Правда, никогда ещё дальше споров дело не шло, никогда ещё ни одна из многочисленных идей дядюшки Одиссея не выходила далеко за пределы парикмахерской или кафе.
Но то, что происходило в кафе сейчас, не было похоже на все прочие случаи. Начать с того, что здесь никто с дядюшкой Одиссеем не спорил – ни Гомер, ни мисс Эндерс. А второе, и самое главное, – что если во всех прочих случаях дело упиралось в деньги, которых не было, то на этот раз деньги были. И находились они в кармане у мисс Эндерс. Ну, и в-третьих, что было тоже немаловажно, означенная мисс Эндерс не возражала, после горячей и убедительной речи дядюшки Одиссея, против того, чтобы вынуть эти деньги из кармана и потратить на постройку домов самого современного типа и с помощью самых современных способов.
Прежде чем подошла к концу эта неделя, мисс Эндерс и выбранные ею в помощники судья и дядюшка Одиссей провели уже несколько заседаний, на которых составили план работы, а также написали письма в город Детройт и заказали там всё, что нужно для современного скоростного строительства. Они заказали бульдозеры и грузовики, подъёмные краны и экскаваторы, и ещё формы, чтобы отливать в них целые блоки и получать готовые стены, полы, потолки и крыши. Они также наняли архитекторов и проектировщиков, землемеров и прорабов, шофёров и рабочих.
Мисс Эндерс и сама не заметила, как это произошло, но получилось так, что вместо нескольких домов, которые она собиралась выстроить вокруг своего собственного на принадлежащей ей земле, там был возведён целый квартал, целое предместье – ровно сто домов! Правда, пока ещё они были только на бумаге, в проекте, но её помощники всячески доказывали мисс Эндерс, что именно такое количество домов, куда поселятся, конечно, самые достойные жители города, сможет принести необходимый доход, а следовательно, и выгоду. Дядюшка Одиссей сказал, прибегая в который раз к своему излюбленному сравнению:
– Разве сто́ит, – сказал дядюшка Одиссей, – замешивать тесто, а потом включать машину из-за двух или, там, трёх пончиков? Ясно, что нет! А из-за ста пончиков? Ясно, что такая игра стоит свеч!
Наконец все планы, проекты и расчёты были сделаны, и работа закипела. Расчищалась строительная площадка: спиливались деревья, корчевались пни, выравнивалась земля и прокладывались новые улицы, по бокам которых будут стоять новые дома. Под них уже копались котлованы, где один за другим укладывались фундаменты. И в это же время в специальных формах отливались готовые стены, крыши, полы и потолки.
Гомер однажды приехал на строительную площадку вместе с дядюшкой Одиссеем и мисс Эндерс посмотреть, как идут дела. Дела шли неплохо.
– …Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре… – считал дядюшка Одиссей котлованы с фундаментами. – Бьюсь об заклад, мой мальчик, – сказал он Гомеру, – что ты присутствуешь при начале новой эпохи в жизни нашего города!.. Восемьдесят один, восемьдесят два… Нет, вы только поглядите! К концу недели можно будет заселять…
– …самыми достойными жителями, – напомнила мисс Эндерс.
А вокруг них сновали машины с прицепами, гружённые готовыми стенами и крышами, полами и потолками, оконными рамами и лестничными пролётами, дверными ручками и унитазами, умывальниками, электролампочками и кранами для горячей и холодной воды. И больше того: у каждой готовой стены стоял готовый стол, а под каждым готовым окном была готовая кровать!
– Прелесть! – сказала мисс Эндерс. – Просто прелесть!..
И печать, и радио Сентерберга уделяли, конечно, главное внимание этому строительству.
«Мы присутствуем при рождении чуда, – писала газета „Сентербергский сигнал“ в своей передовой статье. – Разве мог старик Эндерс, когда сто пятьдесят лет назад основал этот город, разве мог он предполагать, что придут такие времена?! Наша газета доводит до сведения своих читателей, что окончание строительства нового квартала совпадёт с празднованием сто пятидесятой годовщины со дня основания города Сентерберга. В составе комиссии по проведению торжеств – судья Шенк и мисс Эндерс. Во время празднования состоится спектакль, в котором могут принять участие все желающие…»
К концу недели грузовики привезли в каждую квартиру, в дополнение к готовому столу и готовой кровати, ещё множество готовых вещей: готовые стулья, диваны, кастрюли, занавески, зеркала и даже картины. Кроме того, перед каждым домом был посажен 1 (один) розовый куст, 2 (два) карликовых кедра и 3 (три) крупнолистых клёна, а также посеяна трава. А позади каждого дома стояли готовые помойные вёдра и неподалёку от них – готовые кормушки для птиц и готовые столбы с верёвками на блоках для развешивания белья. И ещё на каждой крыше были готовые флюгера, и все они поворачивались куда ветер подует…
Но и этим ещё не ограничивался ассортимент готовой продукции. В каждой квартире были уже приготовлены простыни, полотенца и наволочки, и на каждой каминной полке лежал последний номер журнала «Для семьи».
Да, теперь дома были по-настоящему готовы к приёму новосёлов. И новосёлы не замедлили появиться, и это были, конечно, самые достойные жители города.
