Синдж закончила копировать список и протянула копию своему брату. Джон Пружина изучил его, выпил, кивнул и покинул комнату. Синдж последовала за ним. Джон не был так сильно навеселе, как я думал, и был грамотнее, чем я считал.
Синдж вернулась и начала составлять еще одну копию.
— Когда он научился читать? — спросил я.
— Когда тебя здесь не было. Он медленно соображает, и у него проблемы с почерком, но он понимает, что грамотность — самое полезное искусство, каким ты можешь обладать в жизни.
— Что он будет делать с этим списком?
— Заставит своих людей вынюхивать там и сям.
— Ему нужно будет держаться осторожно, если остальные собираются заняться тем же самым.
— Окажи хоть кое-какое доверие тупой крысе, Гаррет. Он слышал, какова ситуация. Он будет осторожен — в случае того маловероятного развития событий, что кто-нибудь заметит крысочеловека.
Ой! Она снова была в плохом настроении. Но она была права.
— Понял. Теперь расскажи мне кое-что. Что ты все время пишешь? Вряд ли тебе требуется вести так много бухгалтерских книг.
— Я составляю записи обо всем, что с нами происходит.
Странно. Это смахивало на одну из тех истин, которые имеют не одно лицо. Смахивало на тщательно подготовленный ответ, который дождался на полке того момента, когда возникнет неизбежный вопрос.
Джон Салвейшен захихикал. Он кое-что знал.
Конечно же, знал. Последние несколько недель даже молодняк вроде Краш и Кайры знал больше меня обо всем на свете.
— Джон, насчет девушки, которая была тут прошлой ночью.
— Краш?
— Да. Она — хорошая девчушка.
Синдж издала пыхтящий звук, возможно, от неожиданности.
— Я уверен, что хорошая. А я был не на высоте.
Я продемонстрировал поднятые брови.
— Это так выбивает из седла. Все задают одни и те же глупые вопросы. И даже не могут членораздельно их выговорить, потому что ошеломлены встречей со знаменитостью. Я пытаюсь не забывать, что эти вопросы кажутся им уникальными. Но я не привык ко всему этому. И иногда теряю терпение.
Я вытаращил глаза.
— Что они сделали с моим другом Прилипалой? — спросил я Синдж.
Джон засмеялся.
— Люди меняются, когда под их ногами сдвигается земля, Гаррет. Я больше не Пилсудс Вилчик. И не Прилипала — хотя это очень отрицательно сказалось на Торнаде. Я теперь всецело Джон Салвейшен. Быть которым не всегда замечательно, хотя Джон Салвейшен — живая фантазия, которая каждую ночь убаюкивала Пилсудса Вилчика.
Все, что я смог бы сказать, это: «Ух ты!»
Но я придержал такую реплику при себе.
— Я что-нибудь сделаю, чтобы загладить случившееся перед Краш, — сказал Салвейшен.
Я просто превратился в доброго папочку.
Не успел я вымолвить ни слова, как Синдж издала некий звук.
Моя маленькая Адская Дыра была работящей девушкой с обширным опытом самостоятельной жизни.
— Я буду образцовым джентльменом, — пообещал Салвейшен.
Должно быть, у меня был скептический вид.
— Я сознаю, какая у нее подноготная, Гаррет. Хотя никогда об этом не упоминал. Если она притворяется леди, я притворюсь, что я — джентльмен.
Синдж вышла из-за стола.
— Вы оба сентиментальные, романтичные идиоты, обитающие в мире, где выживают только прагматики.
И вышла из комнаты.
— Я просто хотел, чтобы Краш могла получить что-нибудь приятное без необходимости сперва лечь. Она девушка с добрым сердцем. И заслуживает минуты, когда ей не требуется быть шлюхой.
Знаменитый драматург продемонстрировал дурацкую ухмылку и поднял вверх большой палец.
— Я понял. Но мне понадобится помощь, поскольку мы собираемся притвориться, что я знаю о ней только то, что она — привлекательный подросток.
78
Синдж покинула нас, чтобы ответить на стук в дверь.
Она вернулась с невероятным дуэтом: Белиндой Контагью и Вестманом Блоком; оба визитера были переодеты. Из Блока получился убедительный пожилой громила. Не знаю, кого хотела изобразить перед людьми Белинда. Она оделась в более консервативном стиле, чем обычно, и носила кудрявый каштановый парик, изменивший форму ее лица. Она бы сошла за мою сексуальную младшую сестру.
Белинда двинулась в мой старый кабинет.
Блок, похоже, рано начал праздновать Белый День,[7] романтический праздник. Любовники дарят друг другу сладости. Но и друзья тоже. Я поморщился при этой мысли. Белый День мог влететь в порядочную сумму, если я принесу коробки дружбы всем девушкам, какие были и есть в моей жизни. Ха! Одну для миссис Кардонлос! Это может быть весело.
Я сделал заметку себе на память — спросить Дина, не сумеет ли тот раздобыть партию в дюжину коробок по сниженным ценам.
Блока штормило, как корабль с пьяным капитаном при пятибалльном волнении; может, даже при шестибалльном. Ему понадобилась помощь Синдж, чтобы усесться.
— Какой снаружи ужасный мир, Гаррет. Ужасный мир.
Джон Салвейшен кивнул в знак согласия.
