Со всех концов города люди звонили шерифу в парикмахерскую, спрашивали про незнакомца и сами сообщали всё новые и новые сведения о нём.
Шерифу становилось уже явно не по себе от всего этого. Он не чувствовал за собой права допрашивать незнакомца, а если бы и допросил, то понимал, что всё равно ничего бы не добился. Ведь застенчивость просто душила этого человека и не давала ему выговорить ни слова…
Когда Гомер уже после школы шёл домой мимо парикмахерской, его позвал шериф.
– Послушай, – сказал он, – мне нужна твоя помощь. Этот незнакомец с его бородой здорово меня беспокоит. Понимаешь, никак не могу выяснить, кто он и что здесь делает. Возможно, он вполне приличный человек, только чудак. Вроде этих… как их… индивидуалистов. Но, с другой стороны, вполне вероятно, что он беглый каторжник или ещё похуже…
Гомер кивнул, и шериф продолжил:
– Так вот о чём я тебя прошу: войди к нему в доверие. Похоже, с ребятами он не боится разговаривать. Попробуй узнать у него, что к чему. Только не откладывай в долгий ящик… А за мной тогда считай двойную порцию сливочного с клубникой.
– Договорились, шериф, – сказал Гомер. – Я начинаю действовать сразу.
В шесть часов вечера Гомер докладывал шерифу:
– Он совсем неплохой дяденька. Мы прошли с ним по всей Рыночной улице, и он мне кое-что рассказал. Нет, не про то, кто такой и что делает… Но зато он говорил, что очень долго не видел людей. А ещё спрашивал, где бы ему остановиться, и я посоветовал прибрежную гостиницу. Он туда сейчас и пошёл, когда мы расстались… Ну ладно, шериф, мне надо бежать домой, ужинать, а то мама ругаться будет. А завтра я опять чего-нибудь выясню… Не забудьте про мороженое с клубникой!
– Не забуду, – пообещал шериф. – А ты тоже не оставляй это дело на полдороге. Надо уж всё разузнать.
После ухода Гомера шериф повернулся к парикмахеру и сказал:
– Недалеко уехали! Пока всё, что мы знаем о нём, это что он тих и скромен и сто лет не видел людей. Все эти данные одинаково подходят и к беглому каторжнику, и к сумасшедшему, и к этим, как их называют… которые теряют память. Если б ещё у него не было таких длинных волос, я бы тогда вмиг определил, кто он и что… Да, да. Не веришь? Разок бы взглянул на его уши и всё бы знал!
– Вполне может быть, – согласился парикмахер, – Лично я привык определять людей по волосам… И вот когда я глядел на этого… с бородой, мне показалось, что где-то я видел такое на картинках… или читал. Ты меня понимаешь, шериф?
– Да, кажется… немного, – отвечал шериф. – Но хорошо бы посмотреть на его уши… А, вон Одиссей! Интересно знать, что он думает.
Дядюшка Одиссей помедлил с минуту и сказал потом:
– Что касается меня, я сужу о людях по их животу и по аппетиту. Живота мне видно не было под его старым пальто, а насчёт аппетита… Пожалуй, я о нём где-то читал… об этом человеке… Но вот где – убейте, не помню! Наверно, в какой-нибудь книжке.
– Н-да, наверно, – промычал шериф.
И в это время в парикмахерскую зашёл Тони, местный сапожник, – он хотел подстричься. После того как Тони уселся в кресло и парикмахер накинул на него простыню, шериф спросил, что он, Тони, думает об этом загадочном незнакомце.
– Что я скажу, шериф? – ответил Тони. – Я привык судить о людях по ногам да по ботинкам. Таких сапог, как у этого волосатого, я не видал уже лет двадцать пять. Похоже на то, что эти самоходы свалились сюда прямо со страниц какой-нибудь старой пыльной книжонки.
– Вот-вот! – воскликнул шериф. – Кажется, что-то начинает проясняться. Одну минуту!..
Он кинулся к телефону и позвонил мистеру Гиршу, владельцу магазина одежды.
– Слушай, Сэм, – сказал он. – Один вопрос. Как ты смотришь на этого, с блинной дородой… то есть я хотел сказать – с длинной бородой. Да… Так… Понятно… Одежда как из старинной легенды… Угу… Спасибо, Сэм, спокойной ночи.
И тут же он попросил соединить его с гаражом.
– Привет, Люк, – сказал он, – это шериф говорит. Какое у тебя мнение насчёт длинной бороды?.. Что? Машина как из сказки? Так, так… Можешь всё сказать о человеке, лишь взглянув на его машину? Не знаю… Не знаю… Но тебе верю на слово… Будь здоров, Люк. Спасибо.
У шерифа был очень довольный вид, когда он положил телефонную трубку и принялся мерять шагами комнату и бормотать:
– Начинает проясняться… Начинает проясняться… проясняться наконец…
И затем он удивил всех присутствующих, заявив, что немедленно отправляется в библиотеку.
Он пробыл там недолго, и, когда вернулся, усы его топорщились и содрогались от возбуждения.
– Всё ясно! – закричал он ещё с порога. – Псё вонятно… то есть я хотел сказать – всё понятно! Библиотекарша сразу сказала мне, из какой он книжки… Знаете, кто это? Рип ван Винкль! Да, да, вроде того, про которого написал Ирвинг[2]. Мы это проходили когда-то в школе. Помните?.. Он пошёл с ружьём в горы, а потом его сморил сон, и он заснул лет на двадцать, если не больше… Вспомнили?
