Спасти жизнь другу Королевы Тьмы — это могло вытрясти серьезное денежное пожертвование. Если только она не решит утопить лекаря, чтобы тот не разболтал о состоянии и местопребывании Морли.
— Простите, — сказал безымянный пухлый персонаж.
Никто не дал ему инструкций. Он протиснулся в комнату и шмякнул свой саквояж рядом с кроватью. И начал исследовать то, что осталось от моего друга.
Я подтащил Белинду к окну. Прежде чем его закрыть, я с помощью указательного и большого пальцев измерил щель.
— Как только он сумеет выкарабкаться, я хочу перевезти его к себе.
— На Фактори-слайд или на Макунадо-стрит?
— На Макунадо. Никто туда за ним не придет.
— Я бы предпочла перевезти его к себе.
Я не спорил. С Белиндой спорить бессмысленно. Она все равно будет делать все по-своему, пока вокруг рушится империя. Однако на сей раз она, возможно, была права. В резиденции Контагью не проживал логхир, зато там имелись укрепления. Тамошние туалеты и всяческие удобства были превосходными.
— Может пройти много времени, прежде чем он сумеет путешествовать так далеко.
Я уже посещал берлогу Контагью под давлением ряда обстоятельств. Человек мог жить там со всеми удобствами. А еще он мог войти туда — и пропасть навеки.
— Он никуда не отправится, пока не будет готов, — заявила Белинда.
Ее бледный палец с длинным карминовым ногтем постучал по подоконнику.
Я кивнул.
В этом месте что-то поблескивало. Что-то высыхало. Это напомнило мне след, оставленный мигрирующим слизняком.
— Пришли мне фунт соли, — прошептал я.
Может, она и была Белиндой Контагью, но к тому же еще и девушкой. И ничего не знала о соли и слизняках.
— Хорошо, — озадаченно проговорила она.
Лекарь объявил:
— Я сделал все что мог. Он не умрет. Но ему еще долго поправляться. Возможно, его пырнули проклятыми клинками.
Это пахло религией, в чем не было смысла. У Морли имелись враги, которые с радостью проделали бы в нем кучу дыр, если бы это могло сойти им с рук. Но они не были религиозными психами и не были такими невыразимо отвратными, чтобы охотиться не только за его жизнью, но и за его душой.
— Должно быть, женщина, — пришла к заключению Белинда.
Ни один мужчина не был настолько мстителен.
— Я не знаю, что происходило в его жизни, — заявил я. — Я вижусь с ним только тогда, когда мы заглядываем в «Виноградную гроздь» после театрального представления. Ты же знаешь мою ситуацию.
— Я пыталась поговорить с Тинни. Хотела, чтобы она знала, что происходит.
Мне не понравился ее тон.
— Я была вежливой и почтительной, Гаррет. А она — нет.
Мне очень не понравился ее тон. Тинни могла разобидеться.
— Она очень не уверена…
— Я просто попыталась объяснить ей сложившуюся ситуацию. Она не заставила кого-то воспылать к ней любовью. Дело было не в ней.
Почти наверняка моей дражайшей не удалось свести более интимного знакомства с лютой болью главным образом потому, что она была моей дражайшей. Можно ли все еще заставить ее это понять?
Тинни не могла так сильно измениться. Да и как могла бы? Она была умницей. Она понимала, что такое реальный мир. Она делила со мной его суровую реальность. Она умела разбираться в вещах. Она еще годы назад обнаружила, что Тинни Тейт не является центром, осью или любимым ребенком мироздания.
Меня пробрал озноб, как будто в полночь на бульваре я был обязан промчаться мимо кладбища.
Тут на меня снизошло просветление.
— Мы видим симптомы, но не болезнь.
Белинда фыркнула. Ее больше интересовало наблюдение за высыхающей слизью.
Я перестал беспокоиться о своих проблемах и проверил, как там мой товарищ. Цвет его лица и дыхание стали лучше. Он выглядел так, будто готов был очнуться.
Пухлый член культа ушел, а мы с Белиндой переглянулись с широкими дурацкими ухмылками.
Поверив, что ее с Морли может связывать что-то помимо бизнеса, я прямехонько напросился на неприятности.
14
Мы были одни.
Все трое.
Морли доблестно сражался, пытаясь спастись от ночных кошмаров. Я плутал по собственному царству страха, где моя неопределенная любовь к другу могла стоить мне всего остального, чем я дорожил.
Белинда сидела рядом со мной на раскладушке. Мы прислонялись спинами к двери. Белинда мысленно блуждала так далеко, что я гадал: сможет ли она вернуться. Может, она пыталась найти Морли, чтобы привести его домой.
— Я туда опоздала! — выпалила она.
— Что? Куда? Опоздала для чего?
— В «Книжную лавку Райзина». Опоздала накрыть Тимми Два Шага.
Не было смысла ее поправлять. Сердце у нее было на месте, хотя, возможно, и имело странную форму, было твердым и холодным.
— Он попытался спастись бегством, так?
— Прямиком до Аль-Хара. А там меня опередили жестяные свистульки.
— С каждым днем они действуют все эффективнее. Это тяжело для нас обоих.
— Некоторые все еще ценят щедрые чаевые.
