ся. Не обошлось. Семидневный евангелист Шуллер понес перед мировым арбитром такое, что в куче не держалось:
— Они (мы) взяли на себя Б@жественную миссию, распоряжаются мирозданием, крутят звездами и планетами как хотят!
— Минуточку! Да какая же это планета, Ваша честь?! Это пузырь, болоид-планетоид! — пытался доказывать дядя Сэм.
Но кому что докажешь?
<ПРИМ. Ничего была планетка, кругленькая, гранитненькая, этакий Катигорошек. Вообще, выбор болоида-планетоида для избиения — это очень важный момент в современном футболе. По правилам, ученый консилиум должен проводить исследования и давать заключения — что за планета, какая планета, сколько ей лет, состав почвы, не является ли перспективной в смысле заселения и развития жизни? Аммиачные планеты, метановые, водные, гранитные, алмазные — какие можно пускать в расход? Понятно, никто таких исследований не проводит, все делается на глазок, и мы как все.>
Дядя Сэм беспомощно разводил руками (он ведь ни в Б@га, ни в Черта не верит, к теологическим дискуссиям не подготовлен) и монотонно отвечал:
— Ваша честь, мы ничего на себя не брали, мы играем в футбол, мы просто играем в футбол, мы просто играем в футбол и не более того!
Мировой арбитр морщился и делал свое дело — мирил:
— Ну что вы, господа! Решите ваши проблемы полюбовно, зачем ссорить Б@га с футболом? Подайте друг другу руки, идите с Б@гом и будьте с головы до ног мне здоровы!
Его честь не разбиралась в футболе, не понимала, что футбол — это все: война и мир, любовь и кровь, Б@г и порог. Я никогда не думал, что мироздание по-настоящему так глупо устроено. Любой промелькнувший семидневный шуллер может повлиять на судьбу Вселенной. Б@же ж мой! Да что ж он там делал, миссионер-семидневник, на этой Б@гом забытой безжизненной гранитной планетке, предназначенной разве что на добывание могильных обелисков? Химичил он там, проводил научные эксперименты с гранитом — проповедовал перед камнем, вдувал душу в гранит, превращал его в воду, а в воде до органики, как известно, рукой подать! Господи, твоя воля, до чего только люди не додумаются!
Делo докатилось до Ватикана, папа пригрозил подать в Высший Суд на Всемирную Лигу (ВСЕЛИ) за причиненный ущерб евангельской миссии, но до Высшего Судии это дело не дошло, ВСЕЛИ решила не связываться с этой старой песочницей, решила дело келейно и оштрафовала ФУФЛО на те же десять тысяч золотых кварков; и пошла бы наша конюшня вместе с ФУФЛОМ по миру, но нашлись, нашлись спонсоры, да и многомиллионная армия тиффози — все как один, спасибо вам, дорогие! — быстренько скинулись, кто сколько мог по своим трудовым шкваркам, а председатель Сур демонстративно достал двумя пальцами из нагрудного кармана две половинки своей старой золотой челюсти и с небрежным великодушием бросил их в общий котел — сначала одну, потом вторую. Это был красивый, широкий жест, и я зауважал председателя Сура.
<ПРИМ. Все обстояло не совсем так. Я не упомянул в отчете, что тиффозных шкварок для штрафа нам все-таки не хватило, и что в дело вмешался сам президент д'Эгролль — это он отстегнул нам из своего личного президентского фонда внушительную сумму на восстановление планетки. Тогда об этом лучше было помалкивать, чтобы ненароком не попасть под копыто Налоговой комиссии Конгресса.>
Кроме того, ВСЕЛИ лишила нас премии в десять тысяч кварков.
— Вот так всели на десять тысяч! — сказал Войнович.
У дяди Сэма была своя арифметика:
— Десять тысяч потеряли плюс десять тысяч не нашли — итого: двадцать, — поправил он.
Более того, произошло чудовищное: тот первый отборочный матч мы выиграли 3:0, но жлобы подали во ВСЕЛИ протест (мол, подбор мячей — это обязанность хозяев полигона, и поэтому мы должны отвечать за причиненный ущерб, — жлобы были правы, к ним у меня никаких претензий, я на их месте поступил бы так же, для жлобов это был единственный шанс найти, что называется, от фонаря (вернее, под фонарем на ровном месте) победных три очка, — и нам засчитали-таки техническое поражение «ноль-три». Хорошенькое начало — мы победили и потеряли три очка на ровном месте.
— «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать», — процитировала мне в утешение фройлен фон Дюнкеркдорфф.
— Это кто сказал? — спросил я.
— Пастернак.
— Он прав, этот Пастернак, — пришибленно вздохнул я. — Наверно, хороший был футболист.
Ворона как-то странно на меня посмотрела. Должно быть, я что-то не то сказал.
Ладно, с кем не бывает. Будем считать, что одно глупое поражение — это случайность. Переживем.
О'к.
БРАГИН.
ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР. Брагин пребывает в каком-то сомнамбулическом амфибрахии. Он, кажется, немного тронулся после истории с этим пастором Шуллером.
— Мы что-то не то делаем, — сказал он мне. — Мы тут в футбол играем, а там жизнь на планете. Там люди живут.
— Какие люди? Какая жизнь на гранитной планете?
— Гранитная, — неуверенно ответил Брагин. — А мы тут со своим футболом.
— Эта планета была безжизненная. Запомни: без-жиз-нен-на!
— Мы же не знаем, для чего она предназначена... Б@г ее знает...
