Судя по тому, как шевельнулась Синдж, я испугался, что она ищет дубинку достаточных размеров, чтобы придать мне приемлемую, с ее точки зрения, форму.
95
— Я хочу извиниться за свое враждебное поведение, Ваша Светлость. Я переживаю большой стресс. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы впредь считаться с вашей мудростью — если не считать работы на вас. Но мой отказ никоим образом не следует принимать на свой счет.
Синдж продемонстрировала зубы. Очевидно, того, что я сказал, было недостаточно.
Морли прославился не только тем, что сформулировал свой Первый Закон. Больше всего он был знаменит тем, что заметил: мир стал бы лучшим местом, если бы у нас имелось достаточно здравого смысла, чтобы убивать людей, которых нужно убить.
Я не мог с этим не согласиться — до тех пор, пока мне не приходилось составлять список нужных людей.
Принц Руперт был исполнен решимости стать гвоздем моего списка.
— Я ожидаю некоторых социальных пробелов, слишком широких, чтобы перебросить через них мост даже при всем моем желании.
Я начал было открывать рот. Синдж подняла со своего стола какую-то безделушку и приготовилась ее метнуть.
— Это верно, — сказал я. — Прежде чем вы уйдете, не могли бы вы доставить нам удовольствие и просто намекнуть, почему генерал Блок и директор Релвей не могут выполнять эту миссию…
— Прекратите. Есть случаи… Есть особые обстоятельства…
Возможно. Но принц, Блок и Релвей с жаром отвергали подобные оправдания. До недавнего времени.
— Если вы хотите внезапно изменить правила, следует подкрепить это чем-то большим, нежели «потому что я так сказал». Ведь такие утверждения — полная чепуха. Вы и сами сотни раз это утверждали.
— Это нужно моему брату. Иначе он умрет. Я не хочу быть королем.
Какого черта он только что сказал?
Синдж снова держала наготове подставку для книг.
Руперт немного бессвязно полопотал, потом заявил:
— Более того, я не хочу, чтобы мой брат Юджин или племенник Канза короновались. И то и другое будет несчастьем. Таким же, каким был этот мой визит. Мне надо идти.
Я проводил его до дверей. Не успел я их закрыть, принц сказал:
— Держитесь подальше от этого дела, Гаррет.
Судя по тону, он не питал больших надежд, что получит желаемое.
— В конце концов, в этом все же замешана политика, — сказал я Синдж и Страфе.
— Для Руперта это стало ясно только в последние несколько дней, — ответила Страфа.
— На это я куплюсь. Ночь уже на исходе. Я собираюсь пойти соснуть. Синдж, есть успехи с Покойником?
— Пока нет. Последний инцидент и вправду подорвал его силы.
Да неужто?
96
Я уснул не сразу, хотя и не потому, что Страфа забралась ко мне в постель и примостилась рядом. Она заснула немедленно.
Она выполнила трудную работу.
Мой разум издевался над возможностью того, что король замешан в скверное дело так глубоко, что пытается защитить злодеев.
Хотя показаний свидетелей пока не было, я был уверен, что плохие парни скупают узников на осушении Маленького Унылого и используют их, чтобы мастерить сшитых людей. Однако зачем это нужно, мое воображение не в силах было представить.
Сшитые люди не проявляли агрессии, пока их не направляли. Они были менее опасны, чем зомби, на которых смахивали.
Я подробно припомнил каждую атаку, воссоздавая их в памяти снова и снова. Я не открыл для себя ничего нового, кроме того, что нападавшие не просто двигались от «Огня и льда» по направлению к Холму, они проходили мимо Кнодикала, который, как считалось, в настоящее время заброшен.
Это стоило расследовать. То, что забрали со склада в Эльф-тауне, отправили в Кнодикал.
Танцевал ли на цыпочках народ Холма потому, что король впутался в какое-то темное дело?
Пробуждение мое было резким, но страстным. Страфа Алгарда превратила занятие любовью в религиозное событие. Она прошептала:
— Я не могу дождаться, когда же мы займемся этим не торопясь.
— Я тоже.
Я стал частью странной и удивительной бестии, когда у меня не нашлось достаточно силы воли, чтобы сказать «нет».
— Так поднимайся же, любимый. Нас ждет работа.
— Например?
— Сегодня мы собираемся сбить с толку наследного принца и все орудия ночи.
Я посмотрел на окно. Шел дождь.
— Пошли, зануда!
Страфа захихикала.
— Постарайся улыбнуться, — сказала она. — Улыбка поселится на твоем лице, как дома. Это будет замечательный день.
Я не хотел быть парнем, который круто оборачивается и смотрит в прошлое, как только наступает будущее. Но я не был уверен, что смогу продержаться на диете из жизнерадостности, счастья и позитива — и все это еще до полудня — всю жизнь.
И я знал, не нуждаясь в стороннем консультанте, что подписался на долгий срок.
Страфа была идеалом. Она была всем, что парень лелеет в фантазиях. Ее единственным недостатком являлось отсутствие чувства отчаяния. Она не смогла бы стать достаточно мрачной даже для спасения собственной восхитительной красоты.