— Рад это узнать. Ты выяснила что-нибудь интересное?
— Два Шага сказал, что с ним имела собеседование женщина.
— Проклятье. Только послушай себя. Ты посещала занятия? «Собеседование»!
— О да. Только послушай меня. Почти такая же умная, как твоя крысодевушка, блин.
— Я слишком устал, чтобы ссориться. У меня на уме только рыжеволосые.
— Ты бы начал капать слюной, если бы встретил ту огненную красотку. Если Тимми сказал правду.
Немногие парни лгут, попав в Аль-Хар, и правда — единственный ключ, открывающий путь оттуда.
— Больше никаких рыжеволосых.
— Я говорю про красотку с огоньком, а не про огненные волосы. Молодая и склонная красоваться. Два Шага говорит, что она носит облегающую черную кожаную одежду.
— Ты — испорченная девчонка.
— Не я, тупица. Я — больше нет. Я слишком часто сбивалась с курса, чтобы моя испорченность еще действовала.
Сладкоречивый Гаррет признал:
— Я это знаю.
И даже не понял, что влип.
— О да. Вот почему я тебя люблю. Ты говоришь комплименты.
— Хотел бы я, чтобы люди твоего сорта обходились без комплиментов. Разве нельзя поговорить о проклятущей погоде без того, чтобы свернуть на…
— Брось, Гаррет. То, что сказал Два Шага, означает, что у нас есть проблема покрупнее.
— Слушаю.
— Один свидетель нападения на Морли рассказал, что щедро оделенная прелестями девушка в обтягивающей черной коже руководила созданиями, которые наносили удары. Она представляет собой примерно кубический ярд пышных светлых кудрей. Девушка, с которой встречался Два Шага, — коротко стриженная брюнетка с глубокими карими глазами. Что касается блондинки, никто не говорит, какого цвета у нее глаза.
— «Созданиями»?
— Мужчинами в плотной шерстяной одежде с большими серыми яйцами вместо голов.
— И ты не потрудилась рассказать мне об этом раньше?
— Я не могла рассказать того, о чем тогда не знала.
Я усек.
— Сходи повидайся с Рохлей и Саржем. Они могут знать, во что вляпался Морли.
Белинда не ответила. Я только что сказал какую-то глупость.
— Они ничего не знают, — догадался я.
— Ваше высказывание правильно, сэр. Морли вышел из «Виноградной лозы» после поздних развлечений. Они никогда его больше не видели. И это все, что они знают.
Я без труда поверил. Речь шла о Морли Чертовом Дотсе, полном индивидуалисте.
— Думаю, все, что мы можем сделать, — это быть терпеливыми и надеяться, что он расскажет что-нибудь полезное, когда очнется.
— Ты вопиющий гений, Гаррет. Я так рада, что у нас с Морли есть такой друг, как ты.
— Я — особенный парень.
15
Когда я проснулся, солнце уже встало. Как и королева преступности. Она пребывала в хорошем настроении, хотя ее застали во время неэлегантного процесса — она сидела на ночном горшке.
— Посмотри туда! — показала она.
— И что мне полагается там заметить?
— Мы закрыли окно и задернули занавески.
О.
Занавески были раздвинуты. Створка окна приподнята на четыре дюйма. И все еще блестела новая высыхающая слизь.
— Мне никогда не нравились окна, которые опускаются и поднимаются.
— Не знаю, почему я проснулась. И мне плевать почему. Но, проснувшись, я увидела то, что смахивало на питона, просачивающегося через щель. Примерно в ярд длиной. Думаю, он держал курс на Морли.
Я временно оставил тему и изучил, как закрывается окно. К тому же это позволило Белинде сохранить немного достоинства.
— Большая змея? Очень?
— Не слишком. Когда ты был на островах, ты видел по-настоящему гигантских змей. Наверное, эта змея тебя бы не впечатлила. Но мне она показалась большой.
— Она уползла, как только поняла, что ты проснулась.
— После того, как я ударила ее раз двадцать твоей дубинкой.
Эта женщина была роскошной, и умной, и злой, но она не была знатоком личных несмертельных орудий самообороны. Я не ношу ничего столь приземленного, как дубинки.
— Почему ты меня не разбудила?
— Я орала. А ты даже не перевернулся на другой бок. А потом я была слишком занята, выколачивая слизь из проклятой твари.
— Ты должна была ткнуть в меня палкой.
— Меня отвлекали. Я о таком не подумала.
А это уже проистекало из ее характера. Она вряд ли когда-нибудь просила о помощи, даже когда у нее не было иного выхода. Удивительно, что она попросила помочь с Морли.
— Хорошо. Расскажи, что случилось. По порядку. Как можно точней.
— Я тебе же сказала. Там была змеюка. Я колошматила ее до тех пор, пока она не убралась. Все, что осталось, — блестящая дрянь. И — да, теперь я понимаю: мы должны перевезти Морли, потому что не можем как следует защитить его здесь.
Морли издал какой-то звук. Я подумал, что он хочет что-то сказать. Я ошибся. У него были проблемы с флегмой.
— Это хороший знак, верно?
— Полагаю.
На несколько секунд Белинда стала женщиной, какой могла бы быть, если бы выбрала других родителей и не была отъявленной социопаткой.