию. И я даже не знаю ее настоящего имени. Она все еще просто Виндвокер, Неистовый Прилив Света.
— Это может быть неловко в смысле общения, если вы представляете людей друг другу, особенно в вашем кругу. Но это недолго будет проблемой.
— А?
Предупреждение: Гигант Мысли За Работой!
Голосом застенчивой девочки Виндвокер прощебетала:
— Меня зовут Страфа. Страфа Алгарда.
Она придвинулась очень близко, налив себе чая. И слегка толкнула меня в бедро. Я был почти уверен, что она подслушала всю беседу.
Дин ухмыльнулся почти ухарской ухмылкой.
Он никогда не поступал так при Тинни. Он всегда неодобрительно хмурился, когда ему казалось, что мы, возможно, играем во взрослых.
Вот теперь я влип по уши, глубоко и несомненно. Я мчался верхом без поводьев и седла, галопом, прямо к одному из тех узких мест, которые ненавидит проезжать любой мужчина: к необходимости принимать решение.
Как я смогу выпутаться из всего этого так, чтобы никто не получил увечья?
Покойник без удержи веселился. У него не было моего воображения. Он не мог вообразить будущего, где клан Тейтов выслеживает меня и привязывает к столбу, воткнутому в термитник. Или будущего, где одна из дюжин главных деятелей города, прославившегося своим злосердечием и жестокими колдунами, сводит счеты с человеком, который дурно с ней обошелся.
«Не закатывай истерик».
А я не мог на это ответить, потому что мы все еще притворялись, что он не может прочитать мысли Винд… Мысли Страфы.
Хотел бы я сам попасть к ней в голову и оглядеться там. У меня имелись вопросы. И хихиканье Покойника пока не о многом мне рассказало. А еще я хотел знать, что он вызнал у той твари на улице. Он уже давно должен был рассказать мне об этом, если только история не была слишком страшной для такого юнца, как я. И раз уж меня пока не подпускали к этой информации, как насчет того, что он выудил из головы моего лучшего друга?
Словно по сигналу, брюзга Синдж просунула голову в кухню.
— Ты сказал «десять минут» час назад, Гаррет. След остывает!
— Я говорил тебе миллион раз — не преувеличивай. Какое там «час назад»!
— И все равно я права. Ты игнорируешь самую важную задачу, пока ублажаешь себя флиртом.
Что такое? У меня запылали щеки!
Я двинулся к холодному колодцу и схватил кувшин.
Синдж его отобрала.
— Здесь я сама управлюсь. А ты сходи к Морли.
54
Морли усадили в кресло и подперли подушками. На нем была чистая одежда. Наверное, ее купила Белинда. Он начинал задремывать, когда я появился, но при виде меня немного просветлел.
— Мне в скором времени обещали настоящую ванну.
— Это как рай на земле.
Страфа последовала за мной.
Морли приподнял брови. В его глазах мелькнул охотничий огонек. Он испробовал свою убийственную для девушек улыбку, потом с любопытством посмотрел на меня и слегка нахмурился.
— Морли, это Страфа. Она помогает выяснить, что с тобой случилось. Страфа, это Морли Дотс, предполагаемый владелец ресторана и настоящая жертва преступления.
Узнает ли он ее?
— Рад познакомиться с вами, мэм.
Морли произнес это очень печально.
Синдж — слишком вежливо, чтобы это внушило доверие, учитывая ее чувства, — отодвинула Виндвокер в сторону, чтобы поставить мой кувшин. Потом погнала Страфу из комнаты.
— Тут что-то особенное? — спросил Дотс.
— Возможно.
— Хм-м.
Больше он не задавал никаких вопросов, которые приготовилась услышать моя совесть.
— Интересно.
— Пугающе. Я начинаю запутываться. Такого не должно со мной происходить. Я большой мальчик, хороший мальчик, и я уже давно находился в одном и том же месте. В том месте, куда я всегда возвращался с тех пор, как мы отправились в Кантард, чтобы бороться с вампирами. И вот теперь — это. И я даже не очень хорошо ее знаю.
— Такое случается, Гаррет. А насколько хорошо ты знал Майю? Или Элеонору? Элеонора даже не была живой. А что насчет Белинды?
— С Белиндой дело обстояло как раз наоборот. По большей части я пытался сделать так, чтобы мне не перерезали горло.
Морли не поймал меня на слове, вероятно, потому, что не хотел говорить о Белинде.
— Не беспокойся. Будучи самим собой, ты заваришь кашу из-за навязчивого стремления поступать так, как считаешь правильным. А закончишь там же, откуда начал, даже если сам того не хочешь.
Не это мне хотелось услышать.
— Давай поговорим о тебе.
— Моя любимая тема, но зачем? Разве Покойник не высосал мои мысли досуха?
— Нет. Он говорит, что у тебя мозги как камень.
— Что я могу сказать? Когда он прав, он прав. Если бы у меня были не каменные мозги, я не пребывал бы сейчас в таком состоянии.
— Ты начинаешь что-нибудь вспоминать?
— Нет.
— В самом деле?
— Воистину. Как будто из моей памяти вырезали неделю. Мне смутно вспоминается, как я очнулся в постели в какой-то комнате, а надо мной нависали ты и Белл. Или это была… Теперь все становится еще туманней.
— Там могло быть четыре разные женщины. Белинда спрятала тебя на верхнем этаже элегантного публичного дома.
— Да? Все как в тумане. Но перед этим, однако, я был где-то в темноте. Не просто в полумраке. Это был большой обсидианово-черный кусок ничего. Потом, перед этим — тьма. Я знаю, что шел. Не крался, но вел себя ненавязчиво. Вряд ли я за кем-нибудь следил. Не знаю, откуда я вышел. Что-то схватило меня сзади.
Морли застали врасплох? Ничего себе!
Он подпрыгнул, как будто его укололи. Взгляд его стал мутным. Он начал быстро бессвязно говорить.
Старые Кости был настроен великодушно. Он наполнил мою голову воспоминаниями Морли о том, что его так взвинтило.
То была женщина. Сперва неясные очертания, которые прояснились по мере ее приближения. Она была высокой, стройной, одетой в черную кожу. Двигалась с прирожденным чувственным высокомерием. Ее пышные волосы были почти седыми, как у старухи. Однако она была далеко не стара. Возможно, ей недавно перевалило за двадцать. Маленький ротик, но губы слегка пухловаты. И ярко-красного цвета.
Эти губы были единственным резким цветом мысленной картины.
Видение поблекло. Память Морли снова соскользнула во мрак, потом рухнула в обсидиановое забвение.
Я встряхнулся.
— Я ее не узнал.
Старые Кости продемонстрировал видение самому Морли, и тот сказал:
— Я тоже не узнал. А я бы не забыл эти губы.
«Задание, которое я дал Джону Салвейшену, потому что тот жаждал участвовать в деле, заключается в том, чтобы он завербовал художника, не боящегося со мной работать. Как только у нас будут портреты, мы, возможно, сумеем установить личность».
— Портреты? Во множественном числе?
«Генерал Блок великодушно согласился одолжить нам Джимми Два Шага».
Синдж доказала, что тоже участвует в беседе, окликнув из своего кабинета:
— Зачем нанимать художника? Пусть это сделает Пенни. У нее есть талант и есть принадлежности для рисования. Она живет неподалеку и может начать немедленно.
«А еще она безумно робеет рядом с Гарретом».
— Я пообещаю защитить все ее целомудрие, которое, как она притворяется, у нее еще осталось, — сказала Синдж.