Он засмеялся колючим резким смехом.
— А взамен душу?
Тоже мне шуточки.
— Ты мне не веришь. Мне это не нужно.
Ни от кого. Я скрестила руки на груди. Он слушал, но сидел по-прежнему боком.
— Я только закончу начатое, и ты уйдешь.
— Пока я в сознании и при памяти, я не позволю лечить меня, чем ты там лечишь! Это варварство оставь для полоумных крестьян! — речь он сопровождал активной жестикуляцией.
Я вскочила со стула — огонёк свечи колыхнулся, едва выжив от внезапного порыва ветра — и заходила по горнице.
— Перелом руки будет срастаться месяц, потом месяц на разработку. И не факт, что кость срастется правильно. Ребра и того хуже. Естественное сращение процесс болезненный и долгий.
— Я уйду и так.
— Это верная смерть.
Он сел на край кровати, прижимая локоть переломанной руки.
— Тебе не все равно?
Мне надоел этот разговор. Надоело его упрямство. Отвернувшись к стене, я смотрела, как увеличенные тени от свечи пляшут по обрывкам пергамента, то съедая их, то вновь рождая на свет.
— Если бы так, ты уже умер бы.
Повисло давящее молчание. Он смотрел на меня тяжелым, очень тяжелым взглядом. Спиной и то я чувствовала этот взгляд.
Я подошла к маленькому оконцу и оттянула вниз веревку с занавесками. Из окна на меня смотрело мое собственное зачерненное тенями отражение. Из-под ракиты донесся еле слышный металлический лязг.
— Ты одна здесь живешь?
Я вздрогнула. Надо будет обязательно проверить цепь.
— В общем, да.
— А не в общем? — он уставился на пистолет, который висел на стене. Коллекционный экземпляр. Свойства оружия он утратил лет семь назад. Хранила я его исключительно для красоты и, может быть, для напоминания, что когда-то, в самом деле, жила в технически развитой Арении.
— Не твое дело.
— Мило, — он перевел взгляд на меня.
— Угу, — я кивнула.
Кто он такой, чтобы я уступала ему?
— Я ни черта не понимаю в этом бесконечном дерьме.
Он злился, отчего у него вздувалась вена на лбу.
— Слова не мальчика, но мужа!
Он стиснул челюсть так сильно, что губы побелили, а на скулах заиграли желваки.
Тупик?
Я подошла к кровати и застыла в нерешительности.
Дарен — ему идет это имя — уперся кулаками в кровать и смотрел на меня из-под лба, напоминая чем-то дракона.
— Ты выиграл.
— Что?
— Да. Можешь оставаться в моем доме, пока ребра сами срастутся. Но имей в виду, что с этой секунды я снимаю с себя всю ответственность за то, что ты здесь можешь увидеть. Да, и не смотри так. Ты сам выбрал.
— Она мне еще угрожает!
Я выдернула из-под него одеяло и забралась на кровать с намереньем протиснуться к стенке.
— Что ты делаешь? — он спросил так, будто я собралась его обесчестить.
— Я ложусь спать. Завтра мне рано вставать. Так что подвинься.
У него было такое выражение лица, будто его ударили обухом по голове.
Прошлой ночью я спала на печи. Но сегодня, когда печь полдня топилась, извините. Спать на лавке тоже удовольствие ниже среднего. К тому же, кровать у меня широкая и вполне годна для двоих.
Я накрылась стеганым одеялом, оставив Дарену второе, и легла головой к печи, ногами к голове мужчины.
Дарен все-таки поднялся с кровати. Боль тут же напомнила о себе. Он схватился за ребра и опустился со стоном на лавку.
В тишине было слышно его тяжелое дыхание и лязг цепи.
Ему стало хуже. Сломанная рука дергалась от болевых спазмов.
Я сползла с кровати и села напротив.
Мои мокрые волосы коснулись его горячей спины — он вздрогнул и поднял глаза. Болезнь делала его беззащитным.
— Позволь мне помочь тебе. Ты же ничего не теряешь, — сказала я.
Он промолчал. Я не стала торопить его. В какой-то момент мне почудилось, что он уснул, но это было не так.
— Я не спрашиваю, как ты собираешься это сделать. Если у тебя получится — я уйду завтра. Если нет…
— Не сомневайся во мне, хорошо?
Когда он поднял глаза, то в них не было злости. Скорее опять тоже неясное чувство, которое я так ненавижу угадывать в людях.
— Ложись — мне так будет удобней.
Он послушался.
— Начинай.
Я сходила за ножом и села на край постели.
— Для начала я осмотрю рубцы.
Он с опаской смотрел на нож.
— Только без глупостей.
— Если б я хотела покалечить тебя, то не стала бы спасать, не так ли?
Он пытался прочесть безумие в моем лице, но безуспешно.
Я разрезала повязку на груди. Рубцы обросли бордовой корочкой, заражения нет.
— Ни хрена себе! — он осторожно потрогал огромные засохшие рубцы.
Перестройка на внутреннее зрение прошла быстро. Глаза, рывком вдавило внутрь черепа и выдавило обратно. На полу раздавленных глазных яблок не оказалось — как всегда, они остались на месте.
— Вид сносный. Нагноения нет — уже хорошо. Легкое… почти в идеальном состоянии — кури поменьше. Печень — тоже неплохо, — говорила я для себя. Мой способ концентрации.