Заселение отняло очень немного времени, потому что всё было крайне просто – вам надо было сделать всего лишь две вещи: подписать денежное обязательство и повесить свою шляпу на готовую вешалку возле двери.
Все эти дни дядюшка Одиссей был страшно занят: следил, чтобы всё было в порядке и на месте. Не меньше работы было у судьи с мисс Эндерс. Ведь они являлись членами комиссии по проведению торжеств в связи со стопятидесятилетием города Сентерберга.
Помимо всего прочего, дядюшка Одиссей взял на себя ответственность и за освещение улиц нового квартала, а также за то, чтоб они были оснащены указательными табличками. Поэтому первый вопрос, который он задал Гомеру, когда встретил его на улице, был:
– А не видел ты случайно Далси Дунера? Мне он позарез нужен. Хочу срочно заказать ему таблички с названиями новых улиц… Ты не слыхал, наверно, – добавил дядюшка Одиссей с гордостью, – что одну из улиц решено назвать в мою честь – Одиссеевская?!
Гомер сказал, что видел только что Далси Дунера – он входил в табачную лавку на площади, и дядя с племянником поспешили туда, чтобы не упустить этого «самого невыносимого из горожан», как любил называть его судья Шенк. А городские ребята звали его попросту Дунер-Плюнер – за то, что он умел здорово плеваться и метко попадать в цель.
– Эй, Далси! – закричал ему дядюшка Одиссей. – Хочу обсудить с тобой деловой вопрос. Нужны таблички для новых улиц. Понимаешь? Много табличек! Ты спросишь, какие? Ну, во-первых, «Одиссеевская», потом «Эндерс-род», «Эндерс-авеню», «Бульвар Эндерса»… Ну, и так далее. Сделаешь?
– Отчего ж не сделать? – сказал Далси. – Сделать можно. Это мне раз плюнуть.
И он плюнул два раза.
– Только нужно побыстрее, – сказал дядюшка Одиссей. – Послезавтра начинаются юбилейные торжества. Ты получишь немало денег – по доллару за табличку. Всего семьдесят табличек. А прибивать их будешь к фонарным столбам.
– Так, – сказал Далси Дунер. – Значит, только семьдесят долларов. Не думаю, что мой профсоюз согласится с такой оплатой.
– Ну-ну, Далси, там ещё наберётся штук тридцать других вывесок и объявлений. Так что, на круг, сто долларов. Идёт?
– Идёт, – ответил Далси. – Но я забыл сказать, что не смогу прибивать таблички прямо к столбам.
– Почему ещё? – спросил дядюшка Одиссей.
– Мой профсоюз Расклейщиков объявлений и Прибивальщиков табличек не позволяет мне этого. В его уставе сказано, что «любая табличка, сделанная членом профсоюза, должна быть прибита к столбику, сделанному тем же членом профсоюза». И круглая цена за всё вместе – за табличку, яму и столбик – определена в пять долларов…
– Но если нам не надо другого столбика?! – завопил дядюшка Одиссей. – Если нас вполне устраивает тот, на котором фонарь?
– Ничего не могу поделать, – сказал Далси Дунер. – Так говорит наш устав. Можете жаловаться.
– Да, я напишу вашему председателю! – гневно сказал дядюшка Одиссей. – Я объясню ему, что глупо…
– Дело в том, Одиссей, – прервал его Далси Дунер, – дело в том, что я и есть председатель профсоюза Расклейщиков объявлений и Прибивальщиков табличек. А ещё я его казначей и единственный его член. Сам плачу членские взносы, сам их собираю и сам устанавливаю правила. В моём профсоюзе не бывает никаких разногласий…
– Ладно, – сказал дядюшка Одиссей. – Кончим этот разговор. Но ведь ты же не против прогресса родного города? Три доллара за штуку, и всё.
– Пять, – сказал Далси.
– Как хочешь, – вздохнул дядюшка Одиссей. – Тогда, я боюсь, мы попросим кого-нибудь другого.
– Это ваше право, – сказал Далси. – А моё право бастовать. Я проведу сидячую забастовку и испорчу вам все праздники.
– О боги! – закричал дядюшка Одиссей. – Что же ты от меня хочешь? Я ведь ничего не решаю. Но знай, что ты стоишь на пути прогресса! Ты…
Окончания их разговора Гомер не слышал: ему надо было торопиться на генеральную репетицию праздничного представления, где они с Фредди исполняли роли индейцев.
Их должны были выкрасить с ног до головы в кофейный цвет, украсить перьями, а единственной их одеждой будут полотенца вокруг пояса.
Гомер был обязан прийти особенно точно, потому что всё представление начиналось именно с него – с того, как он добывает огонь при помощи трения. Большая часть пьесы касалась исторических событий, рассказывающих о старике Эзекиеле Эндерсе и о том, как привелось ему основать город Сентерберг. Органист местной церкви написал для сопровождения пьесы слова и музыку длиннейшей кантаты и разучил её вместе со своим хором.
Репетиция прошла с блеском. Хористы были в голосе, а исполнители ролей старика Эндерса и других первых поселенцев тоже не ударили лицом в грязь. Нечего и говорить, что Гомер, Фредди и прочие ребята также были на высоте.
Торжественный миг открытия юбилейных празднеств неуклонно приближался.