— Я — знаю, — ответил я, не задумываясь. — Я — Тренер, значит, Я — Б@г.
«Много на себя берешь», — прочитал я в глазах Брагина.
«Нормально беру. Тоже мне, блуждающий форвард. Ты не блуждающий, а дрейфующий форвард, потому что ты дрейфишь. Если игрок чего-то не знает или не умеет, то он должен чувствовать, что я, его тренер, знаю и умею, даже если я тоже не знаю и не умею».
БАШИБУЗУКИ.
ВТОРОЙ ОТБОРОЧНЫЙ МАТЧ.
А вот этого черного — не чернокожего, а эбонитового! — арбитра я запомню до конца жизни. За два дня до игры прибыл арбитр Орхидевриус, весь покрытый корой, и с ним двое эбонитовых подсудков — какие-то шоколадные бобчинский и добчинский, — на одно лицо, да и лиц под корой не видно. Мы встретили их, как полагается, как всех арбитров встречаем: хлеб-соль, цветочки, пятизвездочный отель, номер-люкс, акклиматизация, парная с девочками, кофеек с коньячком, обед с борщом (шеф-кок Борщ расстарался), дешевые (то ли по отпускной цене, то ли по себестоимости) шубы для арбитровых жен — колонок, соболя, шеншеля на выбор. Два дня они пожили, как фоны-бароны, остались довольны вроде. Игра. Играли с «БАШИБУЗУКАМИ» (Барнаульский Шлакобетонный завод). Опять легко выиграли 3:0, уже безо всяких происшествий, арбитры отсудили прилично.
— Гип-гип, ура? — спросил дядя Сэм.
— <...> дыра, — ответил я в рифму.
Я как чувствовал: мы арбитрам чем-то не потрафили, что-то им не донесли в нумера. Дядя Сэм подогнал для них «торнадо-квант», сказал: «Спасибо, приезжайте еще», «торнадо» квакнул и умчал их в космопорт, а на следующий день эти недоноски написали рапорт во ВСЕЛИ: мол, мы, хозяева полигона, совали им, арбитрам, взятки, но что, мол, подкуп не состоялся только из-за того, что они, арбитры, хрустально чистенькие и кристально неподкупленненькие. У дяди Сэма от обиды дрожали губы, будто его отлучили от кормящей груди:
— Минуточку! Какие-такие взятки?! — кричал дядя Сэм и загибал пальцы. — Принимали, как всегда и как всех: хлеб-соль — раз, цветочки — два, пятизвездочный отель — три, пятизвездный коньяк — четыре, шеншеля по себестоимости — пять... что еще?.. парная с девочками — шесть! Всех всегда так принимаем! Морду бы им набить, да где ж у них морды, у этих эбонитовых чурбанов?!
Дядя Сэм почему-то не учел, что арбитры эти в самом деле были дикорастущими чурбанами из соцветия — созвездия, то есть, — Южных Эбонитов: хлеб-соль с борщом они не ели, а питались солнечным светом да какими-то акридами-насекомыми, коньяк был для них отравой, они коньяком только полировались, а срезанные цветочки и мертвые шеншеля в подарок они посчитали за оскорбление их растительного достоинства. Я бы им морды набил, если б они не были такими твердыми! Топором порубил бы! Я от злости привычно открыл ногой какую-то затаившуюся стеклянную дверь и тут же приказал дяде Сэму выписать счет на председателя Сури'Нама — все наши издержки за счет ФУФЛА!
Последовали очередные скандалы и разборки, нас чуть не отлучили от ВСЕЛИ, чуть не дисквалифицировали, но пожалели и во второй раз засчитали техническое поражение «ноль-три», опять оштрафовали, опять лишили премии — двадцать тысяч потеряли, двадцать тысяч не нашли — итого: сорок.
Одно глупое поражение — случайность, два подряд — невезуха.
ОБОРВАРЫ.
ТРЕТИЙ ОТБОРОЧНЫЙ МАТЧ. Древний анекдот: «Пессимист мрачно сказал: «Хуже не бывает!» Оптимист радостно ответил: «Бывает, бывает!»
Играли с ОБОРВАРами. Это армейская команда от Общества Орденоносных Ветеранов Армии, но играют там, конечно, не ветераны. В армейских клубах дисциплина нешуточная, играть с ними трудно — равняйсь, смирно, прическа ежиком, длина волос — не более 2 см, все отглажено, травка подстрижена, везде порядок, а порядок бьет класс.
<АЛАВЕРДЫ НАСЧЕТ ПОРЯДКА. Порядок бьет класс при том, что физика (физическая подготовка) у спортсменов примерно одинакова. У нас будет порядок, и мы этим порядком будем бить их класс? Не все так просто — у них ведь тоже есть порядок, но свой, собственный! Порядок бьет класс, но беспорядок бьет порядок. Сумбур, как организация игры, иногда тоже подходит. Настоящий сумбур (есть организованный сумбур, беспорядок — это другое) может вызвать на полигоне сумбур у соперника, и тогда только дело в переключении скоростей — никто ничего не сможет догадаться, тут анархия мать порядка, тут ловля рыбки в мутной воде, — и это нужно; только нужно понимать, как происходит сумбур. Хаос. Броуновское движение на полигоне. Где-то густо, а где-то пусто, где-то куча мала, хруст костей и скрежет зубовный, а где-то в углу полигона кто-то делает вид, что цветочки нюхает, а сам только и ждет пас на пустое место. Партизанщина. Так нужно играть против армии — если нет хороших фуфаек. Для такой игры нужны молодые силы.