— Ты что… видишь мои внутренности? — он спросил с предыханием, будто его горло сдавливали цепкой хваткой.
— Не то, чтобы вижу… Постарайся расслабиться. Будет чуть неприятно.
Дарен продолжал всматриваться. На лбу выступила испарина, а между бровей залегла глубокая складка. Он не ожидал увидеть такие раны, не ожидал, что получив такие раны, можно выжить.
— Ты слышишь? Я тебе говорю.
— Убери нож.
Я и забыла про него. Чтобы Дарен перестал нервничать, воткнула нож в ножку стола.
Я убрала подушку, чтобы пациент лежал строго горизонтально.
— Имей ввиду, что я буду следить за тобой, — сказал он.
— Сколько хочешь.
Когда-то передо мной стал вопрос: чем я хочу заниматься. Куда я готова направить Силу, которую способна подчинять? Единственной восходящей областью применения было лùкарство. А мне хотелось расти, совершенствоваться, и вместе с тем, делать нечто полезное и нужное людям.
Я выбрала лечить людей. Тем более, что я училась в Школе ли́карских наук Невергейм и собиралась стать лекарем.
Отец рассказывал о магах, которые осваивали стихии. После успешного обучения они могли поднимать в воздух камни и даже дома, другие могли повелевать огнем, третьи — водой. Полученные навыки маги применяли как в строительстве, мореплавании, управлении государством, так и в быту, торговле. Одаренных людей было мало, но всем им помогали найти свою дорогу.
Да, маги и в те времена были особенными и даже избранными. Но тогда к магам относились с уважением. Сейчас же настоящие маги, если и остались, то прячутся, либо скрывают свой дар. По крайней мере, так обстоят дела в Виргане. После убийства императора, кровопролитных сражений магов за свою жизнь, большинство к ним испытывает ненависть и страх.
Бороться со страхом было особенно тяжело, учитывая то, что я маг-целитель и должна лечить.
Я сняла с шеи амулет из слоновой кости в виде скалящегося льва и положила рядом с головой Дарена. В спокойной обстановке собственного дома я могла себе позволить вызвать помощника. Ценность его была колоссальной, лично для меня как для мага-целителя.
Можно было воззвать к своенравной и своевольной пятой Силе, которая помогла мне вылечить Дарена на поле боя. Что довольно энергозатратно. Я сделала проще. Сконцентрировавшись, я призвала духа-помощника, привязанного к амулету. Его возможности позволяли мне задействовать целебные потоки Элини и работать с организмом пациента через посредника.
Скалящаяся морда льва подернулась дымкой. Уплотнившись, дымка превратилась в густой туман в виде львиной морды. Туман зашевелил головой, зарычал и выпрыгнул из амулета в виде маленького льва, который мог уместиться на моей ладони. Вместо передних звериных лап у Лили-Оркуса были человеческие руки — своеобразная награда за хорошую работу. Лев рыкнул и прыгнул к макушке Дарена. Любят духи эффектные зрелища.
Дарен вздрогнул, но видеть и слышать духа он не мог.
Тем временем дух Лили-Оркус, положив руки на голову пациента, подстраивался под его организм. Настроившись, дух сможет руководить химическими процессами.
Обычно я позволяла костям самим срастаться. Лечение ограничивалось жесткой фиксацией сломанной конечности и специальной диетой. Организм постепенно сам выделял строительные вещества, день за днем сращивая кость через образование хрящевой костной мозоли.
Но в данном случае мне требовалось ускорить этот сложный процесс. Я создала вокруг правой руки слабое электрическое поле и провела ею вдоль тела Дарена. Ему нужно было расслабиться и позволить Лили-Оркусу сделать его работу.
Тело от моей руки передавалось больному. Постепенно его мышцы расслабились, дыхание стало ровным и глубоким. Через несколько минут он окончательно заснул.
Я поднесла правую руку к амулету и сосредоточилась на духе-помощнике, подпитывая его своей маной. Подстроившись под организм Дарена, Лили-Оркус оставил десять процентов энергии тела пациента на функционирование всех систем, и направил всю оставшуюся энергию на срастание переломов.
Под контролем духа, в месте перелома запустился процесс образования и пролиферации[15] клеток первичной фиброзно-хрящевой мозоли. Так же, как птица строит свое гнездо, притаскивая глину, веточки, листья, так и организм Дарена принялся строить в местах переломов новую ткань. Я слегка помогла, подтянув прозрачными пальцами переломанные кости друг к другу.
В межклеточном пространстве дух запустил синтез коллагеновых волокон. В хрящевой мозоли из окружающих тканей проросли капилляры, образуя сосудистую сеть мозоли.
Для ускоренного выделения из крови аморфного фосфата кальция нужно было помочь пациенту. Потому как в крови человека не содержится такого большого количества нужного элемента. Я продолжала удерживать сломанные кости вместе, пересев так, чтобы дух напрямую мог брать мою ману. Да, это было опасно, но я доверяла своему помощнику. Лили-Оркус растянул свое тело, превратив практически в веревку с львиной головой посередине, один конец которой крепился к макушке Дарена, а другой, проходя через мою прозрачную руку, в форме полой иглы проткнул его вену на руке. Во