Я не забыл данного себе обещания и как-то раз, выпросив у Маруськи пару бутылок самогонки, навестил своих прежних товарищей по свалке. В «берлоге» ничего не изменилось. Появился только новый обитатель – здоровенный лохматый пес по кличке Чак. Добродушная псина гавкнула пару раз для порядка, а потом, увидев у меня в руках кусок колбасы, приветливо завиляла хвостом. Потапыч осуществил все-таки свою мечту и обзавелся собакой. Правда, не породистой немецкой овчаркой, к коим он питал слабость, а обыкновенной дворнягой.
Вся ватага была в сборе. Увидев меня, обитатели вагончика несказанно обрадовались. Их радость еще более усилилась, когда я достал из сумки «горючее» и закуску.
– А, блудный сын пожаловал! – воскликнул Базилио.
Я был поражен искренности чувств этих обделенных жизнью бродяг. Мне стало даже неловко, когда мы, посидев немного и поговорив ни о чем, стали прощаться. Потапыч вызвался проводить меня и, свистнув Чаку, дошел со мной до края свалки.
– Все. Дальше не пойду, – улыбнулся он, протягивая мне свою мозолистую руку.
Мы обнялись еще раз, и каждый из нас пошел своей дорогой. Я и не предполагал даже, что расстанусь с ним надолго…
«Итак,– подводя промежуточный итог, мысленно рассуждал я. – Со свалки мне, похоже, выбраться удалось. Однако успокаиваться рано, необходимо искать себе новый путь».
В поисках нового пути.
Ночи становились все прохладнее, а по утрам земля стала покрываться инеем, который, впрочем, быстро таял под лучами все еще приятно греющего солнышка. Птицы, собираясь в стаи, начали подаваться в теплые края. Осень, предвестник холодов, вступала в свои права. Листья на деревьях пожелтели и дождем опадали при малейшем дуновении ветерка, устилая землю цветным ковром. Была какая-то особая притягательность в этом увядании природы, готовившейся к приходу зимы.
Работы в саду прибавилось. Мне было поручено заняться обрезкой деревьев и освободить их от засохших сучьев. Хорошо, что у Петра в сарае нашлась бензопила, не то я стер бы ладони до кровавых мозолей. Мелкие ветки легко удалялись с помощью садовых ножниц.
Образовывавшийся мусор мы сжигали на специально предназначенной для этой цели забетонированной площадке в дальнем углу участка. Мне доставляло особое удовольствие наблюдать за язычками пламени, прожорливо поглощающими сухое дерево и превращающими его в пепел. После того, как костер прогорал, зола собиралась в ведра и рассеивалась над грядками. Марья Петровна утверждала, что это самое лучшее удобрение.
Много хлопот доставляла мне уборка опавших листьев. Петровна и слышать ничего не хотела о том, что они не только удобряют почву, но и задерживают влагу, столь необходимую весной для прорастания растений, а также служат убежищем для маленьких червячков и разных полезных микроорганизмов.
Марье Петровне важна была внешняя сторона. Она любила, чтобы все выглядело не только красиво, но и опрятно. Опавшая листва ее просто раздражала. Ей нравилась суровая строгость очищенной земли. Вот и приходилось мне с утра до вечера работать специальными мягкими веерными граблями. Только я сгребу листья в кучу, чтобы затем перенести ее в специально вырытую для этого яму – компост, как тут же подует ветерок, вызывая новый листопад. И все приходилось начинать сначала.
Не скрою, такая монотонная работа не доставляла мне особой радости, и делал я ее по необходимости. Надо было отрабатывать хозяйское гостеприимство. Все чаще меня посещала мысль, что наступает час, несущий в себе перемены.
Между тем наши с Савельичем вечерние прогулки с Джеком становились уже традицией. Петр проникался ко мне все большей симпатией, выражавшейся, впрочем, весьма своеобразно. Он стал запасать пиво в равных долях. Не скажу, что это доставляло мне удовольствие, но делать было нечего. Приходилось терпеть.
Я задумался как-то, почему Петр Савельич с каждым днем относится ко мне все лучше и лучше? Ответ пришел сам собой. Ларчик открывался просто. Кто является отличным собеседником? Только тот человек, который умеет слушать. Каждого в принципе интересует только он сам. Любому человеческому существу в первую очередь важны те вопросы, которые затрагивают его лично. Недаром народная мудрость гласит: «Своя рубашка ближе к телу». Поэтому и говорить мы любим о «себе любимом». Особенно такие словоохотливые люди, как Петр.
Достаточно только проявлять интерес к словам собеседника или делать вид, задавая простые вопросы, свидетельствующие о вашем внимании к говорящему, чтобы тот начал считать вас приятным человеком. Более того. Если дать понять собеседнику, что вам интересен он сам, показать его значимость для вас, то человек начнет испытывать к такому слушателю симпатию. Причем происходить это будет на подсознательном уровне.
Слушая сбивчивые разглагольствования Петра, я молчал и думал о своем, но, чтобы не обижать его, периодически восклицал: «Как интересно! И что дальше?» Или что-то наподобие того.
Как-то раз мы с Савельичем сделали большой крюк. Погода располагала к прогулке. Противный моросящий дождик кончился. Небо прояснилось, и в спускающихся сумерках на нем выступил сияющий серп ночного светила, как бы подавая мне знак, что настал благоприятный момент для серьезного разговора. Луна была в растущей фазе.