Я чуть было не засмеялся. А потом выяснил, что могу и ошибаться.
Когда мы оделись, я сказал:
— У нас так и не было шанса поговорить о том, что ты выяснила, когда навестила Барата. И молодежь.
— Ничего полезного. Возможно, кто-то использовал их имена, но сами они не выступали под этими именами.
Ее жизнерадостность немедленно испарилась.
— Барат сказал, что собирается проверить кое-какие семейные легенды.
— Он проверил. Хотя это, скорее, слухи. Дескать, некоторые старики на самом деле не лежат в своих гробах, когда гробы закапывают в землю. Единственный способ убедиться в этом — выкопать их.
— Не думаю, что дело до такого дойдет.
Я передвинулся, чтобы встать за ее спиной, и притянул ее к своей груди.
— Что с тобой?
Никаких уверток.
— Я повидалась и с бабушкой тоже.
— Теневой Пращницей?
— Она желает нам всего самого лучшего. Мне и тебе, нам вместе.
Это было неожиданно.
— Она знает?
— Похоже, все знают. Я точно не знаю, откуда.
Она прижалась ко мне спиной и скрестила перед собой мои руки.
— Это проблема?
Она слегка оживилась.
— Вообще-то это гора с плеч. Я беспокоилась о том, как обрушить на всех новости.
— Тогда в чем же проблема?
— На бабушку очень давят, чтобы она использовала свое влияние и заставила мне отступиться от дела.
— Вот как? Ты должна остановиться? Ты можешь. Все в порядке. Но я не отступлюсь.
— И я тоже. И моя бабушка.
— Тогда что же?..
— Моя бабушка Констанс чувствовала себя обязанной передать мне страстные мольбы своего класса. Она решила, что она на нашей стороне, только после того, как я описала рисунки Птицы и Пенни. Возможно, она заглянет сюда, чтобы посмотреть на рисунки повнимательнее. Она не объяснила, но это явно старая семейная история. Вероятно, связанная с той, что на уме у Барата.
Сейчас она казалась в моих объятиях маленькой, как испуганная юная девочка.
— То, что мы делаем, в конце концов может так же сильно изменить город, как его изменила война.
— Каким образом?
— Не знаю. Я не отношусь к посвященным людям, варящимся в тревожном котле. Но я чувствую, как снаружи притаились перемены, готовые к прыжку. Почему бы нам не забыть обо всех делах, которые, как я сказала, нужно сделать, и не вернуться в постель? В данный момент я была бы намного счастливее, если бы в мире были только ты и я.
— Это искусительно. Но ты же знаешь, что Синдж войдет как раз когда…
Синдж появилась рано и, как обычно, без стука.
— Хорошо. Мне не надо поливать тебя холодной водой.
Так начался рабочий день.
97
Когда мы спустились по лестнице, Дин был в ослепительно хорошем настроении.
— Разве ты не видишь, что льет дождь? — проворчал я.
— Разве это не чудесно? Нам так нужен был дождик!
Он продолжал говорить о том, как после будет пахнуть свежий воздух.
Дин что, не понимает, что влажность может быть пыткой?
Страфа налила в кружки нечто, не являющееся чаем. Оно пахло бесподобно восхитительно.
— Явно вкусно, — сказал я, — но я бы не стал выходить за рамки своих обычных привычек.
— Я пытался готовить по рецепту, — ответил Дин, — но, думаю, что-то упустил.
— Это новинка, — заявила Страфа. — Крепкий черный чай Дина прекрасен, здоровая ежедневная диета.
Мы с Дином искоса посмотрели на нее, с трудом припоминая, что в ее словах нет необходимости читать между строк.
К кухонным дверям подошла Синдж.
— Ты что-нибудь видела? — спросила Страфа.
— Дождь. Снаружи ни души. Похоже, всех смыло вместе с отбросами.
Будучи натренированным сыщиком — хотя и домашней выучки, — я сыскал кое-что странное.
— Что происходит? — спросил я.
— Когда мы отправились в постель, — ответила Страфа, — появились Дворцовая Охрана и Гражданская Стража. Генерал Блок хотел войти. Мы не обратили на него внимания.
— Через глазок я никого не увидела, поэтому вышла, чтобы проверить, — сказала Синдж.
Она была мокрая. Вскоре от нее начнет разить.
— Они исчезли. Все до последнего человека. Не осталось ни одного наблюдателя. Крысоженщины сказали, что все они пришли в страшное возбуждение и ринулись куда-то, едва рассвело.
Что-то было не так. Шайка Блока не передумала бы так внезапно.
До меня дошла странная взаимосвязь.
— Что мы сделали, когда выбрались отсюда прошлой ночью?
Страфа засмеялась.
— Мы зря потратили время, которое могли бы использовать на то, чтобы узнать друг друга. И выставили себя трусишками-котами.
— И рассказали всем, кто согласен был слушать, что Покойник и в самом деле спит.
Синдж задохнулась.
— Если бы он не спал, мы бы не бежали, — сказала она.
— Именно. Где Морли и Белинда? Почему они еще не вернулись?
Страфа пробормотала что-то, смахивавшее на «о-ёй».