– Да, конечно! Это он! Или очень похож на него! – крикнул парикмахер, а дядюшка Одиссей и сапожник поддержали его.
Когда немного утихло волнение, дядюшка Одиссей спросил:
– Интересно, а что же всё-таки у этого Рип ван Винкля номер два спрятано под брезентом?
– Ладно, хватит на сегодня, – сказал шериф. – Мы и так немало потрудились. Утро вечера мудренее… Давай-ка сразимся в шашки!..
Ранним солнечным утром следующего дня бородатый незнакомец, похожий на Рип ван Винкля, опять разгуливал по улицам Сентерберга.
К десяти часам никто не называл его иначе, как «старина Рип», и все дивились прозорливости их шерифа и его умению решать самые головоломные задачи.
Шериф уже заглянул под брезент Рип-ван-Винклевой машины, но всё равно не понял, что за штука там скрывается. Дядюшка Одиссей тоже не отстал от него и тоже ничего не понял.
– Тут сам чёрт ногу сломит, – сказал дядюшка Одиссей. – Но ничего, шериф. Есть человек, который сумеет это выяснить. И зовут его Гомер Прайс!..
В тот же день после полудня, когда в школе кончились занятия, дядюшка Одиссей и шериф увидели из окна парикмахерской, как по главной улице прогуливаются… кто бы вы думали? Старина Рип и, конечно, Гомер.
– Похоже, что он рассказывает Гомеру обо всём, – сказал шериф.
– А, что я вам говорил?! – воскликнул дядюшка Одиссей с гордостью.
И потом они стали свидетелями того, как Рип ван Винкль № 2 повёл Гомера через площадь прямо к городской стоянке автомобилей. Там он приподнял брезент со своей машины и стал что-то объяснять, указывая пальцем под брезент, а Гомер глядел, слушал и кивал головой. Потом Гомер и незнакомец пожали друг другу руки и разошлись: один побрёл к себе в гостиницу, а другой… другой помчался в парикмахерскую.
– Что он сказал?! – крикнули все хором, как только Гомер появился в дверях.
– Как его зовут?..
– Что он здесь делает?..
– Да, теперь я знаю про него всё, – скромно заявил Гомер. – Это похоже на историю из книжки.
– Что я вам говорил?! – закричал шериф. – Он заснул в горах? Верно, сынок?
– Ну, не совсем так, шериф, – ответила Гомер. – Но он действительно жил в горах последние тридцать лет.
– А что он здесь делает? – спросил парикмахер.
– Лучше я начну сначала, – сказал Гомер.
– Да, это морошая хысль! – подтвердил шериф и даже не поправился, как обычно, – так он спешил послушать, что расскажет Гомер. – Я даже запишу кое-что. Пригодится в будущем.
Гомер же рассказал вот что:
– Бородатого незнакомца зовут Мерфи. Майкл Мерфи. Лет тридцать назад он выстроил в горах небольшую хижину и время от времени уезжал туда отдыхать от городских дел. А потом ему так понравилось там, что он решил жить в этой хижине всё время. Он уложил свои вещи в машину и отправился в горы.
– Захотел стать отшельником? – спросил шериф.
– Не знаю, как это назвать, – сказал Гомер, – но вчера он в первый раз за тридцать лет покинул горы и в первый раз увидел людей. Вот почему он так стесняется.
– Значит, всё-таки потянуло, так сказать, к цивилизации? – спросил дядюшка Одиссей.
– Об этом потом, – ответил Гомер, – а сейчас я расскажу про то, что было двадцать девять лет назад.
– Нельзя ли перескочить хоть через несколько лет, сынок? – предложил шериф.
– Нет, – твёрдо сказал Гомер и продолжал: – Двадцать девять лет назад мистер Мерфи прочитал в каком-то журнале, что человек, который изобретёт лучшую в мире мышеловку, этот человек прославит себя в веках, и все будут ему благодарны. И вот мистер Мерфи начал изобретать мышеловки…
Наступило молчание, которое прервал голос шерифа:
– Мышеловки, сынок? Повтори, я не ослышался?
– Мышеловки, – сказал Гомер. – Он делал сначала хорошие, потом совсем хорошие, потом самые лучшие. И когда в такую мышеловку попадала мышь, то возврата ей уже не было…
Шериф так заслушался, что забыл даже делать свои записи, а Гомер продолжал:
– Но никто не покупал у него мышеловок… И это было даже неплохо, потому что ровно двадцать восемь лет назад мистер Мерфи понял, что ему жалко мышей! И тогда он решил придумать что-то другое… Он думал, думал и наконец додумался до того, что нужны такие мышеловки, которые не делают больно.
Следующие пятнадцать лет, – рассказывал Гомер, – мистер Мерфи истратил на то, чтобы выяснить, каким способом мыши предпочитают попадать в мышеловку, и пришёл к выводу, что лучше всего – даже охотнее, чем за куском сыра, – мыши идут в мышеловку под музыку. И тогда мистер Мерфи понял, что остаток жизни он обязан посвятить изобретению МУЗЫКАЛЬНОЙ мышеловки…
– Которая не делает больно? – спросил парикмахер.
– Которая не делает больно, – ответил Гомер и продолжал: – Было очень трудно, и работал он долго… Сначала он сделал музыкальный инструмент из тростниковых стеблей, вроде маленького органа или большой шарманки, а потом уже стал сочинять мелодию – такую, чтобы мышь, как услышит, сейчас же бежала на неё, как собака на зов. Затем он записал свою мелодию на особый валик, как для шарманки, вставил этот валик в орган, и получилась музыкальная мышеловка…