— Без сомнения, вы правы. Но я из тех парней, что любят слушать печальные подробности.
Я бросил вопросительный взгляд на Синдж. Под предлогом визита Блока она так рано вытащила меня из постели.
Синдж пожала плечами.
У Блока было чем поделиться? Или он здесь только в надежде раздобыть новую порцию бесплатной выпивки?
В доме было полно горючки Птицы.
— С той ночи остались какие-нибудь крепкие спиртные напитки? — небрежно спросил Блок.
Синдж извлекла полгаллона самой лучшей, самой чистой живой воды, какая когда-либо гналась в Каренте. Достала также внушительных размеров кружку и наполнила ее для Блока. Для Джона Салвейшена и меня нашлись маленькие чашечки примерно унции на две.
Что она затевала? Из-за нее Блок отрубится и облюет ковер.
Я не позволил подобным мыслям отвлечь меня от того, чтобы наслаждаться собственной выпивкой.
Эта череподробилка на вкус была как продымленное лекарство. Но я прихлебывал ее просто за компанию.
Блок не сумел расширить и углубить свое заявление, что мир далеко не прекрасен. Он был слишком занят, крутя роман со своим спиртным напитком.
К нам присоединилась Белинда, явно убежденная, что Морли будет жить.
— Дай мне огромную кружку этого пойла, Гаррет. Я в настроении надраться.
— Ты в порядке? — спросил я.
— После того как я повидалась с ним, мне лучше, но ты что, тупой? Конечно, я не в порядке. Мой идиот-любовник все еще лежит, и нет ни одной распроклятой вещи, какую могла бы сделать Белинда Контагью, чтобы улучшить положение.
— Вообще-то совсем недавно он был в полном сознании, бодрствовал и функционировал. Он просто переутомился. С ним все будет в порядке, Белинда. Но как насчет тебя?
Она мрачно вливала в себя огненную воду — так, словно то было слабенькое пиво.
— Я так чертовски расстроена, что подумываю начать войну, просто чтобы заставить людей обратить на меня внимание.
— Эй, девушка! Это плохая затея.
— Просто чтобы заставить их обратить внимание, Гаррет. Просто чтобы заставить обратить внимание.
Наверное, он выпила еще до того, как сюда пришла.
Эта сторона характера Белинды уже давно не давала о себе знать.
— Как так случилось, что ты появилась одновременно с генералом? И прежде чем ты станешь таким же крепким орешком, как в прежние времена, должен сказать: у нас есть кое-какие продвижки.
Я пересказал ей то, что поведали Плоскомордый и Джон Салвейшен.
Сам Салвейшен не двигался и не произносил ни слова, надеясь, что его не заметят.
— Поговаривают, что Теневая Пращница не владеет всей той недвижимостью, хотя на всех документах значится ее имя, — сказал я.
— Умно — искать поставщиков костюмов, — заплетающимся языком проговорила Белинда.
Она недолго продержится на ногах.
— Я закидываю и другие удочки. И у меня есть возможность опознать людей, чьи портреты мы составили.
Белинда выказала пьяное, кровожадное возбуждение. Блок был не таким противным, но таким же взволнованным.
— Есть проблемка, — сказал я. — Плохие парни — это люди, которых следовало бы вывести из игры еще много лет назад.
Я объяснил, что рассказали мне Плеймет и Барат Алгарда.
— Парень оставил себе прежнее имя, — задумался Блок. — Хм-м? Мы имеем дело с призраками, как во Всемирном? Или с отцом-сыном-внуком? Или с немертвым? У тебя есть теория, Гаррет?
— Мы до сих пор не видели ни одного из них при свете дня.
— Вампиры?
Еще неделю назад это показалось бы глупым. Но не теперь.
— Тела, которые они заново строят, могут быть телами их жертв.
— Проблема, — заявил Блок. — У нас есть сорок или пятьдесят зомби, но нет пропавших людей. Мы одолели девятнадцать, но это говорит о том, что осталось еще тридцать. В городе наверняка нет такого количества погибших подходящего возраста.
Белинда уже сильно продвинулась к нечленораздельному состоянию, но, спотыкаясь на звуках и путаясь в слогах, ухитрилась сказать:
— Роджер продолжает скулить насчет того, как плохо идет его бизнес. Его посетители не хотят быть забальзамированными. Они просто хотят проехаться в крематорий.
Бедный Кэп Роджер.
Как похититель трупов сможет остаться при делах, если всех мертвых кремируют?
— А что там в поселке беженцев? Они вряд ли были честными с краснофуражечниками, потому что думают, что вы их преследуете.
— Мы бы знали, — сказал Блок. — Дил бы знал. Его интеллект улучшился с тех пор, как ты имел с ним дело.
Он вздохнул.
И уставился долгим печальным взглядом в свою кружку. Я не мог поверить, что Блок все еще сохранил внятность речи.
Белинда начала разговаривать сама с собой. Возможно, она не понимала ни слова из того, что говорила.
— Гаррет, наша проблема заключается в том, что мы тонем в информации. У нас так много информации, что мы не можем отобрать важные детали.
— Что?
— В последнее время порой выясняется: все, что нам нужно знать, чтобы предотвратить преступление или раскрыть его, — это система, но информация просто не попадает к нужным людям.