Дойдя до футбольного поля, мы, как всегда, расположились на скамейке, подстелив клеенку, которую Петр предусмотрительно прихватил с собой.
– Пусть побегает на воле, – сказал Савельич, спуская Джека с поводка, и, продолжая начатую еще по дороге тему, скороговоркой затараторил: – Так вот. Приезжаем мы с Марьей к поставщику. Знакомому антиквару. Она пошла к нему в лавку, а я занялся машиной. Движок что-то троить начал. Еще по дороге почувствовал. Открываю капот. Начинаю проверять провода, свечи. Вывернул первую. Вроде в порядке. За ней вторую. Третью. Как до четвертой дошел, сразу понял. Вот она – причина. Нагар такой, что и начинающему водителю все ясно будет…
Здесь Петр отвлекся, заметив, что овчарка что-то грызет.
– Фу, Джек! Фу! Выплюнь немедленно! – и, обращаясь ко мне, заявил: – Вот так всегда. Вечно всякую дрянь сожрать норовит! На чем я остановился?
– На том, что на свечке нагар был.
– Вот, вот! Ну и бензин у нас. Глаз да глаз нужен. Не ровен час клапана загнутся…
Далее последовало повествование о качестве бензина, каких он бывает марок и где лучше заправляться. Петра, как всегда, понесло…
– А с движком-то что? – решил я вернуть Савельича к прерванной им мысли.
– Да ничего особенного, слава Всевышнему, не случилось. Заменил свечку, благо у меня всегда с собой запас есть, и порядок. Марья даже ничего не заметила.
– Еще бы! Ты такой мастер! – мне удалось задеть самые сокровенные струнки души собеседника. Это было заметно по его довольной улыбке.
«Сейчас, или никогда», – промелькнуло у меня в голове.
– Петь! У меня к тебе разговор есть, – многозначительно произнес я, дождавшись, когда он допьет пиво из бутылки. – Мы ведь с тобой друзья?
– Конечно. Можешь говорить со мной откровенно. Если что, то я – молчок. Дальше меня твои секреты не уйдут. Даю слово.
Таким обещаниям Петра верилось с трудом. Учитывая его словоохотливость, можно было смело предположить, что при случае он не удержится и обязательно все разболтает.
– Понимаешь, – начал я. – Мне крупно повезло, что на моем пути повстречались такие люди, как ты и Марья Петровна…
Начав с того, что они с Маруськой очень порядочные и добрые люди, которые, несмотря на то, что перед ними был оборванный бродяга, решились довериться ему и предоставили свой кров, я попытался убедить Петра в том, что никогда не забуду их доброту, и что они всегда могут положиться на меня, в том числе и в вопросах реализации товара.
– Но совесть у каждого должна быть! Согласен?
– Конечно, – отозвался Савельич, еще не понимая, куда клонится разговор.
– Вот и я о том же! Живу у вас как у Христа за пазухой. Вы и кормите, и одеваете меня…
– Ну, ты это брось! – решительно оборвал мои рассуждения Петр. – Не просто так. Смотри, какую работу проделал. А на рынке что творишь? У меня так никогда не получится. Скажу откровенно. Еще ни одной продавщице не удавалось сделать такую выручку, как у тебя.
– Да я и не отказываюсь. Всегда готов предоставить в ваше распоряжение свои навыки и умения. Но речь о другом. Кроме субботы и воскресенья, торговых дней, заняться мне особо нечем. Небольшая нагрузка в саду не в счет. А сидеть на шее у хороших людей не в моих привычках. Вот и пришла мне в голову мыслишка. А что, если Марья Петровна мне поможет работу какую-нибудь в городе найти. Так, чтобы можно было и на жизнь заработать, и угол какой-никакой снять. Согласись, что здоровому мужику негоже быть иждивенцем и пользоваться вашей добротой. А назад к Потапычу и его друзьям не хочу.
– Твое стремление мне понятно, – задумчиво произнес Петр и на секунду замолчал, откупоривая очередную бутылку своего излюбленного напитка. Сделав большой глоток, он с теплотой взглянул на меня и продолжил: – Откровенность за откровенность. Понимаешь. Поговорить со своей благоверной не вопрос. Здесь дело в другом. Захочет ли она? Уж больно по душе ей твои способности по реализации товара пришлись…
– Так я уже сказал, что помогать буду. Долг платежом красен. Мне же никто не помешает в выходные дни вместе с вами быть. Как же я без тебя, в частности. И поговорить-то толком не с кем будет.
Последний довод оказался решающим. Петр подумал пару секунд, а потом заговорщицки подмигнул мне:
– Ладно! Не переживай! Как говорится: «Пусть волнуется море – оно большое». Что-нибудь придумаю. А сейчас давай лучше вспрыснем нашу договоренность.
Петр сдержал свое обещание. Я понял это тогда, когда через пару дней Маруська вновь вернулась к разговору о моей женитьбе.
– И как ты себе это представляешь? – не выдержал я. – Ведь у меня ничего нет. Даже документов. А паспорта нет – и человека нет!
– Ну и мужики пошли! – заметила Петровна. – Чего не спросишь – ничего у них нет. Как же ты на работу без паспорта устраиваться собрался? Квартиру или комнату снять еще можно, но остальное? Да… Ну, и задал ты мне задачку. А тут еще дружок твой, муженек мой, пристал. Помоги, мол, да помоги…